— К нынешней ситуации в высшем образовании вряд ли применим известный подход, сформулированный Лениным, — «ухватить центральное звено, чтобы вытянуть всю цепь». Проблем слишком много и они не всегда связаны друг с другом. Но, видимо, наиболее болезненными проблемами, которые требуется решить немедленно, — это отмена или очень существенная модификация принципа подушевого финансирования, отказ от трудовых договоров сроком менее трех лет (за исключением совместителей, привлекаемых для чтения конкретных курсов) и радикальное сокращение учебной, прежде всего аудиторной, нагрузки (без уменьшения оплаты).
Подушевое финансирование, при котором бюджетные выплаты вузу определяются от числа обучающихся на бюджетных местах студентов, крайне негативно сказывается на качестве обучения. Вузы становятся заложниками нерадивых студентов, которых теперь крайне опасно отчислять за неуспеваемость. В одном из известных московских университетов декан предупреждал преподавателей: «Вы можете ставить неуды, но учтите, что каждые десять отчисленных студентов — это минус одна преподавательская ставка». Студент, которому ставят незаслуженные тройки, разлагающе действует на остальных, подрывая их мотивацию. Вообще я убежден, что в хорошем, с высокими требованиями вузе до конца не могут дойти больше 70 процентов поступивших. Можно, конечно, не отказываться от подушевого финансирования, а ввести норму, что количество «бюджетных» студентов, на которое выделяются деньги, фиксируется на дату их поступления на первый курс и далее не изменяется независимо от изменений численности.
Всё шире распространяющаяся практика заключения с преподавателями годичных, а то и десятимесячных трудовых договоров порождает несколько отрицательных последствий. Возникает проблема с научным руководством студентами и аспирантами — оно, особенно в случае с аспирантами, требует не одного года. Возникают проблемы с планированием исследовательской работы (и это проблема скорее вуза, чем преподавателя, который, если он настоящий ученый, будет вести научную работу независимо от того, где у него лежит трудовая книжка). Работодатель в такой ситуации может уйти от обязанности обеспечивать повышение квалификации преподавателя, перекладывая бремя финансирования необходимого обучения на самого работника. Возникает риск разрушения сложившихся коллективов. Вообще в России практически отсутствует практика заключения бессрочных трудовых договоров с преподавателями высшей школы (аналога американских tenure professors) — это делает их положение как наемных работников особенно уязвимым — при «слишком независимом» поведении от преподавателя сравнительно легко избавиться.
Что касается учебной нагрузки, то у российских вузовских преподавателей она самая большая в мире, но это вряд ли повод для гордости. Общий фонд рабочего времени профессорско-преподавательского состава — чуть более 1500 часов в год. Предусматривается, что кроме ведения занятий, научного руководства студентами и аспирантами, приема экзаменов и зачетов и т.д. преподаватель должен еще заниматься научными исследованиями и публиковать статьи об их результатах, вести методическую работу (в нее входит, помимо содержательной деятельности, подготовка большого количества требуемых образовательной бюрократией из Минобрнауки и Рособрнадзора, при этом нередко ненужных и даже просто нелепых, документов), участвовать в воспитательной работе со студентами. Совершенно не учитывается, что к лекциям и семинарам вообще-то надо готовиться. Добросовестный преподаватель, даже если он ведет свою дисциплину не первый год, должен постоянно обновлять курс, учитывать последние достижения науки, приспосабливать материал к особенностям студентов конкретного курса или группы и т.д. Считается, что час лекции или семинара в среднем требует от полутора до двух часов подготовки.
Минобрнауки установило предельную норму учебной нагрузки в 900 часов (60% годового фонда рабочего времени), рекомендовав дифференцировать объем нагрузки по должностным группам. Администрация вузов все чаще считает 900 часов не максимально допустимой, а обязательной нагрузкой. «Дифференциацию» же производят совершенно издевательским образом — например, 900 часов у ассистента, 895 у старшего преподавателя, 890 у доцента, 885 у профессора. Но особо приближенные к администрации преподаватели могут при этом получать при оплате за полную ставку существенно меньшую нагрузку.
