Предание о жизни и страданиях святой Евдокии Илиопольской созвучно тому, что зафиксировано в Житии, написанном не позже VII века[1]. К IX-X векам относятся самые ранние свидетельства ее почитания как святой: канон Феофана, митрополита Никейского (1-ая половина IX века); указания литургического празднования ее памяти (с присоединением кратких житийных заметок) в Синаксаре Константинопольской Церкви X века[2], в Палестино-грузинском календаре X века[3], в Месяцеслове императора Василия II (XI век)[4].

Историческая достоверность рассказа о святой Евдокии некоторыми исследователями серьезно оспаривается на том основании, что в Житии упоминаются монастыри мужской и женский, которых, естественно, во II веке еще быть не могло. Также критики указывают на упоминание в житийном повествовании епископа, возглавлявшего христианскую общину в городе Илиополе в Финикии (город имеет сирийское название Баальбек), но согласно Евсевию Кесарийскому епископская кафедра появляется только в IV (а никак не во II)[5]. Архиепископ Сергий однако считает, что под монастырями у агиографа могли подразумеваться сообщества девственников и девственниц, известные из того же Евсевия, что же касается епископской кафедры, то не исключено, что она (хотя об этом нигде не упоминается) все же могла существовать во II веке, а потом могла «быть уничтожена в последующие жестокие гонения и восстановлена при Константине»[6]. Последний довод преосвященного Сергия — от молчания источников — явно не может играть сколько-нибудь значимой роли для защиты исторической подлинности предания о Евдокии, так как едва ли вообще в первой половине II века существовало четкое каноническое представление о епископском служении[7]. Поэтому, собственно, положение дел в общине Илиополя могло оставаться для позднейших церковных авторов неопределенным. Кроме того, если предположить небольшую численность этой общины, то вполне возможно, что она не играла заметной роли в тогдашней церковной жизни, а все сведения о ней в Житии носят легендарный или риторический[8] (что в общем одно и то же) характер.

Что же касается первого довода, связанного с монашеской жизнью, то едва ли стоит делать такой сильный упор (как сторонникам, так и противникам подлинности рассказов о святой) на упоминаниях о монастырях и пытаться оценить этот аргумент изолировано от всего остального текста Жития. Гораздо естественнее рассматривать его в контексте всего повествования, которое содержит в себе немалое количество анахронизмов либо фактических искажений: упоминание, с одной стороны, должности комита и подробное описание монастырского быта, выдающее в авторе писателя византийского периода; с другой стороны, указание на существование двойного правления в Сирии — одновременно царского и наместнического (это является явным признаком несознательного или сознательного искажения фактов, так как такая форма правления существовала в провинции Сирия только в первой половине I века).

Отдельную тему представляет собой огромное количество чудес, описанных в Житии. Их буквальное толкование может быть использовано для доказательства весьма позднего происхождения Жития, а также ставит под вопрос подлинность самого предания о святой Евдокии, составляющего ядро повествования. Но мифологический или фольклорный элемент вполне может нести богословский смысл, и тогда возможные сомнения снимутся сами собой. Однако это требует отдельного исследования, выходящего за рамки наших заметок.

[1] См., например, G. Lucchesi. Eudocia // Bibliotheca Sanctorum. Vol. 5. Roma, 1964. Col. 146.

[2] Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae // Propylaeum ad Acta Sanctorum. Novembris. Bruxellis, 1902. Col. 498-499.

[3] G. Lucchesi. Eudocia, col. 146.

[4] Maenologium graecorum Basilii Parphirogenetus // PG 117. Col. 332-333.

[5] Оба довода против историчности Жития, принадлежащие болландистам, приводятся по изданию: Архиепископ Сергий (Спасский). Полный Месяцеслов Востока в 3-х томах. Т. 3. М., 1997. С. 90.

[6] Архиепископ Сергий (Спасский). То же.

[7] См. указание на неопределенность терминологии в Пастырских посланиях, которые датируются большинством ученых началом II века, послания святых Игнатия и Поликарпа и другое.

[8] Источником служит представление автора житийного повествования о том, что было в общине правдоподобным (по аналогии с другими общинами).