Как пояснил в начале встречи о.Алексий, книга родилась из многочисленных бесед с прихожанами, «осмысленных пастырским опытом». Причем вопросы об исповеди задавали не только прихожане московских, но и провинциальных приходов, в которых довелось служить о.Алексию за 20 с лишним лет своего священнического стажа. За это время у священника сложилось убеждение, что тема исповеди «почти не отрефлексирована» в церковном сообществе. С одной стороны, выпущено множество книг об исповеди, которые, увы, можно назвать «скорее вредными», констатировал о.Алексий. В качестве характерного примера он привел книжку «Исповедаю грех, батюшка» питерского священника Алексия Мороза, которая «переиздавалась раз сто». Эту книгу выступавший считает «наиболее вредной», т.к. она «извращает само понятие исповеди». Что же касается перечисления грехов, то оно в этой книге «наиболее полное»: только оглавление перечня грехов занимает страниц 50. О.Алексий Уминский привел наиболее одиозные примеры: «грех шпионажа против своей родины», «грех непринятия на работу людей своей национальности», «грех непочитания особ царственной фамилии» и т.д. «Меня умилило: в грех вменяется дружба с лицом другого пола — страшно представить, какая греховная дружба могла бы быть между людьми одного пола!» — горько иронизировал о.Алексий Уминский, добавив: «Увы, это совсем не смешно — книга наносит серьезный вред».
В то же время, литературы, которая «всерьез поднимает тему исповеди», на сегодняшний день мало, продолжил он. Что такое подлинное покаяние, каким образом это таинство двигает человека вперед, каким образом оно делает отношения с Богом личными, открывает душу человека для Бога? По словам о.Алексия, на эти вопросы он попытался ответить в своей книге. Прежде чем начать отвечать на записки с вопросами, автор отметил, что книга «носит немного категоричный тон», что связано с особенностями характера: «Иногда я бываю слишком категоричным, книга несет отпечаток моего несовершенства».
Вопросов было множество. Как быть, если священник не дослушал исповедь до конца, считается ли она «действительной»? О.Алексий объяснил, что «ничего страшного в этом нет». Он предложил оценить ситуацию с точки зрения священника: как правило, ему приходится принимать исповедь во время богослужения, и он сам «непонятно, где находится в этот момент». «Если священник может не дослушать богослужение, и это воспринимается прихожанами нормально, то в какой-то момент священник может также не дослушать и кого-то из людей». Кроме того, исповедующихся так много, а «священник тоже человек», и, по опыту о.Алексия, примерно на 20-м исповеднике «внимание кончается». С точки же зрения исповедующегося, боязнь того, что не все грехи и не до конца названы — это проявление «глубокого непонимания» сути исповеди и «глубокое недоверие Богу». Потому что кающемуся не хватает веры в то, что он приносит свои грехи именно Христу, который «видит глубокую серьезность вашего отношения к себе и желание избавиться от грехов».
О.Алексий поделился своей надеждой: «Может, со временем в храмах будет выделен специальный день, когда будет только исповедь. Во все остальные дни исповедь будет только для тех, кто по инвалидности или по многодетности, по каким-то другим причинам не смог присутствовать в эти дни… Тогда исповедь будет осмысляться по-другому». Сегодня же зачастую исповедь воспринимается как некая «бухгалтерия»: все или не все грехи перечислил кающийся.
С отношением к исповеди связан и вопрос об обычае исповедоваться перед причастием. О.Алексию многократно приходилось отвечать на этот вопрос, и каждый раз он говорит о том, что «канонического правила исповеди перед причастием не существует», что это русская церковная традиция, сложившаяся в те времена, когда причащались редко, раз-два в год, и говение перед причастием было необходимо. Сейчас, когда приходские общины возникают как общины евхаристические, когда верующие стараются причащаться за каждой литургией, «смысл подобных практик пропадает, более того, они становятся серьезным препятствием в жизни человека». Если прихожанин живет церковной жизнью, почитает праздники, соблюдает посты (а, как известно, постных дней в православном календаре больше, чем скоромных), старается жить по Евангелию, «ему нет необходимости исповедоваться перед каждым причастием», считает о.Алексий. Достаточно взять благословение у священника или, что равноценно, неформально поучаствовать в общей исповеди (ее нельзя считать полноценным таинством), что практикуется в некоторых многолюдных приходах. Иначе таинство исповеди профанируется, сводится «к билетику на причастие».
В то же время новоначальным о.Алексий священник рекомендовал не пренебрегать частой исповедью, т.к. для них исповедь и беседа со священником является как бы «продолжением катехизации». Кроме того, он обратил внимание на то, что нормы подготовки мирян и священнослужителей к причастию значительно отличаются (например, священники «редко когда читают три канона», не исповедуются и не постятся перед каждым причастием), и призвал «сблизить» эти нормы.
О.Алексия спрашивали о том, как справиться с «хроническими» грехами, которые приходится исповедовать из раза в раз; с какого возраста и как готовить к исповеди ребенка; как простить человека, причинившего большое зло, насилие; «как понять, что ты простил»; какова роль священника в таинстве исповеди; в чем смысл епитимьи и т.д. На все вопросы священник отвечал обстоятельно, используя примеры из своего пастырского опыта.
Последняя записка касалась Великого поста: «Что можно и что нельзя в пост?» «Мы привыкли, что Великим постом мы себя умерщвляем, а я хотел бы пожелать нам всем ожить во время Великого Поста», — этими словами о.Алексия завершилась встреча.