Космография и «дни» Творения в творениях святых отцов IV–V вв. Часть 1. Преподобный Ефрем Сирин
Святитель Василий Великий
«Беседы на Шестоднев»[1] составлены свт. Василием Великим около 367 г. Как следует из текста этих бесед, они сначала произносились устно и лишь потом были записаны. Свт. Василий был знаком со взглядами на Творение прп. Ефрема Сирина, которые рассматривались в предыдущей статье цикла, и ссылается на них[2], хотя вряд ли он познакомился с этими взглядами благодаря чтению книги прп. Ефрема, написанной на сирийском языке и лишь много времени спустя переведенной на греческий. Прп. Ефрем встречался со свт. Василием лично (вероятно, где-то во второй половине 60-х годов IV в.), и, скорее всего, свт. Василий узнал о взглядах прп. Ефрема из беседы с ним.
Космографические вопросы не имеют для свт. Василия принципиального значения. Так, о «сущности» земли и неба, о соотношении их со стихиями (вещественными первоосновами мироздания) он говорит: «Исследование о сущности каждого существа, или подпадающего нашему умозрению, или подлежащего нашим чувствам, введет в толкование самые длинные и многосложные рассуждения, и при рассмотрении этой задачи нужно будет потратить более слов, нежели сколько можно сказать о каждом из прочих вопросов. Сверх того, нимало не послужит к назиданию Церкви – останавливаться на таком предмете.
Но касательно сущности неба довольно для нас сказанного у Исаии, который в простых словах дал нам достаточное понятие о природе его, сказав: “Небеса исчезнут, как дым” (Ис 51:6), то есть для сотворения неба Осуществивший естество тонкое, не твердое, не грубое. И об очертании неба достаточно для нас сказано у того же Пророка в славословии Богу: “Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья” (Ис 40:22).
То же самое правило предпишем себе и касательно земли: не любопытствовать об ее сущности, чтó она такое, не тратить времени на умствования, исследывая самое подлежащее, не доискиваться какого-то естества, которое лишено качеств, и само в себе взятое бескачественно, но твердо помнить, что все свойства, усматриваемые в земле, будучи восполнением сущности, входят в понятие бытия»[3].
То же самое можно сказать о пространственном положении Земли во вселенной: «Посему советую тебе, оставив все это, не доискиваться и того, на чем земля основана. <…> Если скажешь, что воздух подложен под широту земли, то придешь в затруднение, каким образом естество мягкое, заключающее в себе много пустоты, противоборствует такой тяжести, будучи ею сдавлено, а не расплывается во все стороны, убегая из-под гнета и непрестанно переливаясь на верх гнетущего. Опять, если предположишь себе, что вода под землею, то и в таком случае должен будешь спросить, отчего тяжелое и густое не погружается в воду, но слабейшим естеством поддерживается естество, столько превосходящее его тяжестью? Сверх того надобно будет найти опору и самой воде, и опять с недоумением спрашивать: на чем твердом или упорном лежит нижний ее слой? Если же предположишь, что другое тело, которое тяжелее земли, препятствует ей идти книзу, то должен будешь рассудить, что и для него нужно какое-нибудь поддерживающее тело, не дозволяющее ему падать вниз. Если же и для него можешь придумать какой-нибудь подкладень, то разум наш опять потребует подпоры и для сего подкладня. А таким образом пойдем в бесконечность, для находимых непрестанно оснований придумывая опять новые. И чем далее станем простираться разумом, тем большую принуждены будем вводить поддерживающую силу, которая бы могла противиться в совокупности всему на ней лежащему.
Посему положи пределы своей мысли, чтобы за любопытство, старающееся изведать непостижимое, и тебя не коснулось слово Иова, чтобы и к тебе не мог относиться его вопрос: “На чем утверждены основания ее?” (Иов 38: 6). Но если слышишь иногда в псалмах: “Я утвержу столпы ее” (Пс 74:4), то разумей, что столпами названа сила, поддерживающая землю. Ибо слова: “Он основал ее на морях” (Пс 23:2) что означают, как не то, что водное естество повсюду разлито вокруг земли? Как же вода, будучи текучею, и по скату обыкновенно падающая вниз, остается висящею и никуда не стекающею? А ты не рассуждаешь, что то же или еще большее затруднение представляет разуму земля, сама на себе повешенная, между тем как она по естеству тяжелее. Но согласимся ли, что земля висит сама на себе, или скажем, что она держится на воде, – в обоих случаях необходимо не отступать от благочестивого разумения и признавать, что все в совокупности содержится силою Творца. А потому и себе самим, и спрашивающим нас: на чем опирается этот огромный и несдержимый груз земли? – надобно отвечать: “В руке Его все глубины земли” (Пс 94:4). Эта мысль и для нас самая безопасная и для слушающих полезная»[4].
