Статья профессора, доктора церковной истории, доктора исторических наук, профессора кафедры общей и русской церковной истории и канонического права Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, заведующей Научным центром истории богословия и богословского образования Богословского факультета ПСТГУ Наталии Юрьевны Суховой посвящена Михею Накамуре Коске — одному из представителей православного японского юношества, обучавшегося в российских духовных академиях — а именно в Казанской. Обучение православного японского юношества в российских духовных академиях — явление очень интересное. Но Михей Накамура привлекает особое внимание. Он стал последним из японцев, окончившим российскую высшую духовную школу, и опирался на опыт, накопленный его предшественниками. Это был единственный японец-академист, выбравший для своей кандидатской диссертации тему, связанную с христианским просвещением родной страны, в котором сам Накамура активно участвовал до поступления в российскую духовную академию.

Данная статья посвящена одному из представителей православного японского юношества, обучавшегося в российских духовных академиях — в данном случае в Казанской, — Михею Накамуре Коске. Основную часть доклада следует предварить кратким предисловием. Обучение православного японского юношества в российских духовных академиях — явление очень интересное. Люди, выросшие в совершенно иных культурных, национальных, религиозных, «менталитетных» условиях, должны были не только адаптироваться в новой культурно-интеллектуальной среде, но осваивать высшие христианские богословские знания на русском языке, да еще со сложившимися российскими особенностями. Равноапостольный Николай Японский устроил при миссии семинарию, но для преподавания в этой семинарии и для решения богословских вопросов нужны были члены миссии, имевшие высшее духовное образование. Получить его японцы могли только в России, и равноапостольный Николай и его преемник преосвященный Сергий (Тихомиров) периодически направляли лучших выпускников Токийской семинарии в российские академии. Начальники миссии предпочитали или СПбДА[1] — свою альма-матер, или КДА — по наиболее мягким климатическим условиям, но и КазДА получила этот опыт. Всего российские духовные академии окончили 16 православных японцев, еще трое учились, но не окончили по разным причинам.

Почему именно Михей Накамура привлекает особое внимание? Во-первых, он стал последним из японцев, благополучно окончившим российскую высшую духовную школу, поэтому должен был суммировать весь опыт, накопленный его предшественниками. Во-вторых, интересны судьба Михея Накамуры и путь, которым он попал в академию. В-третьих, это был единственный японец-академист, выбравший для своей кандидатской диссертации тему, связанную с христианским просвещением родной страны, в котором сам Накамура активно участвовал до поступления в российскую духовную академию. Именно эта диссертация и обусловила тему статьи, которая состоит из двух частей: первая посвящена краткому рассказу о самом авторе, его личном служении в Японской миссии и учебе в России; вторая — упомянутой диссертации.

Имя Михея Накамуры неоднократно встречается в «Дневниках» учредителя и начальника православной духовной миссии в Японии равноапостольного Николая (Касаткина). Так, еще летом 1903 г. Михей Накамура, перешедший тогда в 7-й класс Токийской семинарии, отправился в путешествие по разным местным церквам, где демонстрацией «волшебного фонаря со священными картинками и с должными объяснениями» имел большой успех[2].

Весной 1904 г. окончивший Токийскую семинарию Михей был отправлен катехизатором в Мацуяму — город, традиционно сложный для христианского просвещения, где активно действовал, оберегая кладбище русских военнопленных от посягательства японских властей и строя православный храм[3].

 Но Михею Накамуре этого было мало, он стремился получить российское высшее духовное образование. И, прослужив катехизатором четыре с половиной года, он просил у равноапостольного Николая отправить его в Россию для изучения русского языка и усовершенствования в богословии[4]. Однако это вызвало огорчение и недовольство начальника миссии: неоднократно его посланцы, получив в российских академиях высшее образование, вместо служения на ниве духовного просвещения переходили на светскую службу в японские государственные структуры, прельстившись большими деньгами. Поэтому все аргументы Накамуры владыка Николай считал «обыкновенным <...> приемом обманывающих Церковь‚ которая воспитала их для служения ей»[5] и даже отказал бывшему сотруднику в русском тексте семинарского аттестата[6].

