Профессор, здравствуйте! Расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к православной вере?
Здравствуйте! До двадцати лет я был католиком, но благодаря учебе все поменялось. В университете у нас был предмет «философия», где мы изучали труды Дионисия Ареопагита и других святых отцов Церкви — и именно благодаря им для меня открылось православие.
Мне приходилось читать и других православных богословов, в частности Владимира Лосского. Благодаря им я и обнаружил, что есть основополагающий метод связывать богословие с духовной и богослужебной жизнью. И это сильно отличалось от того, что мы изучали по схоластическому и современному католическому богословию.
Я тогда был очень удивлен этой связью между теологией как наукой и реальной жизнью [...]. Стоит отметить, что на тот момент это интересовало многих. [...]. Тогда общество было заинтересовано в духовном развитии, в отличие от сегодняшнего дня. Оно было пропитано стремлением к совершенству и уже устало от потребительской жизни, общество находилось в поисках чего-то другого — более значимого, ценного в этом мире. И тогда я открыл для себя эту особую православную духовность, а также был поражен до глубины души тем, как православие может охватывать все: целую жизнь и весь мир, каждый поступок и каждую мысль.
Когда я был католиком, то имел другой опыт. И в католицизме, и в протестантизме в плане религии жизнь сама по себе иная: каждая сфера жизни отдельно от другой. Например, по воскресеньям, когда особенно важна молитва, у нас отводились отдельные часы на нее утром или вечером, и именно в эти моменты чувствовалась духовная составляющая. Но оставшийся день и вся жизнь не были так пропитаны молитвой [...].
В первое время я был лишен общения с Православной Церковью, так как православие не было распространено во Франции и у меня не было никаких знакомых [православных] христиан. Но вскоре я понял, что не могу так. Мне нужно было найти кого-то, и я нашел отца Сергия (подробнее о своем духовнике, архимандрите Сергии (Шевиче), Жан-Клод Ларше рассказывает в книге «Старец Сергий». — Прим. ред.), который вскоре стал моим духовным отцом в Париже.
А как Вы познакомились с отцом Сергием?
Я тогда очень интересовался Иисусовой молитвой, и мне хотелось найти настоящего духовника, который бы мне в этом помогал — учил, наставлял. Тогда я обратился к одному знакомому православному богослову [...]. Он ответил, что знает трех сильных духовных наставников: отца Софрония из Эссекса (схиархимандрит Софроний (Сахаров). — Прим. ред.); митрополита Антония (митрополит Сурожский Антоний (Блум). — Прим. ред.), который как раз в то время специализировался по Иисусовой молитве, писал много статей и книг по этой теме; а третий — монах, очень бедный, очень простой, очень смиренный. Я в то время как раз изучал философию, был сильно увлечен этой наукой и большую часть времени занимался по сложным книгам, читал размышления великих отцов. Поэтому думал, что лучшим выходом для меня было бы обратиться к этому простому, скромному человеку. Ведь лучше всего научиться чему-то у того, кто был бы полной противоположностью мне самому [...].
И вот, я поехал в Париж, мы начали общаться. Поначалу мне было довольно трудно, поскольку он был настолько скромен, что отказывался быть моим духовником. На тот момент он не брал себе духовных чад. Он считал, что у него нет к этому способностей, но я настоял на своем, и он стал окормлять меня как своего духовного сына.
Он действительно был великим духовным отцом. Например, он был духовником Николая Бердяева в последние годы его жизни во Франции, Владимира Лосского, известного русского православного богослова. И что в нем привлекало других, так это то, что он был очень-очень скромным, очень харизматичным и обладал особым даром читать человеческие сердца. Он был способен раскрывать секреты и недосказанные, скрытые мысли. Но он это делал не для того, чтобы сразу поведать об этом, осудить кого-то или сказать, кто мы есть на самом деле. Он это делал для того, чтобы направить нас, дать нам верный ориентир, ссылаясь на эти скрытые знания о нас самих [...].
Потом уже я стал все чаще и чаще общаться с ним и многому у него научился. Одна моя книга как раз посвящена ему. Там есть много его советов, которые я записывал каждый раз, обращаясь к нему с вопросом. И после его смерти в своей книге мне хотелось отобразить его духовную личность и его жизнь в целом, хотелось сохранить его советы, наставления. Потому что то, чем он со мной делился, охватывает все аспекты духовной жизни и может оказаться важным и для других людей.
