В статье доктора исторических наук, профессора, заведующего кафедрой управления в сфере межэтнических и межконфессиональных отношений факультета государственного управления Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова Александра Юрьевича Полунова анализируется деятельность Императорского православного палестинского общества (ИППО) в контексте церковно-общественного движения 1880-х — начала 1900-х гг. Рассматриваются начинания основателя Общества В. Н. Хитрово, отношения ИППО с административным аппаратом Российской империи. Автор показывает, что в деятельности Хитрово и его соратников проявилась важнейшая особенность общественной организации: опора на самостоятельный почин, идейно окрашенную мотивацию ее членов. С точки зрения ряда высокопоставленных сановников, в частности К. П. Победоносцева, ИППО эффективно выполняло важную задачу укрепления позиций России на Святой земле, будучи свободным от мертвящего воздействия бюрократии. Покровительство влиятельных государственных деятелей позволило организации развернуть широкомасштабные предприятия, такие как: поддержка Русской духовной миссии в Иерусалиме, содействие русским паломникам, создание культурно-просветительских и благотворительных учреждений для православного населения Сирии и Палестины.

Общественно-политическое развитие России во второй половине XIX в. и движение церковных братств

Движение церковных братств — союзов клириков и мирян с благотворительными, просветительными и миссионерскими целями — стало яркой страницей истории России второй половины XIX — начала XX в. Появление (точнее, воссоздание) церковных братств в 1860-е гг. было тесно связано с общей атмосферой эпохи Великих реформ Александра II, когда, по словам историка С. Г. Рункевича, «с особенной силой проявилась общественная самодеятельность духовенства… взамен исключительно покорной исполнительности в отношении к воле начальства, проявилось общее сознание необходимости и общее желание работать каждому по мере собственного разумения на пользу общую» [Рункевич, 148].

Созданию братств, безусловно, способствовало то, что в годы реформ, как отмечал прот. Георгий Флоровский, со всей остротой «были поставлены темы религиозной культуры и церковно-общественной деятельности» [Флоровский, 336], подчеркивалось, что церковь и духовная школа «должны выйти из своего уединения и войти в мир, войти во всю эту сложность жизненных трудностей, интересов» [Флоровский, 336–337]. Реализации этих задач в эпоху реформ Александра II способствовали самые разные общественные инициативы, в том числе на приходском уровне. В начале 1860-х гг. известные проповедники — Алексей Ключарев, священник Казанской церкви в Москве у Калужских ворот, и Александр Гумилевский, настоятель храма Рождества Христова на Песках в Петербурге, — создали в своих приходах общественные советы, призванные активизировать инициативу прихожан в сфере благотворительности и церковного просвещения. Одновременно началось возрождение церковных братств на территории Западного края (первоначально — в Киевской епархии). Здесь братства являлись традиционной формой объединения клириков и мирян, широко распространенной в XVI–XVII вв. Благодаря поддержке светской журналистики, прежде всего изданий И. С. Аксакова и М. Н. Каткова, движение братств приобрело всероссийский масштаб[1]. В 1864 г. Александр II утвердил указ «О правилах для учреждения Православных церковных братств», ставший законодательной базой развития таких объединений [Папков, 74–87].

С начала 1880-х гг. церковно-общественная деятельность получила новый стимул в виде усилившихся в эту эпоху консервативно-религиозных настроений, связанных с общим направлением политики Александра III, укреплением охранительных начал в действиях государства. Акцент на проявление независимой инициативы, свободного общественного почина, характерный для 1860–1870-х гг., начал в 80-е годы дополняться стремлением к выявлению исконных основ, самобытных начал духовной жизни России. В начинаниях многих общественных союзов тогда, по словам современника, замечалось «что-то новое, новое веяние, какое-то возрождение Русского духа, религиозного духа»[2] [Никанор, 36–37]. Количество церковных братств в рассматриваемый период заметно выросло (с 38 в 1881 г. до 60 в 1894 г.) [Извлечение, 99–122; Обзор, 311–360]. Их деятельность приобрела значительный размах.