Тем не менее Михей Накамура‚ вопреки желанию начальника миссии, все же отправился в Россию‚ причем стремился именно в КазДА‚ имевшую специальную миссионерскую направленность. Заметим, что к этому времени Накамура уже был женат и имел двоих детей‚ но жена мужественно осталась в Японии и продолжала по мере сил просветительское служение[7].

Михей Накамура был очень настойчив в достижении своей цели: добравшись через Владивосток в Казань, он нашел покровительство у архиепископа Казанского и Свияжского Никанора (Каменского) и приют в казанском Спасо-Преображенском монастыре. В 1909 г. воодушевленный Накамура отправил в Святейший Синод прошение о принятии его вольнослушателем в КазДА, но на запрос Синода о желательности принятия Накамуры в КазДА равноапостольный Николай отказался «просить за него [Накамуру М. С.] или рекомендовать»[8]. Дополнительной причиной строгости преосвященного Николая были несправедливые отзывы о Токийской семинарии, после которой, как сообщал Михей Синоду, он «чувствовал себя не вполне подготовленным к этой проповеднической деятельности»[9]. С точки зрения преосвященного Николая в недостаточной подготовленности был виноват сам Михей, освоивший семинарский курс очень слабо — по неспособности[10]. И Синод признал прошение Накамуры «не заслуживающим удовлетворения»[11].

Однако Михей Накамура был тверд в своем стремлении. По благословению преосвященного Никанора он остался в Казани и поступил на миссионерские курсы при КазДА. Будучи курсистом, Михей Накамура вел себя очень активно и даже внес новую струю в миссионерскую деятельность в Казани. Так, по его инициативе в журнале, издававшемся Братством святителя Гурия[12], был открыт особый раздел «Известия из Японии», который вел сам Накамура. В течение 1909–1910 гг. он поместил в этом разделе несколько статей, знакомивших казанское общество с деятельностью Японской миссии и пополнивших общую историографию по Стране восходящего солнца: писал о проводившихся соборах миссии, поездках ее руководства по городам Японии, даже о специфических событиях — например, браке японца с россиянкой[13].

Закончив курсы весной 1911 г., Михей Накамура вновь подал в Синод прошение о разрешении поступить в академию, подкрепив прошение не только положительным свидетельством наблюдателя миссионерских курсов, профессора КазДА иеромонаха Гурия (Степанова), но и просьбой Совета КазДА к преосвященному Николаю о соответствующем ходатайстве в Синод[14]. К этому времени равноапостольный Николай получил свидетельство побывавшего в Казани преосвященного Сергия (Тихомирова) о ревностной учебе Михея на миссионерских курсах и ежедневном посещении им ранней Литургии[15]. Убедившись в «неложном <…> желании служить Церкви и непритворном благочестии» своего воспитанника, равноапостольный Николай просил-таки Синод и ректора КазДА преосвященного Алексия (Дородницына) допустить Накамуру до вступительных экзаменов[16].

Средний балл вступительных экзаменов Накамуры — увы! — был крайне низок: 2,83. Как иностранец, Накамура должен был сдать дополнительный экзамен по истории русской литературы и написать соответствующее сочинение, и для сочинения Накамура избрал любопытную тему «Личность русского князя по “Слову о полку Игореве”». Но оценка была неудовлетворительной. Совет КазДА не решился взять на себя ответственность за прием Накамуры, переложив эту ответственность на Синод[17]. В результате Михей Накамура в 1911 г. все же оказался в академии, причем с назначением ему стипендии «из основного учебного капитала»[18]. Разумеется, для специализации им было выбрано противобуддистское направление миссионерской группы как наиболее близкое к японским реалиям.