В вопросе учебной нагрузки есть еще один важный аспект — ее структура. Определение норм времени на выполнение разных видов работ отдано на откуп руководству вузов, и всеобщим явлением стало предельное урезание норм времени на все виды работ, кроме лекций и семинаров (под шум разговоров о развитии индивидуальной работы со студентами). Доходит до того, что во многих вузах в нагрузке перестают учитывать время на экзамены и зачеты и преподаватель ставится перед выбором — либо отнимать время от лекций или семинаров, тем самым недодавая материал студентам, либо принимать зачеты и экзамены в свое свободное время. По сути дела, проверка письменных работ студентов, научное руководство также ведутся в «свободное» время преподавателя. Мы имеем дело с неоплачиваемым (а значит, в сущности принудительным) трудом, запрещенным международными обязательствами, Конституцией и трудовым законодательством России. В результате манипуляций с нормами непропорционально большую часть нагрузки составляет то, что в нашем профессиональном просторечии называется «горловыми» часами, преподаватели вынуждены работать на износ, превращаясь в загнанных лошадей (которых, как известно, пристреливают), заболевания гортани становятся профессиональными, хотя официально таковыми не признаются.
Все описанные проблемы имеют весьма интересные последствия. Преподавателям начинает не хватать часов на полную ставку и их принуждают переходить на дробные части ставки, ставя перед выбором — либо согласие на такой переход, либо увольнение. Традиционно читаемых курсов начинает не хватать, чтобы набрать необходимый объем часов (тем более что по многим дисциплинам стандарты и учебные планы урезают их объемы), и преподавателей заставляют брать на себя ведение новых для них курсов, часто вместо уволенных из-за «недостаточного объема нагрузки» коллег. Качество образования, мягко говоря, не выигрывает.
Профсоюз «Университетская солидарность» сформулировал в качестве одного из центральных своих лозунгов, применяемое в том числе и в виде тега «#520/180», — максимальная учебная нагрузка 520 часов в год, что составляет примерно треть годового фонда рабочего времени, аудиторная («горловая») нагрузка — не более 180 часов. Выполнение требования приблизит нас к условиям труда наших коллег за рубежом, будет способствовать повышению качества образования и сделает необоснованным запланированное и идущее радикальное сокращение численности преподавателей.
— Удалось ли решить задачи по повышению зарплат преподавателям вузов в нашей стране, что предусматривали «майские указы» президента?
— Если рассматривать реальную ситуацию, а не официальные отчеты и рапорты ректоров и министра образования, то — категорически нет!
Задача повысить заработную плату профессорско-преподавательского состава не сопровождалась поручением обеспечить адекватное финансирование. Поскольку ректоры оказались под угрозой наказания вплоть до увольнения за невыполнение указов, они стали использовать три метода: сокращать численность преподавателей (как количество ставок, так и людей), повышать интенсивность труда оставшихся путем манипуляций с нагрузкой, заниматься бухгалтерско-статистическими махинациями (это отдельная и очень интересная тема). Типичной является такая ситуация: когда в любом вузе ректор или проректор гордо называет на собрании коллектива размеры средней заработной платы, в зале начинается шум — присутствующие начинают искать счастливцев с такой оплатой или просят «показать такого доцента».
Даже в случаях, когда номинальная оплата за ставку растет, преподаватель часто остается с прежним или даже уменьшенным уровнем оплаты при фактически возросших объеме и интенсивности труда. Размер заработной платы относительно трудозатрат падает повсеместно.
Нужно, конечно, иметь в виду, что сокращение численности преподавателей — это не только инициатива ректоров в решении задач по исполнению «майских указов», но и официальная политика правительства, она сформулирована в «дорожной карте» развития образования и науки, принятой в конце декабря 2013 года и скорректированной в апреле 2014 года. В соответствии с ней количество преподавателей к концу 2018 года должно по сравнению с 2012 годом уменьшиться на 40 процентов.
— Павел Михайлович, а как вы относитесь к введению системы «эффективных контрактов» в ВУЗах?