О форме Земли свт. Василий не говорит ничего определенного, по-видимому, также не придавая этому вопросу принципиального значения. Из приведенных выше слов можно понять, что свт. Василий верил в существование «абсолютного (для всей вселенной) верха» и «абсолютного низа», так что все тяжелые предметы (в том числе и сама Земля) должны «стремиться» вниз, а легкие – вверх. Это может служить косвенным указанием на то, что Земля имеет плоскую форму – представляет собой плоскость, перпендикулярную оси «верх – низ». Другим таким косвенным указанием может служить то, что свт. Василий говорит о «широте земли», но не говорит о ее «высоте», подразумевая, по-видимому, что Земля «широко» распространена «в стороны», но «высота» ее пренебрежимо мала. О плоской Земле свидетельствуют также высказывания свт. Василия, касающиеся размеров Солнца и Луны. «В какой части неба ни бывают они, восходят ли и заходят или занимают средину неба, отовсюду представляются людям равными; а сие служит ясным доказательством чрезмерной их величины, пред которою широта земли ничего не значит и не может сделать, чтобы они показались большими или меньшими. Ибо предметы, далеко отстоящие, видим несколько меньшими, и чем более к ним приближаемся, тем большею находим величину их. Но в рассуждении солнца никто ни ближе, ни дальше; а напротив того, обитателям всех частей земли представляется оно в ровном расстоянии. Доказательством же сему то, что и инды и британцы видят его равным. Ибо для живущих на востоке не убывает оно в величине по захождении, и для живущих на западе не кажется меньшим при восхождении и, находясь в средине неба, не переменяет своего вида для тех или других»[5]. И далее: «Но при какой величине земли, как могло бы солнце в одно мгновение времени осветить всю ее, если бы не из великого круга посылало лучи свои?»[6]
Однако на основании других мест труда свт. Василия можно предположить, что он склонялся к тому, чтобы считать Землю шарообразной и висящей «ни на чем» в центре вселенной. И именно этот центр определяет направление всех осей «верх – низ», которые не параллельны друг другу, будучи перпендикулярными к плоской поверхности Земли, а сходятся к центру Земли шарообразной, который одновременно является центром всей вселенной.
«Но они, вымерившие расстояние звезд, описавшие звезды, всегда видимые и северные, а также звезды, находившиеся около южного полюса и живущим там видимые, а нам неизвестные, разделившие на тысячи частей и северную широту и зодиакальный круг, с точностью наблюдавшие возвращение звезд, их стояния, склонения и общее движение к прежним местам, а также время, в какое каждая из планет совершает свой период, – они не нашли одного из всех способа, как уразуметь Бога, Творца вселенной и праведного Судию, воздающего каждому достойно по делам, и как вместить в уме вытекающую из понятия о суде мысль о скончании, потому что миру необходимо измениться, если и состояние душ перейдет в другой род жизни»[7].
«Некоторые естествоиспытатели остроумно доказывают, что земля пребывает неподвижною уже и по следующим причинам: поелику она заняла среднее место в мире и во все стороны имеет равное расстояние от краев, то, по недостатку причины уклониться куда-нибудь преимущественно, необходимо остается в своем положении, и окружающее ее отовсюду равенство делает совершенно невозможным движение ее к чему-нибудь. Среднее же место досталось земле не по жребию и не по случаю, но таково естественное и необходимое положение земли. Ибо, рассуждают они, как небесное тело удержало за собою крайнее место вверху, так все тяжести, какие предположим падающими сверху, должны отвсюду устремиться к средине. А куда стремятся части, туда, очевидно, соберется и целое. Если же камни, деревья и все земляные частицы стремятся книзу, то это самое положение будет свойственно и прилично целой земле. А если что легкое устремится прочь от средины, то, очевидно, движение его будет кверху. Посему стремление книзу есть стремление, свойственное веществам тяжелым; словом же низ означается середина. Итак, не дивись, что земля никуда не падает, занимая естественное для нее место – середину. Ибо, по всей необходимости, ей должно пребывать на своем месте, или, приняв противоестественное движение, сойти со свойственного ей основания.