B академии Михей Накамура учился усердно, но его миссионерская целеустремленность определенным образом сказалась на общих успехах: до 1-го разряда на выпуске он недотянул. Покровительствовал ему в академии, как и на курсах, архимандрит Гурий (Степанов), всеми силами пытавшийся развить в КазДА доселе довольно слабое противобуддистское направление. Четкая миссионерская мотивация определила и выбор темы для кандидатской диссертации Накамуры.

Еще на 3-м курсе Накамура собирал и систематизировал материалы по истории Русской духовной миссии в Японии как на русском, так и на японском языках, переводил наиболее значимые статьи. Убедившись в том, что целостной истории Русской духовной миссии в Японии не существует, несмотря на многочисленные заметки и статьи преосвященного Николая и его сотрудников, Михей поставил перед собой «наполеоновскую» цель: написать такую историю, вписав деятельность миссии в историю Японии в целом с учетом всей национальной, культурной и вероисповедной специфики[19]. Тем более у него был пример: с блеском защищенная в 1888 г. в КазДА магистерская диссертация архимандрита Николая (Адоратского), будущего епископа Оренбургского, по истории Пекинской духовной миссии († 1896)[20].

Но, к великому огорчению энтузиаста, все планы были разрушены начавшейся Первой мировой войной. Вскоре после начала войны, в ноябре 1914 г., Михей Накамура получил от японского посольства в Петрограде предложение занять место переводчика в японском отряде Красного креста на русском театре военных действий[21]. Накамура не мог не дать согласия: во-первых, «твердо помня долг христианина повиноваться своим законным властям и терпеливо нести возложенные на него обязанности»; во-вторых, желая «по мере сил быть полезным защитникам Русской земли»[22]. И, сдав с благословения ректора КазДА епископа Анатолия (Грисюка) досрочно выпускные экзамены, отправился на фронт.

После годового служения на фронте Накамура служил еще некоторое время в японском лазарете в Петрограде, работая, по его словам, «от 9 утра до 9–11 вечера, не исключая таких праздников, как Рождество и Пасха», неоднократно оставаясь у тяжело раненых на 2–3 дня[23]. Но и в этих условиях Накамура писал диссертацию «ночами, в часы скудного отдыха». Еще большая проблема состояла в том, что большую часть нужных книг из Казани взять с собой не удалось, петроградскими же библиотеками он не мог пользоваться в силу режима своей работы[24]. Поэтому задуманный грандиозный план выполнить не удалось, что побудило автора назвать диссертацию «Очерки истории православной миссии в Японии».

Но все же работа состоялась! Накамура вернулся в академию и в 1916 г. получил степень кандидата богословия за указанную диссертацию. Рецензент архимандрит Гурий (Степанов) оценил ее положительно, что дает основание для включения диссертации Накамуры в историографию православной миссии в целом и русской миссии в Японии в частности. Но увы! Современные исследования по истории Русской духовной миссии в Японии совсем не упоминают труд Михея Накамуры, как и самого автора[25]. Впрочем, это и понятно: текст диссертации не опубликован, как и подавляющее большинство кандидатских диссертаций выпускников духовных академий, рукопись хранится в архивном фонде КазДА в Государственном архиве Республики Татарстан[26].

Анализ диссертации следует предварить ее общим обрисом. Текст в 220 с лишним страниц состоит из 14 глав, в которых автор освещает основные вехи становления православной миссии в Японии, придерживаясь в основном хронологическо-географического принципа. Так, особые главы посвящены Тяньцзиньскому русско-китайскому трактату 1858 г. и основанию православной миссии в Хакодатэ, революции 1868 г. и первым православным японцам, включению в миссионерскую деятельность сендайских самураев, официальному утверждению Русской духовной миссии в Японии, учреждению центра миссии в Токио, миссионерским станам в Сендае и других городах, построению Воскресенского собора, созданию храма в Мацуяме.

