На основе каких источников можно изучать динамику чтения в XIX веке?
О динамике чтения в России первой половины XIX века известно немногое. Источники фрагментарны, малосопоставимы и почти не носят количественного характера. Единственное, что мы знаем достоверно, — сколько книг выходило в тот или иной год и каким тиражом. Соответственно, если книга вдруг вышла вторым изданием, как, например, роман Булгарина «Иван Выжигин», — значит, был спрос, книга разошлась. Такое бывало нечасто. Другой поддающийся измерению показатель популярности книги — количество рецензий на нее. Если книгу отрецензировали в нескольких изданиях, означает, что она вызвала повышенный интерес. Правда, это верно только применительно к литературе достаточно элитарной. Низовые (лубочные) книги долгое время почти не рецензировались — отклики на них начали появляться только с 1840-х годов, сначала в журнале «Библиотека для чтения», потом в «Отечественных записках», которые стремились контролировать все литературное поле. Они рецензировали почти все, что печаталось в стране; соответственно, появлялись рецензии на любые, в том числе и низовые книги. Еще одним источником сведений о круге чтения в тот период служат критические статьи, в которых рецензенты нередко писали о том, как воспринималась та или иная книга. Однако к подобным высказываниям нужно относиться весьма осторожно, поскольку зачастую они писались друзьями или, напротив, врагами автора и, следовательно, не отражали реального положения дел.
О ситуации второй половины XIX века мы уже располагаем ценными свидетельствами, что связано с возникновением в 1860-х годах такой институции, как земство. Оно занималось обследованием экономических и социальных условий жизни населения (главным образом крестьянства), в том числе уровня грамотности, круга чтения, источников получения книг и т.д. Такие обследования, иногда очень детальные и квалифицированные, были проведены в различных регионах. Земства публиковали эти материалы, много неопубликованного до сих пор хранится в архивах. Это ценнейший источник. Кроме того, интеллигенция, заинтересованная в идеологическом воздействии на «народ» (как именовали мещан, купцов, но прежде всего крестьян), стала изучать его чтение. Был проведен ряд исследований по стандартизованным программам, которые печатались в журналах, например, в «Русской мысли». Интеллигенция стала создавать библиотеки для народа, и работники этих библиотек изучали чтение своих пользователей; их статьи, в том числе с количественными данными, печатались в «толстых» журналах и в земской периодике. В конце XIX века видный исследователь чтения Николай Рубакин опубликовал «Этюды о русской читающей публике», где речь шла не только о крестьянах, но и о рабочих. Многие библиотеки — от Императорской публичной и Библиотеки Румянцевского музея до библиотек для народа — ежегодно выпускали отчеты, в которых есть сведения о популярных книгах и о читаемых журналах.
Автобиографические материалы позволяют делать какие-то выводы о структуре чтения?
Свидетельства о чтении в воспоминаниях появляются часто. Но нужно учитывать, что воспоминания — это определенный литературный жанр со своей поэтикой. Автор выстраивает в нем собственный образ. Поэтому, когда описываются времена детства и юности, свидетельства о чтении встречаются часто, но когда человек пишет о взрослой жизни, он редко cообщает о своем круге чтения, если только он сам не литератор. Другой важный источник информации о чтении — дневники; в них и нелитераторы нередко пишут и о читаемых книгах, и о впечатлениях от них. Иногда (это считанные случаи, но они тоже любопытны) люди вели специальные читательские дневники и довольно развернуто записывали свои впечатления от прочитанного.
Как менялось число читающих и грамотных на протяжении XIX века?
В 1820—1830-х годах грамотными в стране были, по моей оценке, порядка 5% населения, а к 1917 году — немногим более трети. Конец XIX и начало XX века — это период интенсивнейшего приобщения населения к чтению. Скачок был связан с созданием земских школ. До них в сельской местности существовали немногочисленные церковно-приходские школы и школы в имениях, создаваемые помещиками. В основном в деревне детей обучали родители, если были грамотны, или люди, за небольшую плату обучавшие нескольких человек, — монашки, старые отставные солдаты. Когда земства в 1870—1890-х создали большое количество школ в сельской местности, их посещали не все мальчики, а тем более девочки, но все равно учащихся стало гораздо больше. Кроме того, в 1874 году была проведена военная реформа: военная служба стала обязательной, причем требовалось, чтобы солдат был грамотен, поэтому в армии были созданы школы. Поскольку срок службы был значительно сокращен, после службы многие возвращались в деревню и пополняли ряды грамотных.