— По ряду причин очень настороженно. Первая причина. Эффективный контракт, увязывающий оплату труда с его продуктивностью, требует достаточно надежного измерения эффективности или, точнее говоря, результативности деятельности работника. Но результат работы (прежде всего именно образовательной деятельности) отдельного преподавателя измерить практически невозможно. Применительно к научной работе и публикационной активности возможны библиометрические показатели результатов (цитируемость, пресловутый Хирш, которым меряются научные работники и т. п.), но они слишком формальны и серьезно критикуются академическим сообществом как в России, так и за рубежом.
Вторая причина. Многие ректоры впихивают в эффективный контракт совершенно безумные требования и показатели. Например, перекладывают на преподавателя обязанности администрации по привлечению грантовых средств или коммерческих заказов, часто совершенно без учета специальности (интересно, какие коммерческие НИР должны приносить историки, или преподаватели иностранных языков, или преподаватели физкультуры?), по привлечению обучающихся на коммерческой основе и т. д.
Третья причина. Есть явная тенденция при введении эффективных контрактов резко сокращать гарантированную (постоянную) часть оплаты, то есть оклад и компенсационные выплаты, и расширять переменную часть, усугубив те негативные явления, которые и без того порождены так называемой НСОТ, введенной постановлением правительства в конце 2008 года.
Наконец, авторы идеи «эффективного контракта» не учли существования так называемой волны де Брюйна (может, просто не знали об этом феномене): чем больше руководство полагается на количественную систему оценки эффективности, тем сильнее стимулы для работников демонстрировать неадекватное поведение.
«Эффективный контракт» мог бы быть приемлем при следующих условиях: фиксированный и при этом высокий постоянный оклад (и именно ставка, а не весь размер оплаты, должна сопоставляться со средним уровнем зарплаты в регионе), надбавки за дополнительные виды работ и особые достижения при четко прописанных и прозрачных критериях их назначения.
<…>
— Как вы относитесь к инициативе ограничить двумя сроками пребывание ректора на своем посту?
— Знаете, такая норма абсолютно правильна для высшей государственной должности в государстве или в субъекте федерации, она может быть желательной в общественных и политических организациях (в них, правда, она может привести к конфликтам между формальными и неформальными лидерами), но уже применительно к депутатам выглядит сомнительно. А в образовательных и научных организациях может оказаться просто вредной. Одно дело, если мы имеем дело с постсоветским «эффективным менеджером» по пятачку за пучок — правда, встает вопрос, нужны ли такие в вузе вообще, а не то что два срока. Совсем другое — ректор-основатель или ректор — лидер научной школы. Тут к вопросу следует подходить с максимальной осторожностью.
— Что вы можете сказать о таком распространенном сегодня явлении, как слияние вузов?
— Слияние любых организаций — довольно болезненный процесс. И применительно к такой деликатной и чувствительной сфере, как высшее образование, любое решение о слиянии вузов должно рассматриваться индивидуально, с оценкой всех возможных последствий, после серьезного обсуждения с участием всех заинтересованных сторон.
— Как вы оцениваете стремление многих университетов попасть в международные рейтинги? Улучшает ли это качество образования?
— Здесь мы имеет типичное бюрократическое извращение с постановкой средств на место цели. Не качество возрастет из-за попадания в рейтинги, а попадание в рейтинги (ни в коем случае не являющееся самоцелью) может быть результатом повышения качества образования. Вообще придание гипертрофированного значения формальным показателям очень искажает процессы в социальном управлении. Проявляется известный «закон Кэмпбелла», гласящий: «Чем более какой-либо количественный социальный индикатор используется для принятия социального решения, тем больше будет он подвержен искажающим влияниям и тем более вероятно он будет извращать и нарушать социальные процессы, контролировать которые он предназначен». Но у меня есть всё более крепнущая уверенность, что наши управленцы даже имени Кэмпбелла никогда не слышали.
А вообще-то возникает впечатление, что идея проекта «5 — 100 — 20» (пять российских вузов в первой сотне рейтинга к 2020 году) была пролоббирована исключительно с целью повысить государственное финансирование нескольких университетов.
<…>