Эти вехи предваряются предысторией — повествованием о первом появлении португальцев в стране Восходящего солнца в 1549 г. и последовавшими за этим 25 годами активнейшей деятельности в Японии сперва иезуитов-миссионеров во главе с другом и сподвижником Игнатия Лойолы Франциском Ксаверием, а затем португальских и испанских монахов всех католических орденов. Эта предыстория не представляла, конечно, новизны даже для русского читателя: еще в 1869 г. в «Русском вестнике» была помещена статья равноапостольного Николая, тогда иеромонаха, в которой рассматривалась Япония с точки зрения христианской миссии[27]; в 1904–1905 гг. в «Богословском вестнике» был опубликован перевод фрагмента фундаментального исследования французского знатока Дальнего Востока Эдуарда Фрессии, посвященного первому периоду христианства в Японии[28]. К сожалению, Накамура не использовал последний труд, как и работы других европейских японоведов — историографическая составляющая в диссертации явно слабовата. Но особенностью труда Михея Накамуры являлась попытка вписать проблемы раннего христианского просвещения Японии в ее общую историю, которую автор диссертации чувствовал «изнутри»[29]. В этой предыстории особо выделен небольшой очерк о сочетании в Японии синтоизма, буддизма и конфуцианства. Конечно, автор не претендовал на глубокий анализ философии буддизма и конфуцианства, но отстаивал два тезиса: 1) буддизм в Японии, сильно повлияв на духовную жизнь народа, не умалил значения «синто» с культами предков и природы, верой в магию, существование души и духов; 2) нравственность народа под влиянием этого тройного сочетания синтоизма, буддизма и конфуцианства «была далека от совершенства», ибо ограничивалась лишь требованиями полной преданности господину (царю, вассалу) и послушанием родителям[30].

Чрезвычайно важно для автора еще одно утверждение: в течение 250 лет сегуната Токугава, «золотого века» самурайства, эта благороднейшая часть японской нации воспитывала в себе «честную нравственность», «подобно невесте, с букетом цветов ожидающей жениха света Христова».

Но, конечно, основной интерес в работе представляет изучение истории Русской духовной миссии в Японии, в которой сам Михей Накамура участвовал непосредственно. Источниковая база этого исследования не столь обширна, разумеется, по замыслу она должна быть существенно богаче. Из русских источников в нее включены ежегодные Всеподданнейшие отчеты обер-прокурора, православная периодика, отдельные официальные документы, связанные с миссией в целом и Японской в частности. Кроме того, по тексту работы рассеяны фрагменты из писем равноапостольного Николая митрополиту Санкт-Петербургскому Исидору (Никольскому) и другим русским церковным деятелям[31]. Из источников на японском языке Накамура привлек «40-летнюю летопись» Японской православной миссии; «Протоколы» ее соборов; журнал, издаваемый миссией; журнал «Кёкай хоти» («Церковный вестник»), а также некоторые японоязычные письма равноапостольного Николая и его главных помощников.

Начало православия в Японии, инициативу «благочестивого консула» Иосифа Гошкевича по устроению русского храма в Хакодатэ, первый этап деятельности равноапостольного Николая по устроению миссии, крещение первых японцев Накамура описывает, опираясь на опубликованные источники и статьи в русских журналах святителя Николая. Однако и эта часть диссертация небезынтересна, так как изложение всех событий в той или иной степени отражает взгляды самого автора: его православное мировоззрение, с одной стороны, и убежденность в ценности национальной культуры и традиции — с другой. Так, для Михея много значит принятие христианства сендайскими самураями, честью и совестью японский нации, которые «всегда стремились к благоустройству своего отечества и теперь направили свои дела и мысли на алтарь Божий»[32]. Именно обращение ко Христу самураев, с точки зрения Накамуры, определило успех равноапостольного Николая. Обращает на себя внимание оценка Накамурой «остроумного плана Савабэ» потомственного самурая, синтоистского жреца, ставшего первым учеником равноапостольного Николая, а вскоре и первым православным священником из японцев. Савабэ, желая привлечь к христианству самураев-патриотов, использовал их борьбу с южно-японскими князьями и выдвинул призыв: для благоденствия государства нужна его реформа, это требует объединения лучших сил через исповедание истинной религии — православия, которое несет «новую жизнь и новый дух». Накамура, понимая, что «с точки зрения православной морали» таким «благочестивым обманом» пользоваться нельзя, отмечает, что все же «неизмеримая и бесконечная Премудрость Господа Бога не отвергла остроумного плана Савабэ, а обратила его на правильный путь»[33].