В некоторых случаях братства располагали большими капиталами, объединяли сотни и тысячи членов, превосходя по этим показателям светские общественные организации[3]. Религиозно-общественные союзы устраивали и поддерживали церкви, школы, дома призрения, больницы, библиотеки, содержали миссионеров, распространяли религиозную литературу, организовывали религиозные чтения и собеседования, издавали журналы. Являясь общественными организациями, церковные братства выполняли в то же время целый ряд функций, имевших большое значение с точки зрения задач государственной политики, содействовали государственным органам в осуществлении их начинаний и в связи с этим тесно взаимодействовали с государственными учреждениями. Ярким явлением церковно-общественного движения 1880-х — начала 1900-х гг. стала деятельность Императорского православного палестинского общества (далее — ИППО), оказавшая значительное влияние как на духовную жизнь русского общества, так и на сферу международных и межцерковных отношений.

«Религиозная интеллигенция» и учреждение Палестинского общества

Хотя формально Палестинское общество не относилось к числу церковных братств, оно имело много признаков, сближавших его с этими организациями. ИППО являлось общественным союзом, имевшим тесные связи с церковными кругами. В число членов в ходе осуществления его деятельности вошло немало видных иерархов Церкви и высокопоставленных служащих духовного ведомства. Местные отделы общества, открытие которых началось с 1893 г., создавались в епархиях и возглавлялись епархиальными архиереями. Деятельность ИППО была связана преимущественно с вопросами духовного характера, причем такими, к разрешению которых сложно было привлечь официальные бюрократические институты. По словам историка ИППО, стимулом к созданию новой структуры в начале 1880-х гг. стала «настойчивая потребность в учреждении такого частного общества, которое, не будучи связано служебным своим положением и вытекая из запросов церковно-общественного самоопределения, могло бы действовать более свободно и иметь более подвижный и многочисленный состав своих сотрудников и деятелей на месте и, одновременно, по примеру инославных частных обществ и братств, могло бы привлекать частную благотворительность на нужды Святой Земли» [Палестинское общество, 57].

Вопросами духовно-религиозного характера, связанными с интересами Русской Церкви в Палестине, уже ведала созданная в 1847 г. Русская духовная миссия в Иерусалиме (далее — РДМ). Однако ей требовалась общественная поддержка — не только в плане материального обеспечения, но и в некоторых случаях для противостояния действиям сотрудников Министерства иностранных дел, подчас неодобрительно воспринимавших независимую от них деятельность зарубежной церковной структуры. Основу для такой поддержки в 1870-е гг. создавало нарастание религиозно-консервативных настроений в обществе. Постепенно формировался небольшой, но влиятельный круг лиц, которых можно назвать «религиозной интеллигенцией» — государственных деятелей, литераторов, публицистов, ученых, которые стремились усилить значение религиозных начал в государственной политике и в жизни общества. Ярким представителем такой интеллигенции был инициатор учреждения и фактический создатель ИППО Василий Николаевич Хитрово — представитель старинного дворянского рода, занимавший ряд важных должностей в Министерстве финансов, публицист, библиограф, знаток Палестины, совершивший в 1871 г. паломничество в Святую землю и переживший там глубокий духовный перелом[4].

Убежденный в необходимости привлечения общественных сил к решению задач, стоявших перед Россией в Палестине (содействие паломничествам, оказание помощи местному православному населению и др.), Хитрово сумел заинтересовать своей инициативой ряд известных церковных и государственных деятелей. К их числу относились руководитель РДМ архим. Антонин (Капустин); знаменитый мореплаватель, высокопоставленный сановник, видный дипломат граф Е. В. Путятин; известный правовед, наставник цесаревича Александра Александровича (будущего Александра III) К. П. Победоносцев, назначенный в 1880 г. на пост обер-прокурора Синода, и другие. Важным стимулом для создания новой общественной структуры в начале 1880-х гг. стало изменение курса правительственной политики и настроений в верхах, связанное с гибелью Александра II от руки террориста и вступлением на престол его консервативно настроенного сына. В мае 1881 г. братья Александра III — великие князья Сергей и Павел Александровичи вместе с двоюродным братом Константином Константиновичем совершили паломничество в Палестину в память о погибшем отце и скончавшейся в 1880 г. матери, императрице Марии Александровне[5]. После этого Сергей Александрович принял решение стать председателем намеченного к созданию Палестинского общества. Учреждение новой структуры было утверждено императором по докладу Победоносцева 8 мая 1882 г.