Долгое время в крестьянской среде не хотели посылать детей в школу. Считалось, что мальчик должен помогать в работе, а в школе ему делать нечего — грамотность крестьянину не нужна. И только длительная пропагандистская деятельность земской школы, с одной стороны, и появление социальной необходимости в грамотности, с другой, изменили отношение крестьян к чтению.
Применительно к XIX веку нельзя говорить о «читателях вообще». Одно дело — человек, который читает регулярно. А если он осилил в год одну лубочную книжечку в шестнадцать страничек? Он читатель или не читатель? Пришел в деревню офеня (бродячий торговец книгами), принес книжки, крестьяне купили несколько, а потом еще год он не появится, а новую книжку взять негде, и жители этой деревни ничего не читают. Более или менее регулярными читателями становились лишь менее половины грамотных. Многие вообще разучивались читать, потому что у них не было постоянной практики. По слогам они могли что-то прочесть, но на деле ничего не читали.
Что читали крестьяне?
Чтение художественной литературы в народной среде не поощрялось. Смысловые основания для жизни крестьянину давала религия. Поэтому духовная литература рассматривалась как полезная, а художественная воспринималась как пустой вымысел — басни, сказки. Конечно, для развлечения почитать подобные книги можно, но это не то, что дает смысл жизни. В первую очередь читали жития святых, очень немногие — Новый Завет, а уж Ветхий Завет — считанные люди, если говорить о православных. Совсем другая ситуация была у старообрядцев, среди них почти все были грамотны, в том числе женщины, и считалось, что всем нужно самостоятельно читать Библию, а по возможности и полемические сочинения по религиозным вопросам.
Среди крестьян было широко распространено коллективное чтение: грамотные читали вслух односельчанам; дети, посещающие земскую или церковно-приходскую школу, — своим неграмотным родителям. С печатными текстами знакомилось в несколько раз больше людей, чем непосредственные их читатели.
Читательские интересы крестьян и рабочих различались?
В круг их чтения за немногими исключениями не проникали классика и «интеллигентская» литература, но рабочие читали более сложные тексты. Если у крестьян были популярны сказочно-фольклорные и исторические повести, то в городе интересовались произведениями более современными и более сложными для восприятия. Я бы не назвал их социально-проблемными, но их действие нередко происходило в современной среде, они были больше по объему, более психологизированными по сравнению с имевшими успех у крестьян. Но не следует забывать, что в России рабочих как таковых было немного. Они работали на заводах в крупных городах. Но на ткацких фабриках и подобных предприятиях работали отходники, то есть крестьяне, летом возвращавшиеся в деревню для сельскохозяйственных работ. Кто они — рабочие или крестьяне? В городе отходники усваивали стандарты городского мировосприятия и культуры и несли их в деревню. С другой стороны, в городе они были представителями сельского мировосприятия — и по своим эстетическим вкусам, и по уровню понимания. Поэтому четкой границы между двумя аудиториями не было.
Какую роль в динамике чтения играли библиотеки?