Деятельность сендайских самураев, обратившихся ко Христу и ставших «создателями Православной земной Церкви в Японии»[34], Накамура сравнивает с апостольскими деяниями. Они так же оставили семейства и имущество и отправились на проповедь, продав все, лично им принадлежавшее, даже мечи — символ чести для самурая[35]. Став первыми катехизаторами, они так же, как святые апостолы, претерпели заключение в темницу, а созданная ими община молилась об освобождении братьев, и оковы пали[36]. Сам текст Накамуры по стилю и оборотам речи в этой части диссертации очень напоминает новозаветную книгу «Деяния святых Апостолов».

 Но автор диссертации вполне трезво пишет о внешней организации молодой Японской Церкви, постепенно сменявшей харизматический «общинно-апостольский» период. Так, заметными признаками этого процесса стало учреждение в Хакодате церковного совета под председательством иеромонаха Анатолия (Тихая), главного сподвижника равноапостольного Николая; организация семинарии, катехизаторской школы, приходских школ[37]. И, конечно, численный рост японских православных общин: если в 1871 г. в Хакодате Пасху праздновали 7 японцев, из них 2 христианина, то в 1874 г. там же Воскресение Христово встречало 150 японцев[38]. Особое внимание Накамура обращает на равноправное участие в православной жизни японских женщин: их включение в церковный совет, основание женского училища и «дамского кружка», который взял на себя функцию благотворительности. Эту «свободу во Христе», открывающуюся для всякого вне зависимо от пола и социального положения, Михей противопоставляет буддистской и конфуцианской морали, видевшей в женщине рабу мужчины[39].

Интересен сюжет о связи японских христиан с Афоном, практически не отраженный в историографии. Когда православная община Сендая в 1889 г. задумала строить храм, стало ясно, что своими силами нужных денег на это собрать невозможно. И по совету о. Анатолия (Тихая), жившего в молодости на Афоне, община обратилась за помощью к архимандриту Макарию (Сушкину), игумену афонского Пантелеимонова монастыря[40]. Сам о. Анатолий в свою очередь написал архимандриту Макарию, описывая тяжелое положение и христианскую ревность сендайской общины. О. Макарий благословил оказать помощь, и, хотя сам он скончался 1 июля того же 1889 г., его преемник прислал в Японию выделенные деньги[41].

Особую ценность представляет 14-я глава диссертации, посвященная православной общине и созданию храма в Мацуяме, ибо именно там начинал свою катехизаторскую деятельность сам Михей Накамура, и официальные источники дополняются еrо фактологическими уточнениями и живыми впечатлениями[42]. Мацуяма сама по себе была важным городом в истории православия в Японии в начале ХХ в., ибо именно там в 1904–1905 гг. было средоточие раненых русских воинов, попавших в плен в ходе Русско-японской войны, лазарет и временная русская церковь. Михей Накамура, окончив семинарию в июле 1905 г., сам подал миссионерскому собору прошение о назначении его именно в Мацуяму. Но отцы собора отклонили прошение, ибо неудачная попытка проповеди в этом городе в 1895 г. поставила его в разряд «бесперспективных» для православия. Однако равноапостольный Николай своей личной властью отправил Накамуру в Мацуяму, и ревностное служение молодого катехизатора через три года сформировало там православную общину из 20 человек[43]. Община жила в тесной связи с русскими ранеными воинами: вместе молились в больничном храме, помогали и утешали. Это единство, как пишет Накамура, «добрый пример и глубокое религиозное воспитание» «природных православных братьев», «тело которых было несвободно, а дух прекрасно славил Бога», глубоко трогали молодого катехизатора, почувствовавшего именно в этой духовной силе «торжество православия»[44].

