Самые ранние повествования о палестинской отшельнице Марии из Египта можно с большой долей вероятности отнести к VII - VIII векам, когда, видимо, появились первые версии Жития подвижницы (более точное название — Житие преподобных Зосимы и Марии), на основании которых был написан канон, скорее всего, принадлежащий перу преподобного Иоанна Дамаскина (конец VII - 1-ая половина VIII века)[1]. Не исключено, что автором жития, несмотря на сомнения некоторых ученых, является Патриарх Иерусалимский Софроний (скончался в 644 году)[2]. При этом самым ранним текстологическим свидетельством существования Жития в IX - X веках остается Синаксарь Константинопольской церкви X века (кодекс Сирмунда), где содержится сокращенная версия Жития, получившего широкое распространение в последующие века и вошедшего в сборник житий святителя Дмитрия Ростовского (XVIII век).
Однако современные исследователи выражают сомнения в исторической достоверности Жития Марии Египетской в том виде, в котором оно оформилось предположительно к VIII веку[3]. Аргументом здесь выступает прежде всего ярко выраженный беллетристический характер повествования Жития, делающий его по сути «агиографическим романом». Также критиков смущает чудесный элемент, содержащийся в тексте (о возможном смысле чудесных сцен в Житии мы скажем подробнее чуть ниже). Но основным свидетельством того, что Житие частично придумано, является наличие ряда историй у некоторых древних авторов, очень сходных с повествованием о Марии Египетской. Учеными высказываются небезосновательные предположения о том, что эти истории могли послужить источником для составителей Жития. Рассмотрим их.
Первая история содержится в «Луге Духовном» Иоанна Мосха (конец V - начало VI века). Там в главе 31 рассказывается о двух старцах, которые «шли однажды из Эгов в Тарс[4] и зашли в гостиницу, чтобы отдохнуть. <...> В гостинице они нашли троих молодых людей, отправляющихся в Эги, и с ними была блудница. Старцы сели поодаль. Один из них, вынув из своей сумки святое Евангелие, начал читать. Блудница, увидав это, оставила своих спутников и, подойдя, села близ старца. Но он, отстранив ее, сказал: "Несчастная, в тебе и стыда нет. Ты не задумалась подойти и сесть вблизи от нас!". — "Отец, не отвергай меня, — отвечала блудница. — Хотя я и преисполнена всякими грехами, но Владыка всех Господь и Бог наш не отверг приступившей к Нему блудницы". — "Но ведь та блудница с той поры перестала быть блудницей", — возразил старец. "Уповаю на Сына Бога живого, — воскликнула женщина, — что от нынешнего дня и я отвергаю грех мой!..". И оставив молодых людей и свое имущество, она последовала за старцами. Они поместили ее в монастырь близ Эгов, называемый Нанкиба. И я видел ее уже старицей, отличавшейся великим разумом. От нее самой я и слышал это»[5].
Другой рассказ содержится в Житии преподобного Кириака Отшельника[6], составленном церковным писателем VI века Кириллом Скифопольским. В нем, как и в Житии преподобных Марии и Зосимы, в форме «повествования в повествовании»[7] содержится история о некоей палестинской подвижнице по имени Мария, которая в плане биографическом почти целиком совпадает с историей Марии Египетской. Единственное, что отличает первое жизнеописание[8], так это отсутствие чудесного элемента, а также тот факт, что подвижница не была проституткой, а, напротив, с молодых лет являлась служительницей в иерусалимском Храме Воскресения, будучи членом церковного хора.
Современные исследователи в большинстве своем считают эти два повествования источником Жития преподобной Марии Египетской. Таким образом, святая с точки зрения критической агиографии предстает как собирательный образ большой грешницы, покаявшейся и ставшей отшельницей в одной из пустынь Палестины. Однако все это, естественно, не исключает существования других источников для Жития, которые нам не известны или не сохранились до нашего времени.
