Профессор, какие амбиции удовлетворяет папа, выступая за унию и создание новой синкретической церкви, и какие амбиции есть у патриарха Варфоломея?
Мы участвуем в глобальном процессе. С одной стороны, у нас есть папа Франциск, который явно пытается расширить римско-католическое богословие, этику и социальную практику, чтобы найти место для всего, что транслируется на коллективном Западе в качестве новой нормы. С другой стороны — патриарх Варфоломей, который ведет себя так же, действуя лично или через наиболее видных епископов Фанара. Лидеры первого и второго Рима одновременно стремятся показать свои церковные структуры как компромиссные, современные, толерантные, прогрессивные и адаптируемые, если необходимо, к новым реалиям даже в ущерб традиционной этике и элементарным христианским принципам.
При этом интересно, что все усилия показать постмодернистское лицо Ватикана и Фанара не сопровождаются снижением амбиций по господству над другими христианами. Папа Франциск не пересматривал догмат о непогрешимости понтифика, когда он выступает от имени Церкви — сколько бы он ни делал релятивистских заявлений по важным этическим вопросам. При этом у патриарха Варфоломея есть амбиции быть своего рода «восточным папой» — он старается позиционировать себя как единоличного арбитра и единственную верховную инстанцию в церковных спорах. Так мы пришли к, казалось бы, парадоксальной ситуации: и Ватикан, и Фанар постоянно культивируют образ себя как глобальных, современных, толерантных структур [...], но по-прежнему требуют от верующих повиновения, даже если те видят пагубность этой «постмодернизации» христианства.
Как Вы с точки зрения двухтысячелетней истории Церкви интерпретируете тот факт, что совместное празднование Пасхи и встреча двух лидеров планируются в год празднования 1700-летия Первого Вселенского собора (325 г.)?
Никейский юбилей — это всего лишь повод реализовать проект «единства, несмотря на различия», но этот проект существует уже давно. С одной стороны, это обусловлено тем, что Ватикан понимает: традиционно римско-католические страны Латинской Америки и Европы больше не смогут обеспечивать прирост католиков. Поэтому, как и в XVII веке, Римско-Католическая Церковь пытается компенсировать потери, вызванные цивилизационным кризисом, проникновением на Восток. Патриарх Варфоломей и весь проект православия по лекалам коллективного Запада в «единстве с Римом» нацелены на избавление от клейма «восточников», окончательную ассимиляцию на Западе, а также возможность навязывания выбора другим Поместным Церквям — либо принять решение Фанара (об унии с Римом) как решение всей Православной Церкви, либо разорвать единство с фанариотами (на что, по оценкам Константинопольского патриархата, у «младших» Церквей не хватит сил).
Была ли легализация Киевского Патриархата условием создания псевдохристианской религии? Почему выбор пал на Киев, почему была выбрана мать всех русских городов, чтобы начать великий раскол?
Я думаю, что создание ПЦУ можно рассматривать как локальный проект геополитического значения, но также и как экспериментальную площадку для формирования новой унии.
Украина как национальный проект зародилась в сознании греко-католического духовенства: мелодию украинского гимна сочинил униатский священник, важнейшие борцы за Украину и коллаборационисты с немцами Бандера и Шухевич были детьми или потомками униатских священников. Хотя большинство украинцев были и остаются православными, сама идея Украины как антимосковского государства зародилась среди греко-католиков. В нынешних условиях украинский национализм еще больше ориентирован на подход «все вместе против “москалей”!». Это приводит к случаям «православного» сослужения подчиненного Фанару духовенства ПЦУ и греко-католиков, и тогда этот «местный случай» можно выделить как «пример для других».
Не следует забывать, что большая часть сегодняшних жителей Украины — украинизированные русские.
Если кому-то удастся подчинить православных украинцев ПЦУ, а затем довести ее до состояния «само собой разумеющегося» единства сначала с УГКЦ (Украинской Греко-Католической Церковью), а значит и с Ватиканом, то вы добились того, чего до сих пор не удавалось никому.
Неужели от принятия радикального Закона № 8371, запретившего «московское православие» в Украине, до запрета православия остался всего один шаг?
Закон № 8371 представляет собой акт расплаты с «московским православием», хотя русское православие, включая существенные черты «московского», в значительной степени формировалось в Киеве, а также на южных и западных русских землях. Но поскольку само православие должно будет определяться в соответствии с трансгуманистическими требованиями стереть все человеческие идентичности (за исключением искусственных, из социальных лабораторий Запада), мы придем к возможности, что не только на Украине при помощи подобных законов с течением времени аналогичным образом будут повторяться попытки запрета православия, каким мы его знаем. Украина — хороший и яркий пример, поскольку состояние военных действий допускает сумасшедшие решения, но законы о «гендерном равенстве» и тому подобные проекты, нормализующие единую, как правило, воинственно-либеральную социальную повестку дня и преследующие «антипрогрессивное» христианство, — они существуют и будут быть все более и более распространенными везде, где это возможно.
В обстоятельствах, когда необходимо защитить каноническую и догматическую неизменяемость Церкви Востока, кто более всего призван выступать от имени мирового православия?
Церковь — это не духовенство, не сам народ, не кто-либо из нас в отдельности. Слободан Владушич, нам современный выдающийся сербский писатель, делает прекрасное замечание о том, что современный человек живет в двух противоречивых убеждениях: либо что его жизнь совершенно мала и неважна, либо что каждый из нас — гений, заслуживающий всего на свете. Вот как мы ведем себя в церковных делах. Православие никогда не имело единого голоса, даже в те времена, когда казалось, что только св. Максим Исповедник или св. Марк Эфесский в одиночку защищали Церковь, они были не совсем одни. Поэтому нам следует не ждать появления того, кто заставит дело работать на нас, а жить тем, что вечно и истинно, — своей верой.
Стирая догматические различия между православными и католиками, патриарх Варфоломей отрекается от истинного христианства?
Дело не только в непризнании догматических различий между православием и Западом. В таком подходе все они выглядят какими-то пережитками прошлого, богословскими подробностями. Сегодняшняя тенденция постмодернистского христианства, которую мы находим и в официальном документе «За жизнь мира», принятом Фанаром, такова, что отсутствует самое понимание христианской веры как единственной истины о единственном истинном Спасителе мира, единственной Истины с большой буквы. Это веяние духа времени: поскольку человек в постхристианском мире вообще не верит в существование истины, то такое христианство по вкусу современности предлагается ему как, скажем так, вероятность, привлекательный путь, возможная истина, но не Истина.
Итак, это не просто отрицание истинного христианства, а отрицание христианства как Истины.
Кто несет ответственность за страдания шести миллионов верующих канонической УПЦ, не готовых вступить в союз ПЦУ и униатов?
Когда Фанар написал томос об автокефалии так называемой ПЦУ, раскольнические общины, к которым он был направлен, уже имели серьезную историю насильственного поведения и церковного рейдерства, насильственных захватов храмов канонической Церкви. Причем в тот период, когда ожидали этот томос — осенью 2018 года и в начале зимы 2019 года, их лидеры пригрозили томосом как способом окончательно «захватить контроль» над всей Украиной, что вскоре и начали делать. Именно поэтому вопрос об ответственности Фанара является не только канонически-теоретическим, но, так сказать, практическим: они легализовали насильственные группировки, призвали их продолжать насилие, а сегодня они отворачиваются от насилия.
Источник: Богослов.Ru / Новости