В 1830-х министр внутренних дел предложил губернаторам открыть губернские библиотеки, но никаких ассигнований на эти цели сделано не было. В результате во многих губерниях их открыли, но чисто формально: книг там было мало, подбор их случаен, работали они лишь несколько часов в неделю и вскоре почти везде закрылись. Более или менее широкое распространение библиотек началось во время «оттепели» и «перестройки» после смерти Николая I, то есть во второй половине 1850-х. В губернских и уездных городах возникли платные «библиотеки для чтения». Абонемент приобретался на время (месяц, год), причем в одной и той же библиотеке были разные виды абонемента: по одному можно было читать новые книги и журналы, по другому можно было взять меньше изданий и не столь новых. В ряде городов открываются муниципальные библиотеки. Иногда они тоже были платными, но основной содержатель — город. Начинают появляться библиотеки при клубах — закрытые, только для членов, но нередко и люди со стороны получали возможность ими пользоваться. Земства сначала открывают библиотеки при народных школах, а потом и отдельные — так называемые народные библиотеки. Библиотеки для народа можно было комплектовать только на основе книг, включенных в каталог, утверждаемый Министерством народного просвещения. В ряде губерний земство рассылало по народным библиотекам типовой комплект на 100-150 книг. В основном там были научно-популярные книги по астрономии, географии, истории и некоторые произведения классиков, которые считались понятными «народному» читателю, а также книги о рациональном ведении сельского хозяйства; в некоторых случаях жития святых.
Почему за чтением крестьян так строго надзирали?
Считалось, что человек просвещенный правильно понимает тексты и умеет их воспринимать критически, а малообразованный может сделать неверные выводы, что будет иметь плохие последствия. Это касалось не только комплектования библиотек, но и книгоиздания. Так, после цензурной реформы 1865 года книга отечественного автора объемом более 10 печатных листов не должна была проходить предварительную цензуру: издатель просто отдавал ее в типографию, книга печаталась и поступала в продажу. Если в ней потом обнаруживалось что-то «вредное», ее могли запретить. Власти полагали, что подобная книга адресована людям образованным и сравнительно состоятельным, поскольку стоила она недешево. А книги, адресованные крестьянской аудитории, были невелики (один-два печатных листа), поэтому все они проходили предварительную цензуру.
Чем объясняется определяющая роль толстого журнала для русской литературы XIX века? Почему был избран именно такой формат?
Определяющая роль толстого журнала для русской литературы XIX века связана с тремя обстоятельствами. Первое — громадные пространства страны и слабо развитые средства сообщения. Железные дороги появились достаточно поздно и сначала охватывали только европейскую часть России. Простые дороги были плохи, транспортировать книги по ним было дорого и ненадежно. А вот институт почты был создан довольно рано и работал неплохо. Конечно, человек мог заказать по почте и конкретную книгу по издательским каталогам или объявлению в газете. Но если журнал поступал гарантированно, то заказ книгопродавцы могли не выполнить или ошибиться и прислать не то издание. Второе обстоятельство — малочисленность культурной элиты и ее рассредоточенность по пространству страны. Многие дворяне жили в своих поместьях, что не способствовало развитию книжной торговли: появляется в уездном городе книжный магазин, а люди редко-редко посещают его. Третье — не слишком высокий культурный уровень даже элиты, плохо ориентировавшейся в том репертуаре книг, который предлагала книжная торговля.
Толстый журнал брал на себя отбор текстов для чтения. Он был универсален, то есть содержал разные типы текстов: не только художественную литературу, но и рецензии, публицистику, путевые заметки, исторические статьи, статьи по хозяйству. Поэтому он мог удовлетворить читательские запросы всех членов семьи.
Правильно я понимаю, что повестка толстого журнала диктовалась не только эстетическими, художественно-критическими представлениями редакции, но и ее политическими, мировоззренческими установками?
В XIX веке у журналов была не политическая, а идеологическая программа. Власть не позволяла обсуждать вопросы политического характера. После ослабления цензурного контроля с 1865 года идеологические программы журналов постепенно становятся все четче и четче. Для многих подписчиков идеологическая направленность журнала была важнее, чем публикуемые в нем художественные произведения. Целый ряд изданий уделял не очень большое внимание литературному отделу. Скажем, радикально-демократический журнал «Дело» был чрезвычайно популярен, а печатал по большей части такие литературные произведения, которые давно забыты, да и тогда особого успеха не имели. В то же время в «Русском вестнике», который начинался как либеральный журнал, но с конца 1860-х годов перешел на консервативные позиции, неприемлемые для большей части читательской аудитории, печатались Толстой, Достоевский, Лесков, Фет. И в плане художественной ценности публикуемых произведений он был, наверное, лучшим в этот период. К концу XIX века идеологические и эстетические программы журналов сильно дифференцировались, возникли во многом антагонистичные лагеря. Трудно представить, чтобы литератор, печатавшийся в «Русском вестнике», появился в журнале «Русская мысль» (такое произошло только с Лесковым, причем в «Русской мысли» он появился лишь через пятнадцать лет после «Русского вестника»).