Несколько слов, как мы отметили выше, стоит сказать относительно сверхъестественного элемента в Житии преподобной Марии Египетской.
В первую очередь, это сцена совершения преподобной Марией молитвы в состоянии, как сейчас принято говорить, левитации. С определенной долей осторожности в данной сцене можно предполагать наличие параллели с событием Вознесения, описанным евангелистом Лукой (Лк 24:51; Деян 1:9). Однако более естественно будет видеть здесь оригинальный богословско-мифологический мотив, введенный агиографом для наглядного (в древнегреческом смысле — «эстетического», то есть выражающего ту или иную идею посредством образов или материальных процессов) изображения идеи победы над миром необходимости и тления, победы, которая при помощи Божьей благодати свершилась в жизни святой Марии. Все это, впрочем, ни в коем случае не исключает влияния евангелиста Луки (по крайней мере, по форме) на составителя Жития.
Сцена перехода Марии через Иордан по воде недвусмысленно указывает на евангельские источники: агиограф явно хотел посредством данной параллели подчеркнуть идею христоподобного или христоподражательного образа жизни, в соответствии с тем, как последний мыслится автором — достижение полного бесстрастия, полная посвященность и захваченность души человека делом служения Богу. Одновременно мотив хождения по водам, скорее всего, связан с понятием святости человека, которого Бог вводит в первозданное состояние всецелого господина творения[9]. Кроме того, учитывая факт совершения чуда именно на Иордане — реке, имеющей сакральное значение в библейской традиции — мы не можем не отметить возможность того, что в Житии имплицитно содержатся аллюзии на сцену перехода Израиля под предводительством Иисуса Навина через Иордан (см. Ис Нав 3). Если это допущение верно, тогда смысл аллюзии мог заключаться в том, чтобы представить Марию как женщину, вошедшую в «землю обетованную» и пребывающую еще в течение земной жизни в состоянии эсхатологического инобытия. Кстати, частичным подтверждением такого предположения может служить одна малозаметная подробность Жития: местом смерти Марии становится именно западный берег реки — территория, для вступления в которую и совершался переход через Иордан, в свою очередь выступающий символом исполнения божественных обетований Израилю о наследии земли.
[1] Архиепископ Сергий (Спасский). Полный Месяцеслов Востока в 3-х томах. Т. 2. М., 1997. С. 94. Хотя рукописи греческих миней, содержащих канон Иоанна Дамаскина (а также канон, авторство которого приписываетя Симеону Метафрасту (жил в X веке)), сохранились лишь от XII века (То же; см. еще Bibliotheca Hagiographica Greaca. T. 1. Bruxselles, 1957. P. 80-81. N 1041z-1042).
[2] Или составлено кем-то из его окружения.
[3] См. например, J.-M.Sauget. Maria // Bibliotheca Sanctorum. Vol. 8. Roma, 1965. Col. 984.
[4] Города в византийской провинции Киликия.
[5] Иоанн Мосх. Луг Духовный, 31 - http://ni-ka.com.ua/index.php?Lev=moskh . Этот рассказ мог послужить образцом или даже источником для житийного повествования о преподобномученице Евдокии (память - 1 марта по старому стилю; заметки об этой святой по ссылке: http://www.bogoslov.ru/text/658287.html); именно в пользу такой, а не обратной зависимости говорит естественность и правдоподобность бытовых описаний в рассказе о покаявшейся проститутке у Иоанна Мосха.
[6] Русский перевод Жития размещен по ссылке: http://tvorenia.russportal.ru/index.php?id=saeculum.vi_x.k_05_0007
[7]Житие преподобного Кириака Отшельника, 17-19.
[8] Имеется в виду именно жизнеописание подвижницы Марии, а не все Житие преподобного Кириака.
[9] Ту же роль, как и во многих других житиях палестинских подвижников, играет общее место или литературный мотив прислуживания святому человеку льва.