Молодая мацуямская община мечтала о храме, который, разумеется, своими силами построить не могла. И здесь на помощь пришли «недавние враги японцев русские пленные воины». Идея Михея Накамуры попросить помощи у братьев по вере была поддержана старостой больничной церкви прапорщиком Константином Коняевым и благословлена равноапостольным Николаем. И русские офицеры, воины и моряки собрали необходимую сумму на устроение храма, который подробно и с большой любовью описывает Накамура: «изящный иконостас московской работы»; «изящная, но старостильная живопись икон работы Гурьянова», «без малейших выпадов в сторону любимого декадентства»; «звон из 6 колоколов», присланных из Москвы[45].

Заключение диссертации довольно объемное, более 30 страниц представляет общий обзор современного автору состояния Православной миссии в Японии, разумеется, довоенного, на 1911 г.: всевозможная статистика, соборы японских христиан и их решения, учебные заведения при миссии, особенности церковного пения, переводы богослужебной и богословской литературы[46]. Данные в основном взяты из опубликованных источников, но дополнены и личными сведениями Накамуры. Интерес представляет сравнительный анализ состояния христианских миссий в Японии — католической, протестантской и православной. Хотя по численности и обращенных, и духовенства, и катехизаторов православная миссия не успела догнать иноконфессиональные, тем не менее она имела явное первенство в количестве священников из «природных японцев»[47]. Следует отметить интересный штрих: говоря об учебных заведениях при православной миссии, богослужении и церковном пении, автор диссертации часто употребляет сравнения: «семинария с программой, близкой к нашим семинарским», «женская школа, сходная с нашими епархиальными училищами», «конституция японского языка диаметрально противоположна нашей» и др. Это сродство молодого японца с русской церковной жизнью, духовной школой, литургическим строем, как представляется, являлось одним из свидетельств успеха равноапостольного Николая и его сподвижников.

Завершается диссертация Михея Накамуры гимном апостольским трудам святителя Николая Японского, архимандрита Анатолия (Тихая), игумена Владимира (Соколовского) — кстати, выпускника КазДА, принесшим в Японию свет истинной веры и давшим живые примеры христианской нравственности и любви. Таким образом, диссертация представляет собой одновременно свидетельство благодарности японского народа, просвещенного христианством, и достаточно состоятельное научное исследование.

Заключение

1. Образование японского юношества в православных духовных школах имело определенные успехи, но было связано со многими проблемами: плохое знание языка, непростое включение в российский контекст, неумение использовать особый опыт представителей Японии в выпускной диссертации. В этом отношении Михей Накамура представляет очень хороший пример, полноценным результатам которого, к сожалению, не суждено было проявиться: даже кандидатская диссертация его оказалась забытой.

2. Однако присутствие Михея Накамура в КазДА в эти годы имело перспективы. В мае 1914 г. Учебный комитет при Святейшем Синоде, ввиду предполагавшегося открытия Сибирской духовной академии (в Томске или Иркутске), в которой была предусмотрена группа миссионерских предметов, поручил КазДА составить учебный план[48]. В составленном проекте, кроме привычных дисциплин, связанных с изучением ислама и буддизма в России, предусматривались дисциплины, связанные с «внешней миссией (Китай и Япония)», а именно: китайский и японский языки с обзором соответствующей религиозной литературы; история китайского и японского буддизма, конфуцианства и синтоизма; обличение этих верований; этнография китайцев и японцев; история распространения среди них христианства (с особым обращением внимания на методы христианского воздействия)[49]. Возможно, если бы эти планы осуществились, Михей Накамура и другие православные японцы были бы востребованы в качестве преподавателей. консультантов, исследователей. То, что Накамура даже в «экстремальном варианте» своей диссертации уделял пристальное внимание вероисповедным особенностям и нравственным принципам буддизма, конфуцианства, синтоизма, их соотнесению, наводит на мысль, что и он надеялся на подобные перспективы. Но в те годы этому не дано было осуществиться...