Но если в сказанном доселе кажется тебе что-нибудь правдоподобным, то обратись с удивлением к Божией премудрости, которая так сие устроила»[8].
Небо, сотворенное в начале, имело во всяком случае сферическую форму. Будучи непрозрачным, оно отделило Землю от «пренебесного» ангельского мира, пронизанного божественным светом, и создало ту «тьму над бездной», о которой говорится в Быт 1:2. «Полагаем, что если было что-нибудь до составления сего чувственного и тленного мира, то оно, очевидно, находилось во свете. Ибо Ангельские чины, все Небесные воинства вообще, какие только есть, именуемые и неименуемые умные природы и служебные духи, жили не во тьме, но во свете и во всяком духовном веселии имели приличное для себя помещение. <…> Посему, когда по Божию повелению, вдруг распростерто было небо вокруг того, что заключилось внутри собственной его поверхности, и стало оно непрерывным телом, достаточным к тому, чтобы отделить внутреннее от внешнего, тогда по необходимости само небо сделало неосвещенным объемлемое им место, пресекши лучи, идущие совне. <…> Таким образом, тьма в мире произошла от тени небесного тела»[9].
В первый «день» Творения Земля со всех сторон была окружена водой, объем которой, по-видимому, сильно превосходил объем земли, так что она составляла лишь небольшую центральную часть большого водного шара. «Разлитие вод было беспредельно; как, вероятно, они со всех сторон омывали собою землю и возвышались над нею, так что, по-видимому, выходили из соразмерности с прочими стихиями. Посему-то выше было сказано, что бездна отовсюду облегала собою землю. <…> На каком основании говорят, что земля, которая тяжелее воды, висит посредине и удалена от краев, на том же основании должны, без сомнения, согласиться, что и это необъятное количество воды, по естественному стремлению книзу и по причине равного тяготения во все стороны, держалось около земли. Таким образом, водное естество в безмерном множестве было разлито вокруг земли, не в соразмерности с нею, но во много крат превосходило ее; ибо так из начала предусматривал будущее великий Художник и в первых распоряжениях соображался с последующею потребностью»[10].
Вода, согласно свт. Василию, постоянно «истребляется» огнем, и так будет продолжаться до конца света, когда вся вода будет «истреблена» и Земля погибнет в огне согласно пророчеству апостола Петра (2 Петр 3:5–7,10). Поэтому вначале воды было сотворено много, чтобы ее хватило на все время существования мира. «Посему-то Домостроитель вселенной приуготовил влажное естество в такой мере, чтобы оно, постепенно истребляемое силою огня, пребывало во все то время, какое назначено стоять миру. А Расположивший все весом и мерою (ибо по слову Иова: Он собирает капли воды; они во множестве изливаются дождем, – Иов 36:27) знал, сколько времени определить пребыванию мира и сколько нужно приготовить пищи огню. Такова причина преизбытка воды во время творения!»[11]
В связи с этим интересно отметить, что Бог, по мнению свт. Василия, сразу создавал мир конечным во времени. Конец света предполагался с самого начала и был заложен в основу мироздания, а вовсе не явился результатом грехопадения первых людей. И эта ограниченность (с обоих концов) мира во времени, очевидно, не была препятствием для высокой оценки его Богом (Быт 1:31) и не должна рассматриваться как некое его «несовершенство».
Между водой, окружавшей землю, и небом, по-видимому, находился воздух, и именно в этом воздухе воссиял свет, созданный в первый «день» Творения. «Озарился воздух, лучше же сказать, в целом объеме растворил все количество света, повсюду, до самых своих пределов, распространяя быструю передачу лучей; ибо вверх простирался он до самого эфира и неба, а в широту все часта мира – северные и южные, восточные и западные – освещал в быстрое мгновение времени. Такова природа воздуха; она тонка и прозрачна; и потому проходящий чрез него свет не имеет нужды ни в каком временном протяжении. <…> И эфир стал приятнее при свете: воды сделались светлее, не только принимая в себя лучи, но и испуская их от себя чрез отражение света, потому что вода во все стороны отбрасывала отблески»[12].