Сотрудники и покровители ИППО: взгляды, деятельность, мотивация

Возникший по инициативе Хитрово церковно-общественный союз являлся весьма своеобразной организацией. Про него вполне можно было сказать, что это — учреждение «с необычным и нелегко уловимым характером» (именно такой институт, согласно высказанному еще в 1860-е гг. мнению архим. Антонина, следовало учредить в Палестине) [Письмо Антонина, 119]. Очевидной была связь Общества с государством — об этом говорил и факт председательства в нем брата царя, и присвоенный ему в 1889 г. титул «Императорского». В то же время ИППО, безусловно, представляло собой самостоятельную общественную структуру. Его руководители всячески акцентировали свою независимость от бюрократических институтов, а иногда подчеркнуто дистанцировались от них. Показательно, что среди учредителей Палестинского общества не было чиновников Синода, представителей МИД и духовенства, хотя указанные лица и входили в число почетных членов Общества[6].

Стремясь обеспечить поддержку начинаниям своего учреждения, руководители Общества, безусловно, старались развивать контакты с правительственными институтами. Однако делалось это главным образом не с помощью неких формализованных бюрократических механизмов, а на основе личного взаимодействия с отдельными высокопоставленными чиновниками, испытывавшими в силу своей духовно-религиозной настроенности интерес к деятельности на Святой земле. Подобный личностно окрашенный, неформальный характер отношений также отражал специфику ИППО как общественной организации. Следует отметить, что лиц, проявлявших интерес к ситуации в Палестине и готовых содействовать обеспечению интересов России в этом регионе, становилось в 1880–1890-е гг. в правительственных кругах все больше. Опора на их опыт, связи на высшем уровне, консультации существенно помогли Обществу в его начинаниях. Так, Отдел ученых изданий и исследований ИППО возглавил Д. Ф. Кобеко, крупный чиновник Министерства финансов, известный историк, библиограф, с 1902 г. — директор Публичной библиотеки в Петербурге. Вице-председателем Общества в 1884–1895 гг. был Ф. П. Корнилов — член Государственного совета, управляющий делами Комитета министров в 1861–1875 гг. Преемником Корнилова стал Н. Н. Селифонтов, также член Государственного совета, сенатор, занимавший в 1870-е гг. пост товарища министра путей сообщения и возглавлявший ряд межведомственных комиссий по вопросам организации транспорта.

Значительный вклад в организацию финансовой отчетности Общества в 1900-е гг. внес член его Совета П. И. Остроумов, в прошлом — директор Хозяйственного управления при Синоде. Развитие школьной деятельности ИППО в Сирии и Палестине, приобретшей в первые годы ХХ в. значительный размах, происходило при активном содействии Н. М. Аничкова — известного педагога, крупного чиновника Министерства народного просвещения, занимавшего в 1896–1898 гг. пост товарища министра. Возглавив в Обществе Отдел по поддержанию православия, Аничков существенно помог развитию системы русских школ в Сирии и Палестине. По словам историка, профессора Киевской духовной академии, активного деятеля ИППО А. А. Дмитриевского, бывший товарищ министра «для Палестинского Общества в самый разгар его боевой и весьма оживленной деятельности на Православном Востоке… являлся настоящим кладом» [Дмитриевский 2008, 107].