Чем отличалась аудитория газеты от аудитории толстого журнала? Они пересекались?
Читатели низовых газет («Петербургский листок», «Петербургская газета», «Московский листок») журналов не читали — там был подвал, где из номера в номер печатались романы, сценки и стихи. Такая газета полностью покрывала круг интересов своего читателя. Были и солидные издания, печатавшие прозу, например, «Русские ведомости» — профессорская газета, где иногда помещали рассказы, или «Новое время» — газета для широкой культурной аудитории, но не элитарной. В ранний период там печатали романы, регулярно рассказы, но это был второстепенный материал. «Новое время» — газета с хорошо поставленной службой информации, имевшая зарубежных корреспондентов, дающая знания по широкому кругу вопросов. Ее читали не все, но очень многие, в том числе люди разных идеологических взглядов. В дневниках можно найти немало заявлений такого характера: «Терпеть не могу эту газету, но читаю». Читатели серьезных газет обращались и к «толстым» журналам, причем, если не принимать во внимание литераторов, то в большинстве случаев читался один журнал, максимум два.
Что читали женщины?
О женском чтении известно гораздо меньше, чем о мужском. Подавляющее большинство мемуарных и эпистолярных свидетельств о чтении принадлежит мужчинам. В низовой аудитории читательниц было очень мало, поэтому свидетельства в этой среде характеризуют опять-таки мужскую аудиторию. Исследователи и публицисты того времени почти все были мужчинами и женскому чтению внимания не уделяли. А феминистское движение в России возникло только в начале XX века. Специальных ретроспективных исследовательских работ о чтении женщин также почти нет.
Однако имеющиеся материалы позволяют заявить, что тексты авторов-женщин пользовались среди женщин высокой популярностью. Это не значит, что женщины не читали суперпопулярных писателей типа Тургенева, Достоевского, Толстого и Гончарова. Но были авторы-женщины — П.А. Лачинова, Е. Тур, Е.П. Растопчина, в мужской аудитории не очень популярные, а в женской читавшиеся достаточно широко. Кроме того, у женщин имели живой отклик произведения, затрагивавшие проблематику любви и семьи, например, «Анна Каренина».
Можно ли было обеспечить себя литературным трудом?
Литературный труд с середины XIX века неплохо обеспечивал литератора, особенно если последний налаживал тесные связи с определенным журналом или газетой. Жить на вольных хлебах в последней трети XIX века тоже было можно, но только прозаику или переводчику. Поэзией прожить было нельзя.
Как складывался литературной канон XIX века? Мы смотрим на него сквозь призму советского учебника, но ведь он существовал в каком-то виде задолго до советской эпохи.
Классика — это, по сути, то, что изучают в классах. Русский литературный канон был сформирован Белинским и его последователями — преподавателями русской литературы. Первая программа преподавания истории русской литературы была создана для военно-учебных заведений опытными педагогами А.Д. Галаховым и Ф.И. Буслаевым. До них такого курса не было — изучалась литература, но не история литературы. Галахов впоследствии подготовил хрестоматии и учебники по истории русской литературы, с энтузиазмом воспринятые многими преподавателями литературы в гимназиях; уже тогда, в 1840-х, были сформированы основы канона. Позднее он почти не модифицировался. Потихонечку «вычищали» авторов XVIII века, но это нормальная практика — более старое везде вытесняется, остаются ключевые фигуры. Добавлялись те, кто появился позднее: Тургенев, Толстой, Достоевский, Гончаров, но основной набор сохранялся. По подходу, по эстетическим вкусам те, кто работал над каноном позднее, ориентировались на Белинского.