Так же, как в концепции прп. Ефрема Сирина, последовательность «дней» Творения определяется у свт. Василия пульсацией этого «мирового» или «первобытного» (как его называет святитель) света. «Ныне, по сотворении уже солнца, день есть освещение воздуха солнцем, которое сияет в полушарии, лежащем над землею, а ночь – покрытие земли тенью, когда сокрывается солнце. Но тогда, не по солнечному движению, но потому что первобытный оный свет, в определенной Богом мере, то разливался, то опять сжимался, происходил день и следовала ночь»[13].
Очевидно, что дни, определявшиеся пульсацией «мирового света», имели абсолютное и глобальное (для всей вселенной) значение. Но чтобы придать такое же значение солнечным суткам, свт. Василий вынужден обращаться к концепции плоской Земли: одно из полушарий неба находится над землей, а другое – под ней, и днем (в узком смысле) является период нахождения солнца в «верхнем» полушарии, а ночью – в «нижнем».
На второй «день» Творения внутри водной толщи, созданной в первый «день», была образована «твердь». Она не была тождественна небу, созданному в первый «день», и являлась, таким образом, как бы «вторым» небом. Так же, как и «первое» небо, она имела сферическую форму и была концентрична ему. Это следует из того, что светила, утвержденные на тверди в четвертый «день» Творения, совершают по ней круговые движения: «И это <существование двух небес, созданных соответственно в первый и во второй «дни» Творения> нимало не страннее тех семи кругов, по которым, как все почти согласно признают, вращаются семь звезд и которые, как говорят, приноровлены друг к другу наподобие кадей, одна в другую вложенных, и, двигаясь противоположно вселенной, по причине рассекаемого ими эфира, издают какой-то благозвучный и гармонический голос, который превосходит всякую приятность сладкопения»[14].
Твердь не была слишком твердой и называется твердью лишь по сравнению с еще менее плотными субстанциями (небом, созданным в первый «день»? воздухом? паром?). Твердь является фильтром для воды: более «тонкая влага» поднимается над твердью, а более «грубая» опускается к земле. «Сказано, чтó значит в Писании наименование: “твердь”, а именно: не естество упорное, твердое, имеющее тяжесть и сопротивление, называет оно твердию (в таком случае, в более собственном смысле принадлежало бы сие именование земле), – напротив того, поелику все, лежащее выше, по природе своей тонко, редко и для чувства неуловимо, то в сравнении с сим тончайшим и неуловимым для чувства она названа твердию. И ты представь себе какое-то место, в котором отделяются влаги, и тонкая процеженная влага пропускается вверх, а грубая и землянистая отлагается вниз, чтобы, при постепенном истреблении влажностей, от начала до конца сохранялось то же благорастворение»[15].
Между твердью («вторым небом») и землей находится воздух, так же, как он находится между «первым небом» и «водой, которая над твердью». Его существование очевидно и наблюдается эмпирически. «Примечаем же, что небом называется часто видимое пространство, – по причине густоты и непрерывности воздуха, который ясно подлежит нашим взорам, и, как видимый, получает наименование неба; например, когда говорится: “птиц небесных” (Пс 8:9), и еще: “полетят <…> по тверди небесной” (Быт 1:20)»[16].
На четвертый «день» Творения на тверди небесной были поставлены светила, и с этого момента чередование дня и ночи определяется их движением. Свт. Василий отчетливо понимает, что пульсации «первобытного» света и движение светил суть разные процессы (они даже протекают в разных частях пространства: светила движутся по тверди и освещают пространство под ней, тогда как «первобытный» свет пульсировал в воздухе, находившемся между «первым» небом и всей массой воды, т. е. над твердью). Однако свт. Василий всячески старается связать эти процессы друг с другом, называя солнце «колесницей» света: «Тогда <в первый “день” Творения> произведено было самое естество света, а теперь приуготовляется это солнечное тело, чтобы оно служило колесницею тому первобытному свету»[17].
