Дмитрий Узланер.В каком смысле современный мир может быть назван постсекулярным. Реферат статьи.
Возврат в сферу общественного внимания религиозной проблематики связан с процессом “десекуляризации”.
Для ясности необходимо обратиться к истории термина. Понятие “секуляризация» известно с 1648 г., на переговорах по Вестфальскому миру оно обозначало процесс изъятия ряда церковных земель. В XIX веке понятие превращается в более общее, обозначающее процесс высвобождения культуры в целом из-под влияния религии, прежде всего христианской. По поводу того, как следует понимать это “высвобождение”, и ведутся основные дискуссии. Понятие “секуляризация” до Макса Вебера было лишено нейтральности. В ряде специальных дисциплин термин приобрел особое значение. Однако наиболее влиятельной является социологическая традиция .
В социологии религии тема секуляризации выходит на первый план в 60-е годы XX века. Обратившись к теме секуляризации, социологи обнаружили, что она неразрывно связана с модернизацией. В самом общем значении модернизация — это трансформация аграрного общества в современное индустриальное.
Но модернизация затрагивает абсолютно все сферы общества в.т.ч. религию. Так в рамках теории модернизации появилась тема влияния модернизации на религию. Именно она стала основной для социологов религии. А поскольку в западных странах процессы модернизации ослабляли религию, социологи стали говорить о секуляризации как следствии модернизации.
Социологи переключились на проблематику секуляризации под давлением наблюдаемых ими фактов. Ведущими теоретиками секуляризации выступали, например, Питер Бергер и Дэвид Мартин, —конфессиональные социологи. Уже это свидетельствует о неправоте тех, кто пытается представить секуляризацию как идеологический конструкт, лишенный фактических оснований.
К 1990-м основным содержанием понятия “секуляризация” становится процесс утраты религией своей социальной значимости. Важно, что речь идет не об упадке или исчезновении религии как таковой, но лишь о ее социальной значимости. Итогом секуляризации оказывается не безрелигиозное общество, но такое общество, функционирование которого от религии почти не зависит.
Социологи до конца XX века опирались на очень узкую географическую основу (Европа и отчасти США), но делали выводы общего характера. Это было возможно благодаря уверенности в наличии общего сценария развития. Как следствие идеологии “европоцентризма” возник и тезис о том, что религия и современное общество несовместимы.
Не все события, связанные с секуляризацией, равнозначны: одни являются определяющими, другие — второстепенными. В 1981 году К. Доббелере удачно предложил рассматривать секуляризацию на трех уровнях: на макроуровне (на уровне структуры общества), на мезоуровне (на уровне религиозных организаций) и на микроуровне (на уровне индивида). При этом основополагающим и определяющим является макроуровень. Эти уточнения особенно важны для дискуссии о “постсекулярном” мире/обществе/эпохе и “десекуляризации”: говоря о том, что религия возвращает себе былую значимость, необходимо учитывать, о каком уровне идет речь. Только так можно избежать искушения увидеть во второстепенных процессах свидетельство полноценной “десекуляризации” и начала новой “постсекулярной эпохи”.
Секуляризация на макроуровне означает упадок влияния религии в пространстве структуры общества. Для измерения этого процесса как бы подразумевается, что изначально существует некое идеальное, с точки зрения статуса религии, общество. В настоящий момент ключевым для описания процессов секуляризации является понятие “функциональная дифференциация”. Суть этого понятия в следующем: в процессе усложнения общества возникают обособленные институты (подсистемы), отвечающие за отдельные функции (политика, экономика, наука, семья и т. д.), руководствующиеся собственными ценностями (разделение властей, успех, достоверность и обоснованность, главенство любви и т. д.) и действующие на основе своего средства коммуникации (власть, деньги и т. д.). Религия также становится одной из подсистем: она утрачивает свой статус единой.