 

Список использованных источников и литературы

1. ГАРТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 1275. Накамура Михей. Очерки истории православной миссии в Японии. 1916 г.
2. ГАPT. Ф. 10. Оп. 1. Д. 8096. О соискании степени магистра богословия о. Николаем (Адоратским).
3. ГАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11234. О призыве студентов академии на военную службу. 1914–1915 гг.
4. ГАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11352. Л. 360 об. — 361. O Сибирской духовной академии.
5. Дневники святого Николая Японского. Т. IV. СПб., 2004.
6. Дневники святого Николая Японского. Т. V. СПб., 2004.
7. Николай [(Касаткин) ], иером. Япония с точки зрения христианской миссии // Русский вестник. 1869. № 9. С. 219–264.
8. Протоколы заседании Совета Казанской духовной академии за 1911 год. Казань, 1912.
9. Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1914 год. Казань, 1915.
10. РГИА. Ф. 796. Оп. 190 (1 отд. 2 ст.). Д. 1. О принятии иностранцев в духовно-учебные заведения и назначении им стипендий за 1909 г.
11. РГИА. Ф. 796. Оп. 192 (1 отд., 2 ст.). Д. 191. О принятии иностранцев в духовно-учебные заведения и назначении им стипендий за 1911 г.
12. Фрессинэ Э. Первый период христианства в Японии: [Из кн.: Le Japon. Histoire, descriptions. Rapports avec les Européens. Expédition Américaine. Paris, 1853] / Пер. с франц. В. А. Тихомировой, вступ. ст. Л. А. Тихомирова // Богословский вестник. 1904. № 10. С. 265–290; № 11. С. 509–536; 1905. № 1. С. 124–156; № 2. С. 342–370.

 

[1] В статье используются принятые аббревиатуры названий духовных академий: КазДА — Казанская духовная академия; КДА — Киевская духовная академия; СПбДА — Санкт-Петербургская духовная академия.

[2] Дневники святого Николая Японского. Т. IV. Спб., 2004. С. 847.

[3] Дневники святого Николая Японского. Т. V. Спб., 2004. С. 334, 393.

[4] Там же. С. 455–456.

[5] Там же. С. 456.

[6] Там же. С. 470.

[7] Там же. С. 456.

[8] Российский государственный исторический архив (далее: РГИА), Ф. 796. Оп. 190 (1 отд. 2 ст.). Д. 1. Ο принятии иностранцев в духовно-учебные заведения и назначения им стипендий за 1909 г. Л. 82–84.

[9] Там же. Л. 85–85 об.

[10] Дневники святого Николая Японского. Т. V. СПб., 2004. С. 558–559.

[11] РГИА. Ф. 796. Оп. 190 (1 отд., 2 ст.). Д. 1. Л. 86. Определение Святейшего Синода от 9–12 сентября 1909 г.

[12] «Сотрудник Братства святителя Гурия», с 1911 г. «Сотрудник Приволжской миссии».

[13] О занятиях собора Японской церкви (2-е и 3-е июля 1909 г.) // Сотрудник Приволжской миссии. 1909. № 3 от 19 декабря; Дела Японской Миссии // Там же. 1910. № 16 от 20 марта; Из японской церковной хроники. Командировка Преосвященного Сергия Киотского // Там же. № 29/30 от 29 мая; Из японской церковной хроники. Брак японца с россиянкой. Монашество в Японии // Там же. № 31 от 5 июня.

[14] РГИА. Ф. 796. Оп. 192 (1 отд., 2 ст.). Д. 191. О принятии иностранцев в духовно-учебные заведения и назначении им стипендий за 1911 г. Л. 82–87.