Важнейшая особенность деятельности общественной организации — опора на самостоятельный почин, идейно окрашенную мотивацию ее членов — была в той или иной степени характерна для всех основных активистов ИППО, но, пожалуй, в наибольшей степени проявилась в начинаниях В. Н. Хитрово. Инициатор учреждения и фактически создатель Общества, Василий Николаевич занимал в нем должность помощника председателя, а с 1889 г. — секретаря. Для Хитрово ИППО в буквальном смысле слова стало делом жизни, ради него он пожертвовал успешно развивавшейся государственной карьерой. В некрологе, посвященном Василию Николаевичу, говорилось: «Его упорной настойчивости в преследовании задач, положенных в основание деятельности общества и, главное, его горячей до фанатизма, непоколебимой преданности этим задачам общество почти всецело обязано своим развитием» [Собрание, 157]. Как отмечали коллеги, обычно именно он намечал те или иные направления деятельности Общества, затем руководил осуществлением этих мер и часто непосредственно участвовал в их реализации. Подобная система действий имела как плюсы, так и минусы. Опираясь на инициативу энтузиаста, она демонстрировала высокую эффективность под его руководством, но неизбежно должна была дать сбой после его ухода. Во многом так и произошло после смерти Хитрово (1903), адекватную замену которому, по признанию многих активистов ИППО, найти так и не удалось.

Вдохновляемая идейными мотивами, во многом свободная от бюрократической ограниченности, деятельность ИППО в 1880–1890-е гг. вызывала симпатию ряда высокопоставленных сановников, оказывавших Обществу поддержку и защищавших его от натиска недоброжелательно настроенных ведомств, прежде всего Министерства иностранных дел. Важнейшее место среди этих сановников занимал К. П. Победоносцев. Его отношение к ИППО определялось не только «ведомственной» принадлежностью Общества, дела которого передавались на рассмотрение императора через главу духовного ведомства, но имело и более глубокие причины. Знаменитый сановник в целом был сторонником небюрократических методов управления и полагал, что неограниченное самодержавие, безусловным сторонником которого он выступал, должно действовать, опираясь не на формальную чиновничью иерархию, а на личную инициативу идейно мотивированных деятелей, завязывающих друг с другом свободные от канцелярских регламентов контакты. Обер-прокурор писал И. С. Аксакову: «В России бумагой и уставом мало что можно сделать, но все можно человеком» [Письмо 1884. Л. 9об.]. Та же мысль проводится в письме С. А. Рачинскому: «Я никогда не верил в учреждения и регламентацию… Что бы ни говорили теории… движущая сила всего есть живой человек и в нем — живой огонь, от одного к другому передающийся» [Письмо 1882. Л. 1–1 об].

Упорно и по большей части безуспешно искавший очаги подобной живой организации в деятельности разных официальных структур, пытавшийся выстроить ее в рамках собственного духовного ведомства, Победоносцев, как ему казалось, обнаружил ее воплощение в начинаниях ИППО, что, безусловно, вызывало самую положительную оценку с его стороны. Обер-прокурор писал Александру III в 1888 г.: «Поистине скажу, что в иерусалимском деле, имеющем для нас большую важность, только Палестинское общество принялось делать и делает настоящее дело… потому что взялось за дело не по-чиновничьи» [Письма К. П. Победоносцева, 188].

На Святой земле, подчеркивал Победоносцев, Общество выполняет важнейшую задачу — укрепляет «источники нашей нравственной силы, незаметно для глаз, но существенно привлекающей к нам сочувствие местного населения», а этого «нельзя достичь формальным действием бюрократических властей»[7] [Письма К. П. Победоносцева, 188–189]. Руководствуясь подобными соображениями, глава духовного ведомства всячески поддерживал деятельность ИППО. Заседания его совета в начале 1880-х гг. проходили в доме Победоносцева, а Хитрово фактически стал его личным доверенным советником по делам Палестины. Обер-прокурор давал Василию Николаевичу ответственные поручения по осмотру русских учреждений на Святой земле, обсуждал с ним важные государственные вопросы, в частности о назначении консулов в регионы Ближнего Востока.