Это, конечно, необходимо, чтобы придать глобальный смысл «солнечным» дням, но в любом случае такой смысл может быть достигнут лишь ценой признания «абсолютного верха» и «абсолютного низа» вселенной, т. е. плоской Земли: «Но сказано, и “для... дней”, не для того, чтобы производить дни, но чтобы начальствовать над днями. Ибо день и ночь были до сотворения светил. Это показывает нам и Псалом, говоря: поставил “солнце – для управления днем... луну и звезды – для управления ночью” (Пс 135:8–9). Как же солнце имеет власть над днем? Оно носит в себе свет и, как скоро восходит над нашим горизонтом, рассеяв тьму, доставляет нам день. Посему не погрешит, кто даст такое определение дню: это воздух, освещенный солнцем; или: день есть мера времени, в которую солнце пребывает в полушарии над землею»[18].
Говоря о смене времен года, свт. Василий признает, что зимой дни бывают короткими, а ночи – длинными, тогда как летом имеет место обратная картина. «Ибо зима бывает, когда солнце замедляет в южных частях, и в наших местах производит длинное ночное помрачение, отчего охлаждается окружающий землю воздух, и все влажные испарения, собравшиеся около нас, делаются причиною дождей, стужи и обильного снега. Когда же солнце, возвратившись опять из полуденных стран, достигает средины, так что делит время между ночью и днем поровну, тогда чем более замедляет оно над каким-либо местом на земле, тем большее в каждом производит благорастворение. И наступает весна, виновница прозябения во всех растениях, доставляющая оживление большей части дерев, и чрез преемство рождающихся поддерживающая роды всех животных, живущих на суше и воде. Отсюда уже солнце, переходя на самый север к летним поворотам, производит у нас самые долгие дни; а тем, что наибольшее время действует на воздух, как распаляет самый воздух, находящийся у нас над головою, так иссушает и землю, способствуя чрез то семенам созревать и пробуждая древесные плоды приходить в спелость»[19].
Тем самым признается относительность «солнечных дней». Но для спасения их глобального и абсолютного значения свт. Василий утверждает неизменность «солнечных суток», т. е. совокупной продолжительности дня и ночи: «День и ночь созданы однажды, но с тех пор и доныне не перестают попеременно следовать друг за другом и делить время на равные части»[20].
Эти слова можно понимать в том смысле, что свт. Василий считал первые три «дня» Творения равными по продолжительности астрономическим суткам (вопреки тому, что их продолжительность измеряется другим процессом, чем продолжительность астрономических суток), хотя в свете того определения понятия «день», которое цитировалось выше, возможно, что в данном случае речь идет именно о солнечных сутках, а не о трех первых «днях» Творения.
Подводя итог сделанному обзору «Бесед» свт. Василия Великого, можно отметить, что вопросам космографии он не придавал большого значения, вероятно, считая их маловажными, и вследствие этого его собственные космографические взгляды были довольно расплывчатыми и в чем-то даже противоречивыми. В целом он, по-видимому, склонялся к той же концепции, которую исповедовал прп. Ефрем Сирин: первые три «дня» Творения определялись пульсацией «мирового света», а последующие – движением солнца, но они имели такой же абсолютный смысл, как и первые, благодаря тому, что Земля имеет плоскую форму, чем определяется «абсолютный верх» и «абсолютный низ» вселенной.
Святитель Григорий Нисский
Святитель Григорий Нисский был младшим братом свт. Василия Великого. Его сочинение «Защитительное слово о Шестодневе»[21], обращенное к их третьему брату свт. Петру Севастийскому, было написано вскоре после смерти свт. Василия в 379 г. По замыслу автора, оно должно было содержать дополнения к «Беседам на Шестоднев» свт. Василия и разъяснения некоторых мест из этого трактата, трудных для понимания.