На мезоуровне (на уровне религиозных организаций), секуляризация связана с маргинализацией религий: влияние религиозной веры и религиозных институтов на общество нивелируется. Возникает “рынок религий”: более никакая религиозная организация не может претендовать на особый статус в рамках общества в целом, им всем приходится соревноваться друг с другом и с нерелигиозными альтернативами ради привлечения потенциальных клиентов.
Наконец, на микроуровне, то есть на уровне индивида, секуляризация проявляется в приватизации религии: социальное существование человека распадается на публичную и приватную сферы, и религия оказывается вытесненной в последнюю; она становится частным делом человека. Кроме того, вследствие появления рынка религий у человека развивается потребительская установка по отношению к религии: он начинает рассматривать религиозные традиции как товар, который оценивает по принципу “что это мне может дать”. Не религия диктует человеку, каким ему быть, но человек — религии.
Д. Мартин показал, что в протекании секуляризации возможны вариации. “Универсальные процессы” (изменения на макроуровне) затрагивают религию в тех обществах, которые вступили на путь модернизации, прочие же процессы будут зависеть от особенностей каждого конкретного общества. Он постулирует четыре основные модели протекания секуляризации: англосаксонская (ослабление религиозных институтов, сохранение аморфных религиозных убеждений), американская (укрепление религиозных институтов, сохранение аморфных религиозных убеждений на фоне разъедания религиозных содержаний), французская, или латинская (столкновение твердых религиозных убеждений и сильных религиозных институтов с не менее сильными атеистическими убеждениями и группами атеистов), и русская (масштабное ослабление религиозных убеждений и институтов одновременно с их сохранением на полях общества).
Далее автор наполняет структурные построения содержанием.
Помимо структурных и институциональных изменений секуляризация была связана с революцией в сознании. Возникает новое понимание общества и места человека в нем: теперь общество — это совокупность равных и взаимодействующих индивидов. Установления и законы данного общества вытекают из рационального мышления, а не из необходимости соответствовать каким-либо извечным образцам. Возникает светский мир в том смысле, что его существование и развитие отныне не зависит от Бога. Фактически, секуляризация, о которой говорит социология, — это объективация новых светских представлений о мире, обществе и человеке. Совокупность этих представлений можно назвать проектом Модерна. При этом идеи, лежащие в основе проекта Модерна, нельзя путать с секуляризмом как идеологией, направленной на борьбу с религией на всех фронтах. Модерн опирается на новое видение мира, в котором религия не является основополагающей, но при этом никто не запрещает религии выполнять сугубо религиозные функции.
Стоит сказать, что в рамках социологического подхода содержательная сторона секуляризации вплоть до недавнего времени практически игнорировалась. Теоретики секуляризации были уверены, что фактор, вызывающий секуляризацию, — это экономические преобразования. Опираясь на это убеждение, социологи религии полностью игнорировали культурное, идейное измерение секуляризации.
С такого рода экономическим детерминизмом органично связаны представления социологов и о перспективах секуляризации. Поскольку экономическое развитие не может быть обращено вспять, секуляризация — это необратимый процесс. В этом отношении работы западных теоретиков секуляризации мало отличаются от советских наработок в данной области.
В то же время при всем обилии идеологических компонентов социологическое видение секуляризации опиралось на фактический материал, предоставляемый западными обществами. Все эти легко устанавливаемые факты имели место помимо каких-либо неоправданных, идеологизированных представлений социологов религии.
Произошли события заставившие усомниться что современный мир и религия несовместимы. Заявил о себе религиозный фундаментализм — не только исламский, но и христианский. В 1979 году, в Иране произошла революция, целью которой было строительство исламского государства, а в США в заявили о себе новые христианские правые, попытавшиеся сформировать мощное политическое движение. В это же время западные исследователи обращают внимание на дотоле игнорируемый феномен новых религиозных движений. Сюда же можно отнести крушение атеистических режимов в Восточной Европе в начале 1990-х, не в последнюю очередь связанное с деятельностью религиозных организаций.