[15] Дневники святого Николая Японского. Т. V. C. 757.

[16] Там же.

[17] Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1911 год. Казань, 1912. С. 236.

[18] РГИА. Ф. 796. Оп. 192 (1 отд., 2 ст.). Д. 191. Л. 88. Определение Синода от 29 сентября 17 октября 1911 г.

[19] Государственный архив Республики Татарстан (далее: ГАРТ). Ф. 10. Оп. 2. Д. 1275. Накамура Михей. Очерки истории православной миссии в Японии. 1916 г. С. I, III.

[20] ГАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 8096. О соискании степени магистра богословия о. Николаем (Адоратским). Л. 1–15 об. Сама диссертация: Николай (Адоратский), архим. История Пекинской духовной миссии в первый и второй периоды ее деятельности. Казань, 1887.

[21] ГАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11234. О призыве студентов академии на военную службу. 1914-1915 гг. Л. 15.

[22] ГАРТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 1275. Накамура Михей. Очерки истории православной миссии в Японии. С. І–ІІ.

[23] Там же. С. ІІ-ІІІ.

[24] Там же.

[25] Саблина Э. Б. Православная Церковь в Японии в конце ХІХ - ХХ в. и ее основатель святитель Николай. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 2000; Боголюбов А. М. Российская Духовная Миссия в Японии в конце ХІХ начале ХХ века. Дисс. ... канд. ист. наук. СПб., 2004; Гавриков А. А. Публицистическая деятельность членов Российской духовной миссии в Японии как канал русско-японской межкультурной коммуникации (1860-е - 1917 г.) Дисс. ... канд. ист. наук. Иркутск, 2012 и др. * Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 10.

[26] Национальный архив Республики Татарстан. Ф. 10.

[27] Николай (Касаткин), иером. Япония с точки зрения христианской миссии // Русский вестник. 1869. № 9. C. 219–264.

[28] Фумски 3. Первый период христианства в Японии: [Из кн.: Le Japon. Histoire, descriptions, Rapports avec les Européens. Expédition Américaine Paris, 18531 / Пер. с франц. В. А. Тихомировой, вступ. ст. Л. А. Тихомирова Богословский вестник. 1904. № 10. С. 265-290, № 11. С. 509–536; 1905. № 1. С. 124-156, № 2. С. 342-370 ГАРТ. Ф. 10. 04. 2. Д. 1275. Накамура Михей. Очерки истории православной миссии в Японии. С. 1–4.

[29] Там же. С. 12–14.

[30] Там же. С. 15–20.

[31] Там же. С. 221.

[32] Там же. С. 67.

[33] Там же. С. 67–69.

[34] Там же. С. 69.

[35] Там же. С. 70–73.

[36] Там же. С. 90–99.

[37] Там же. С. 100–108, 141.

[38] Там же. С. 101–102.

[39] Там же. С. 100, 103. Ср.: Там же. С. 12–13.

[40] Об архимандрите Макарии (Сушкине) подробнее см.: Красовский И. Ф. Макарий, архимандрит афонский. М., 1889, Дмитриевский А. А. Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандрита Макария (Сушкина). СПб., 1895.

[41] ГАРТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 1275. Накамура Михей. Очерки истории православной миссии в Японии. С. 125–128.

[42] Там же. С. 175–190.

[43] Там же. С. 180–181.

[44] Там же. С. 182–183.

[45] Там же. С. 186–190.

[46] Там же. С. 190–221.

[47] Там же. С. 205–206.

[48] Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1914 год. Казань, 1915. С. 119.

[49] ГАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11352. Л. 360 об. 361. О Сибирской духовной академии; Протоколы заседаний Совета КазДА за 1914 год. С. 140–142.

 

Источник: Сухова, Н. Ю. Православное просвещение в Японии глазами выпускника Казанской духовной академии Михея Накамуры / Н. Ю. Сухова // Православный собеседник. – 2023. – № 2(32). – С. 19-30. – EDN OWHDCK.