Он приехал в Париж со своей семьей вскоре после революции 1917 года. У него была дворянская семья, со стороны отца все поколения служили в русской армии. Один из его предков, генерал, участвовал в Отечественной войне, а его отец был генералом царской гвардии. Он был очень близок к императорской семье, у них даже есть письмо, адресованное царем его матери. Его дедушка со стороны мамы был российским послом, посетил много стран, в том числе и Соединенные Штаты, и Японию. Его прадедушка был астрономом из династии ученых Струве, который потом основал обсерваторию в Санкт-Петербурге. Но когда они приехали во Францию, то были очень бедны, как и многие русские беженцы дворянского происхождения. Сначала он работал, обеспечивал семью, а уже потом, лет в 40, стал монахом. И самое главное, что уже в первый год после принятия монашеского пострига о нем начали узнавать люди [...]. Он был совершенно удивительным, праведным человеком, я почитал его за святого. Думаю, через несколько лет он будет канонизирован, но сейчас для этого еще не время [...].
Книга об отце Сергии была переведена на множество языков и пользовалась успехом в Греции, Румынии, Италии, Германии и многих других странах. Например, в России первое издание было издано тиражом в 20 000 экземпляров, а второе — тиражом в 10 000 экземпляров. Она особенно распространена в греческих монастырях, и советы, которые есть в книге, действительно помогают в жизни.
В общей сложности Вы написали 35 книг на самые разные темы. А могли бы Вы сказать, что есть общего у них, что их объединяет? Может быть, есть какое-то внутреннее единство?
Изначально я писал на тему духовных болезней. Ранее я защитил диссертацию по философии на эту тему, что дало импульс к созданию книги «Исцеление духовных болезней». Сейчас она также переведена на многие языки: английский, русский, польский, испанский, итальянский, румынский и многие другие. Я думаю, это моя лучшая книга. Моим намерением было рассказать о человеческом спасении. Причем мне хотелось отразить христианский взгляд [...]. Во время чтения святых отцов я был поражен их подходу: они сравнивали исцеление духовных болезней с медициной.
Святые отцы рассматривают Христа как Врача, а христианскую духовность — как единственный путь, способный исцелять не только душу, но и разум и даже тело. В своей книге я дал систематическое изложение этого подхода. На подготовку этого труда у меня ушло восемь лет; в ней содержится более 10 000 цитат из Библии и произведений святых отцов.
Позже я написал еще несколько небольших книг на сходные темы: одну о болезнях тела, вторую о психических расстройствах, после чего мне захотелось изучить понятие боли. Для чего и почему она появляется в жизни человека? Пытаемся ли мы проживать ее с пользой для души? От Бога эти чувства и тяжелые жизненные обстоятельства, или это результат человеческого выбора? И еще много вопросов, вытекающих друг из друга, которые впоследствии натолкнули меня на изучение смерти, связанной с болезнями и страданиями. Все это представляет для меня большой интерес.
В связи с этим хочется спросить: какова, на Ваш взгляд, разница между римско-католическим пониманием загробной жизни и православным?
Я думаю, здесь много общего, поскольку и мы, и они верят в жизнь после смерти. А разница в том, что у католиков есть чистилище — промежуточная ступень между адом и раем [...].
Согласно православным канонам, есть только ад и рай. То есть душа, минуя чистилище, по вере близких и по силе молитвы попадает либо в ад, либо в рай. Именно по этой причине молитва о усопших так важна. Отцы Церкви приводили множество примеров, когда для души, пребывавшей в аду, открывались райские врата по молитвам Церкви и милости Божьей. И важно осознавать это не только теоретически, но и практически, посещая богослужения, совершая личную молитву [...].
Как Вы относитесь к идее мытарств, которые душа проходит после смерти?
Мытарства — это испытания души, которые она проходит на пути к престолу Божьему, это тоже ступени восхождения. На каждой ступени душа встречает ангелов и демонов. Демоны пытаются найти в душе что-то, что соответствует их «сущности», а ангелы пытаются найти как можно больше добродетелей, чтобы оправдать душу человека. И, как правило, для каждой страсти и добродетели есть своя отдельная ступень. Но, если честно, по этому вопросу существует много противоречий и споров. Например, современная православная теория не всегда принимает данную идею, ссылаясь на исторический аспект: считается, что данная традиция пришла из религии Древнего Египта.