Взаимодействие ИППО с церковными и государственными учреждениями

Практически во всех своих начинаниях ИППО выступало не просто как общественная организация, а именно как церковно-общественный союз, что ярче всего выразилось в разносторонней поддержке, которую Общество оказывало церковному учреждению — Русской духовной миссии в Палестине. «Полезным представителем нашим в Иерусалиме может быть лишь духовное лицо, и первенствующее в нем значение должна иметь Духовная Миссия» [Хитрово, 209], — провозглашал Хитрово в своем программном сочинении «Православие в Святой Земле» (1880), и этой установке ИППО следовало по сути в течение всей своей деятельности. Общество оказывало Русской духовной миссии содействие в возведении церквей на принадлежавших ей участках, а глава миссии архим. Антонин (Капустин), в свою очередь, по поручению ИППО наблюдал за проведением раскопок на русском участке вблизи храма Гроба Господня. По предложению Общества Синод назначил в РДМ дополнительно двух иеромонахов. В 1890 г. последовало новое расширение состава миссии (частично на средства ИППО) [Постановление, 71–72]. В целом, по официальным данным, в 1890-е гг. от Общества поступало около половины содержания миссии[8] [Саблер, 257–258]. Поддерживая миссию, Общество разворачивало и собственные широкомасштабные начинания на Святой земле, основными направлениями которых стала поддержка паломников из России и создание сети культурно-просветительских и благотворительных учреждений, прежде всего школ для православных арабов Сирии и Палестины.

Широкое развитие образовательной, благотворительной и иных видов деятельности ИППО неизбежно ставило вопрос об упорядочении его взаимодействия с правительственными ведомствами, прежде всего с МИД. Первоначально подобное взаимодействие порождало немало конфликтов. Недовольство у дипломатов вызывал сам факт начинаний, предпринимаемых за рубежом общественной структурой, слабо подчиненной бюрократической регламентации. Однако со временем напряженность начала снижаться. Подобный результат, как представляется, был глубоко закономерен. На него повлияло то обстоятельство, что Общество возглавлял брат царя, обострять отношения с которым не входило в интересы ни одного правительственного ведомства. Противоречия сглаживались и благодаря тому, что среди сотрудников МИД на местах, прежде всего среди консулов в Сирии и Палестине, было немало религиозно настроенных людей, у которых сами по себе цели ИППО не вызывали отторжения. Но главную роль, как представляется, сыграл еще один фактор.

По мере усложнения международной обстановки и расширения арсенала средств, с помощью которых великие державы действовали на мировой арене, руководители МИД приходили к пониманию того, что давно было ясно представителям «религиозной интеллигенции»: традиционных дипломатических инструментов для отстаивания интересов государства недостаточно, они должны дополняться мерами духовно-идеологического характера. Реализовать же эти меры наилучшим образом сможет неправительственная, в данном случае — церковно-общественная структура. Понимание этого факта все чаще отражалось к началу ХХ в. в заявлениях высокопоставленных дипломатов. В 1900 г. товарищ министра В. С. Оболенский, обосновывая необходимость предоставления Обществу крупного правительственного кредита, заявил: «Существенное содействие, оказанное Обществом укреплению среди православного населения восточных стран значения и обаяния России и русского имени привлекло к нему и особенные заботы Министерства иностранных дел, прилагавшего всяческие старания к оказанию возможной поддержки Обществу» [Дмитриевский 2014, 134].

Разумеется, сближение ИППО с правительственными ведомствами и опора на их поддержку не могли пройти для него бесследно. Постепенно стали проявляться признаки огосударствления Общества, с течением времени этот процесс становился все более заметным. Уже в 1883 г., дабы не обострять отношения с дипломатическим ведомством, Общество должно было согласиться с тем, что его контакты с уполномоченными на местах будут осуществляться с ведома Министерства иностранных дел [Отчет, 89]. В 1889 г. Обществу были переданы дела и имущества Палестинской комиссии — межведомственного правительственного органа, занимавшегося поддержкой паломников. Статус общественного учреждения в связи с этим повысился (именно тогда ему был дарован титул «Императорского»), но вместе с тем усилилась его зависимость от властей. В состав совета были введены представители МИД и духовного ведомства, а позднее — и Министерства народного просвещения. Вице-председатель ИППО стал утверждаться императором, на рассмотрение последнего выносились ежегодные сметы и отчеты организации. Дела, ранее находившиеся в ведении Палестинской комиссии, не подлежали обсуждению общего собрания ИППО.