У теоретиков секуляризации 1960-70-х годов, опиравшихся в основном на опыт Европы, факт высокой религиозной активности в США вызывал значительные затруднения. Сам принцип полагать какое-либо общество образцом для всех других является ошибочным, сама эта дискуссия утратила смысл. Социологам пришлось увидеть мир в его целостности и считаться с этим. Им пришлось отказаться от главного тезиса, определявшего их представление о секуляризации: что модернизация (то есть становление современного общества) и религия несовместимы, что чем больше одного, тем меньше другого. Вместо этого сегодня все чаще говорят о феномене “множественной современности”, то есть о том, что общество может быть современным по-разному (Европа — одна разновидность современного общества, а Иран — другая).
Появление понятия “десекуляризация” как раз и является следствием этого нового открытия мира. Однако при этом отказ рассматривать секуляризацию как универсальное, общемировое явление еще не означает, что она не имеет места на Западе. При этом, однако, нельзя не заметить, что выход на первый план тезиса о постсекулярном мире — это результат не каких-то решающих событий, но скорее нового видения мира, возникшего в результате устранения идеологических помех, которые присутствовали в социологическом понимании секуляризации.
Одним из тех, кто наиболее активно в последнее время пишет о феномене постсекулярного общества в условиях современного Запада, является известный немецкий философ Юрген Хабермас. Он ссылается на следующие обстоятельства. Во-первых, все очевидней становится зависимость современных светских государств и обществ от религиозных традиций и представлений: именно от них все больше зависит воспроизведение чувств гражданской общности и солидарности, разъедаемых господствующими рыночными отношениями. Во-вторых, современные западные общества сталкиваются с новыми религиозными сообществами, которые с большим трудом адаптируются к светским принципам устроения европейских обществ.
Хотя эти новые обстоятельства свидетельствуют, что религия вновь приобретает социальную значимость, следует помнить, не все связанные с секуляризацией процессы равнозначны: определяющим является макроуровень, , а все остальные изменения — лишь производные от него. Процессы, происходящие в западных обществах начала XXI века, никак не затрагивают основополагающий уровень. Они опровергают лишь тезис о том, что судьбой религии в условиях современного общества является неизбежная приватизация. За прошедшие годы секуляризация на Западе (на макроуровне) укрепилась настолько, что даже сама мысль о том, что все может быть иначе, кажется фантастической.
Даже Россия (которую тоже можно отнести к западному миру), несмотря на события начала 1990-х годов, никак не может считаться примером успешной десекуляризации. Современное российское общество в плане секуляризации почти полностью воспроизводит общество европейское: секуляризация на макроуровне (хотя государство и пытается использовать церковь в своих целях), рынок религий (правда, еще только возникающий), низкие показатели религиозности и т. д.
Таким образом, применительно к западным обществам можно лишь с очень большими оговорками говорить о начале постсекулярной эпохи и о какой-либо десекуляризации.
И все же в одном очень важном смысле правомерно утверждать, что Запад медленно входит в постсекулярную эпоху. Если на видимом (“базисном”) уровне секуляризация — неоспоримый факт истории и современности западного мира, то на уровне идей (“надстройка”) начинается явное брожение. Идеи наравне с прочими факторами определяют развитие человечества (поэтому секуляризация — это прежде всего объективированная идея). Наблюдаемое сегодня брожение на уровне идей может оказаться определяющим для будущего.
В последние десятилетия условность таких оплотов Модерна, как “общество” или “религия”, становится все более очевидной. Христианскими теологи пытаются разрушить враждебные светские смыслы этих понятий, чтобы затем противопоставить им христианские представления. Конечно, не только они пытаются воспользоваться крушением идей, лежащих в основании Модерна: множество представителей целого ряда самых разнообразных проектов (исламизм, неоязычество и проч.) желают принять самое активное участие в разворачивающихся на наших глазах культурных войнах. Мы вступили в эпоху культурной войны, и эта эпоха вполне может быть названа постсекулярной в том смысле, что на этой войне Модерн (с его светским взглядом на мир) — всего лишь один из рядовых участников.