Никто не спорит, что между религиями много общего, но разница заключается не в форме, а в содержании и конечной цели. Поэтому я должен привести несколько аргументов в защиту данной точки зрения. Прежде всего мытарства души — это не что-то реальное, а нечто символическое. Даже отцы Церкви имеют разное представление об этом, пишут по-разному, упоминая большее или меньшее количество ступеней. Но смысл остается один: нам придется ответить за каждую страсть, за каждый грех, который мы совершили в земной жизни. Вот что важно. Каждый наш хороший поступок, доброе дело, утаенное зло, несправедливость — все, что у нас есть хорошего и плохого, будет оценено.
Мы не должны думать, что Бог будет судить нас подобно тем судьям, которые есть сейчас в миру. Христос явится таким, какой Он есть, во всем своем совершенстве. В тот момент мы столкнемся лицом к лицу со всеми нашими недостатками, со всеми деяниями и несовершенствами. Мы осознаем, насколько мы грешны по сравнению с совершенным Богом [...]. Суд — это осознание нашего несовершенства [...]. Когда наша душа покинет тело, мы не сможем раскаяться в своих грехах, не сможем совершить покаяние. Наша возможность исповедовать грех — здесь, во время земной жизни. И учение о мытарствах должно еще больше побудить нас делать это. Пока мы еще живы, у нас есть возможность очистить душу от всех грехов, чтобы стать как можно более чистыми и настоящими, когда мы предстанем перед Христом.
Как Вы думаете, почему для многих, в том числе православных, западная философия так привлекательна?
Важно помнить, что западная философия дает полную свободу. Там вы можете думать и говорить обо всем, нет предела вашему творчеству, воображению. И это в некотором смысле привлекает многих людей. У них нет рамок, нет ограничений, нет границ, только их образ мышления, только их воображение и творчество [...]. Многим теологам западной философии не хватает смирения. Это не только мое мнение, об этом также говорит [протоиерей] Георгий Васильевич Флоровский. А смирение — неотъемлемая составляющая православного богословия, мы должны подчиняться учению Церкви.
Но это не значит, что мы находимся в плену этих правил, нет. Например, когда иконописец пишет икону, он не только следует указанным канонам, но и добавляет личную свободу, свое видение. То есть, будучи свободным в творчестве, он прибегает к установленным нормам. И то же самое происходит в нашей духовной жизни. Мы должны соблюдать заповеди Господни, прибегая всегда к личному выбору в тех или иных обстоятельствах.
Наши границы — это заповеди, которые одинаковы для каждого, а выбор человека всегда индивидуален, как и сама личность. И именно в православии человек, подчиняясь канонам Церкви, не умаляет особенности своей личности, наоборот, способствует развитию своей индивидуальности. И многие святые, несмотря на разные характеры, едины во Христе. Духовная жизнь не разрушает личность, она ее сохраняет и помогает обрести настоящего себя, таким, каким задумал нас Господь.
Расскажите, пожалуйста, о своей методике работы и личном опыте в написании ваших трудов.
Я не очень люблю говорить о моих поисках и методах работы и не уверен, что смогу это сделать. Я никогда не стремился рассказать о себе. И в какой-то степени в этом и заключается секрет моей плодотворной работы. Я никогда не хотел и не стремился писать для себя, но хотел служить Церкви и черпать вдохновение у святых отцов. Меня вдохновляет не моя личность, а сама Церковь Христова. Когда я открываю одну из своих 35 книг, мне сразу приходит мысль: «Невозможно, чтобы это было написано мной самим!» Я совершенно неспособен такое написать, только когда Господь руководит мною. Когда я пишу, я молюсь, стараюсь жить в Церкви, быть в Церкви и никогда не выходить за границы дозволенного, при этом пробуя найти ответы и на проблемы общества.
Как Вы думаете, что больше всего запомнится людям из ваших работ?
Это самый сложный вопрос... У меня нет точного ответа на него. Я всегда стараюсь делать все, что в моих силах. Путешествуя по миру, всегда удивляюсь встречам с людьми, которые читают мои книги и благодарят за труды. Невозможно не радоваться, когда тебе говорят, что написанное помогло кому-то в непростой ситуации. Я не думаю о себе, когда работаю, я стараюсь помочь другим людям, служить на благо Церкви. Перед тем как приступить к написанию книги, сначала всегда пытаюсь понять основную мысль, осознать то, что должен написать. Только потом, осознав это, я могу передать это другим, чтобы они разделили мое мнение и отношение к проблеме. Это способ быть христианином, быть милосердным. И мое наследие — это мой вклад в жизнь Церкви, который реализуется только с Божьей помощью.
Перевод Виктории Ермолаевой
Источник: Богослов.Ru / Orthodox Life