Нарастала и финансовая зависимость Общества от правительства в виде ссуд и субсидий, вызванная снижением его собственных доходов на фоне постепенного распространения секулярных настроений в условиях общественно-политических потрясений начала ХХ в. (русско-японской войны и революции 1905–1907 гг.). Тем не менее до конца своего существования ИППО сохраняло ярко выраженные черты общественной структуры, опиравшейся на самостоятельный почин и идейно мотивированную деятельность его членов, располагавшей значительной долей автономии от правительственных ведомств. В связи с этим и с учетом того, что задачи духовно-религиозного характера играли в начинаниях Палестинского общества чрезвычайно большую роль, можно констатировать, что по своей структуре, целям и характеру деятельности оно имело много общего с церковными братствами.

В целом предприятия ИППО можно рассматривать в качестве неотъемлемой составной части церковно-общественного движения второй половины XIX — начала XX в., результат усилий той части русского общества, которую можно обозначить как «религиозная интеллигенция». Безусловно, в ходе своей деятельности Палестинское общество, как и другие церковно-общественные структуры, вступало в различные формы взаимодействия с правительственными органами и в ряде случаев выполняло функции, близкие к официальным. Со временем это привело к определенному ограничению автономии Общества. Однако существовавшие в его устройстве элементы самостоятельности способствовали сохранению настроения энтузиазма, возможности проявления свободной инициативы, которые являлись главным залогом успеха начинаний ИППО.

 

Список сокращений

ИППО — Императорское православное палестинское общество

МИД — Министерство иностранных дел

РДМ — Русская духовная миссия в Иерусалиме

 

Источники

1. Дьяконов = Дьяконов М. Я. Отчет по ревизии денежного и материального хозяйства и по обозрению недвижимых имуществ, хозяйства, счетоводства и отчетности РДМ в Иерусалиме 4 ноября 1914 г. // Богословские труды. 2001. Вып. 36. С. 267–303.
2. Извлечение = Извлечение из всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1881 год. Санкт-Петербург: Синодальная тип., 1883. С. 125.
3. Никанор = Никанор (Бровкович), архиеп. Записки присутствующего в Святейшем Правительствующем Синоде // Русский архив. 1906. № 9. С. 497–519.
4. Обзор = Обзор деятельности ведомства православного исповедания за время царствования императора Александра III. Санкт-Петербург: Синодальная тип., 1901. 727 с.
5. Отчет = Отчет Православного Палестинского общества за 1883–1884 гг. Санкт-Петербург: Тип. В. Киршбаума, 1884. 185 с.
6. Палестинское общество = Православное Палестинское общество на служении Церкви и русскому народу. По поводу ХХХV-летия деятельности Общества в Святой Земле (1882–1917) // Православный Палестинский сборник. Вып. 108. Москва: Индрик, 2012. С. 55–87.
7. Письмо Антонина = Письмо Антонина Н. П. Игнатьеву от 19 августа 1868 г. // Переписка архимандрита Антонина (Капустина) с графом Н. П. Игнатьевым. 1865–1893. Москва: Индрик, 2014. С. 118–126.
8. Письмо 1882 = Письмо К. П. Победоносцева С. А. Рачинскому от 1 января 1882 г. // Письма к С. А. Рачинскому. 1882. Январь-июль. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 631. Л. 1–1 об.
9. Письмо 1884 = Письмо К. П. Победоносцева И. С. Аксакову от 11 июля 1884 г. // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 14. Ед. хр. 658. Л. 9 об.
10. Письмо В. Н. Хитрово = Письмо В. Н. Хитрово К. П. Победоносцеву об избрании архимандрита Фотия Иерусалимским Патриархом, а также записка о положении православия. 16 октября 1882 г. // К. П. Победоносцев и Русская Духовная Миссия в Иерусалиме в царствование императора Александра III. Москва; Санкт-Петербург: Индрик, 2017. С. 86–89.
11. Письма К. П. Победоносцева = Письма К. П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. Москва: Новая Москва, 1926. 384 с.
12. Постановление = Постановление Святейшего Синода о новом штате РДМ в Иерусалиме 18/25 мая 1890 г. // Россия в Святой Земле. Документы и материалы. Т. 2. Ч. 1. Москва: Международные отношения, 2000. С. 69–72.
13. Саблер = Саблер В. К., обер-прокурор Святейшего Синода. Доклад в Государственную Думу о хозяйственном состоянии Русской Духовной Миссии в Иерусалиме 4 января 1914 г. // Богословские труды. 2001. Сб. 36. С. 252–266.
14. Собрание = Годовое общее собрание ИППО 4 ноября 1903 г. // Сообщения ИППО. 1903. Т. 14. Ч. 1. № 3. С. 157–172.
15. Хитрово = Хитрово В. Н. Православие в Святой Земле // Он же. Собрание сочинений и писем. Т. 1. Москва: Императорское православное палестинское общество; Санкт-Петербург: Изд-во Олега Абышко, 2011. С. 125–246.

 

Литература / References

1. Балакшина = Балакшина Ю. В. Дискуссия о братствах в русской печати 1960-х годов // «Свет Христов просвещает всех»: Альманах Свято-Филаретовского института. 2017. Вып. 21. С. 23–34. Balakshina Yu. V. (2017). “Discussion on Brotherhoods in the Russian Press in 1860s”. “The Light of Christ enlightens all”: SFI Academic Periodical, iss. 21, pp. 23–34 (in Russian).
2. Бутова = Бутова Р. Б. Паломничества членов царской семьи в контексте русской дипломатии на Ближнем Востоке // Российская история. 2010. № 2. С. 91–110. Butova R. B. (2010). “Pilgrimages of the members of Russian Imperial family in the context of Russian diplomatic activities in the Near East”. Rossiyskaya istoriia, n. 2, pp. 91–110 (in Russian).
3. Дмитриевский 2008 = Дмитриевский А. А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшие четверть века: 1882–1907. Москва: Императорское православное палестинское общество; Санкт-Петербург: Изд-во Олега Абышко, 2008. 448 с. Dmitrievsky A. A. (2008). The Imperial Orthodox Palestine Society and its activities over the past quarter century: 1882–1907. Moscow: IOPS; St. Petersburg: Oleg Abyshko Publishing House (in Russian).
4. Дмитриевский 2010 = Дмитриевский А. А. Державные защитники и покровители Св<ятой> Земли и августейшие паломники у Живоносного Гроба // Он же. Деятели русской Палестины. Москва: ИППО; Санкт Петербург: Изд-во Олега Абышко, 2010. С. 19–28. Dmitrievsky A. A. (2010). “Sovereign defenders and patrons of the Holy Land and august pilgrims at the Life-Giving Tomb”, in Idem. Figures of Russian Palestine. Moscow; St. Petersburg: IOPS; Oleg Abyshko Publishing House (in Russian).
5. Дмитриевский 2014 = Дмитриевский А. А. Н. М. Аничков // Он же. Палестинское общество и русские школы на Востоке: Статьи, очерки, отчеты. Москва: ИППО; Санкт-Петербург: Изд-во Олега Абышко, 2014. С. 94–202. Dmitrievsky A. A. (2014). “N. M. Anichkov”, in Idem. Palestinian society and Russian schools in the East: Articles, essays, reports. Moscow: IOPS; St. Petersburg: Oleg Abyshko Publishing House, pp. 94–202 (in Russian).
6. Лисовой 2006 = Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX — начале XX века. Москва: Индрик, 2006. 512 с. Lisovoi N. N. (2006). Russian religious and political presence in Holy Land and Near East in the late 19th and early 20th centuries. Moscow: Indrik Publ. (in Russian).
7. Лисовой 2016 = Лисовой Н. Н. Церковь, империя, культура: очерки синодального периода. Москва: Индрик, 2016. 566 с. Lisovoi N. N. (2016). Church, empire, culture: essays on the Synodal period. Moscow: Indrik Publ. (in Russian).
8. Папков = Папков А. А. Церковно-общественные вопросы в эпоху Царя-Освободителя (1855–1870). Санкт-Петербург: Тип. А. П. Лопухина, 1902. 184 с. Papkov A. A. (1902). Church and social issues in the era of the Tsar-Liberator (1855–1870). St. Petersburg: A. P. Lopukhin Publ. (in Russian).
9. Рункевич = Рункевич С. Г. Русская Церковь в XIX в. Санкт-Петербург: Тип. А. П. Лопухина, 1902. 232 с. Runkevich S. G. (1902). Russian Church in the 19th century. St. Petersburg: A. P. Lopukhin Publ. (in Russian).
10. Флоровский = Флоровский Георгий, прот. (1991). Пути русского богословия. 3-е изд. Репр. воспр. изд.: Париж, 1937. Вильнюс: [Б. и.], 1991. 600 с. Florovsky Georgy, archpriest (1991). Paths of Russian theology. Vilnius: [S. n.] (in Russian).
11. Ямилинец = Ямилинец Б. Ф. Россия и Палестина. Очерки политических и культурно-религиозных отношений (XIX — начало XX века). Москва: Институт востоковедения РАН, 2003. 256 с. Yamilinets B. F. (2003). Russia and Palestine. Essays on political and cultural-religious relations (19th — early 20th centuries). Moscow: Institute of oriental studies (in Russian).

 

[1] О дискуссиях относительно церковных братств в русской печати 1860-х гг. см.: [Балакшина].

[2] Архиепископ Никанор описывал свои впечатления от посещения собраний Братства Пресвятой Богородицы в Петербурге, заседавшего в доме обер-прокурора Святейшего синода К. П. Победоносцева.

[3] В качестве примера крупных общественно-церковных союзов можно привести Общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви, Прибалтийское православное братство. См.: [Обзор, 311–312, 345, 351, 358–459].

[4] Об обстоятельствах создания ИППО, формировании его структуры и роли Хитрово в этих процессах см.: [Лисовой 2006, 160–173; Ямилинец 116–127].

[5] О роли императрицы в поддержке РДМ и содействии его деятельности см.: [Дмитриевский 2010, 19–28]. О духовно-идеологическом значении паломничества великих князей см.: [Бутова, 100–102].

[6] По мнению современного исследователя Н. Н. Лисового, подобный состав учредителей свидетельствовал о том, что «создаваемое Общество, будучи православным и государственно ориентированным, не будет, однако, оглядываться в своей деятельности ни на МИД, ни на Святейший Синод» [Лисовой 2016, 305].

[7] Позиция обер-прокурора отчасти являлась отражением взглядов Хитрово, который полагал, что вопросами культурно-идеологического характера за рубежом не должны заниматься правительственные ведомства. «В деле чисто духовном, религиозном, распорядителем является — Министерство иностранных дел, занятое совсем иным делом и для которого вопросы эти представляются не более как лишней перепиской», — писал Хитрово Победоносцеву в октябре 1882 г. [Письмо В. Н. Хитрово, 88].

[8] К 1914 г. эта доля снизилась примерно до одной трети. См.: [Дьяконов, 267].

 

Источник: Полунов А. Ю. Организация и деятельность Императорского православного палестинского общества в контексте движения церковных братств // Вестник Свято-Филаретовского института. 2024. Т. 16. Вып. 2 (50). С. 36–51. https://doi.org/10.25803/26587599_2024_2_50_36