О космографии в собственном смысле свт. Григорий пишет мало, по-видимому, априорно соглашаясь почти со всем, что пишет по этому поводу свт. Василий. Единственное существенное различие состоит, вероятно, в том, что свт. Григорий не различает «первое» и «второе» небо, отождествляя (по крайней мере по местоположению) твердь, созданную на второй «день» Творения, с небом, сотворенным «в начале». «Вода, которая над твердью», при этом трактуется свт. Григорием как тварь, которая постигается не чувствами, а только умом, т. е. пренебесный ангельский мир («полнота умопредставляемых сил»). «И вода, над которою носился Божий Дух, есть нечто иное, а не это вниз стремящееся естество текучих вод; она твердью отделяется от тяжелой и вниз стремящейся воды. Если же в Писании и она именуется водою (чем, как по высшему умозрению догадываемся, означается полнота умопредставляемых сил); то никого да не смущает сия подобоименность; потому что Бог есть и огонь поедающий (Втор 4:24), но понятие о сем огне не имеет вещественного значения. Посему, как познав, что Бог есть огонь, представлял ты Его чем-то иным, а не этим видимым огнем, так наученный, что над водою носится Божий Дух, представляй себе не это стремящееся вниз и текущее на землю естество; потому что Дух Божий носится не над земным и непостоянным. Итак, чтобы яснее открылось нам это понятие, кратко повторим смысл сказанного, а именно: твердь, которая названа небом, есть предел чувственной твари, и за сим пределом следует некая умопредставляемая тварь, в которой нет ни образа, ни величины, ни ограничения местом, ни меры протяжений, ни цвета, ни очертания, ни количества, ни чего либо иного усматриваемого под небом»[22].
Граница, поверхность, разделяющая «умопредставляемую» и «чувственную» тварь, существовала уже в первый «день» Творения, но только во второй «день» она была «оформлена» в виде тверди как некоего материального тела, которое, однако, не было чем-то твердым и плотным, но наоборот – было чем-то очень легким и прозрачным: «Кто не знает, что все твердое сгущается по какому-то непременно упорству; а сгущенное и упорное не свободно от качества тяжести; тяжелое же по естеству не может быть стремящимся выспрь. Напротив того твердь выше всей чувственной твари; потому сообразность с разумом требует не представлять о тверди чего-то грубого и телесного, но, как сказано, по сравнению с умопредставляемым и бесплотным, все, что принадлежит к чувственному, хотя по естественной тонкости избегает нашего наблюдения, называется твердью»[23].
Представляется, однако, очень важным, что временные интервалы, соответствующие первым трем «дням» Творения, свт. Григорий связывает не с пульсациями «мирового света» (как свт. Василий), а с его «обтеканием» небесной сферы. Последующие же «дни» и ночи», порождаемые движением солнца, называются так по аналогии с соответствующими интервалами первых трех «дней» Творения. «Поелико с того же мгновения, как начала составляться вселенная, огонь, подобно какой-то стреле, отбрасываемый иноестественными стихиями, по легкости и стремительности выспрь естественного ему движения, из всего был изгоняем, и с равною мысли скоростью проникнув чувственную сущность, не мог продолжать движения по прямой черте, потому что умопредставляемая тварь по необщимости не входит в смешение с чувственным, огонь же есть нечто чувственное; то по сей причине, достигнув крайних пределов твари, необходимо огонь совершает кругообразное движение, вложенною в естество его силою понуждаемый к общему движению со вселенной, тогда как не имеет для него места движение по прямому направлению (потому что всякая чувственная тварь заключена в собственных своих пределах), пролагает себе путь по крайнему пределу чувственного естества, движась, где только удобно, так как, по сказанному нами прежде, умопредставляемое естество не дает в себе хода огню. Посему-то Моисей, последовав мыслию за движением огня, говорит, что сотворенный свет не остался в одних и тех же частях мира, но, обтекая грубейший состав существ, попеременно при сильном движении приносит частям неосвещенным светлость, а освещенным – мрак. И может быть, по временному протяжению такового преемства, совершающегося в дольней стране (разумею преемство света и тьмы), Моисей Богу также приписывает наименование дня и ночи, внушая о всем последовательно происходящем не представлять себе, будто бы получило начало самослучайно, или от кого-либо другого. Посему говорит: и назвал Бог свет днем, а тьму ночью (Быт 1:5). Поелику светоносная сила естественно не могла оставаться в покое, когда свет проходил верхнюю часть круга, и стремление его было вниз, то при нисхождении огня лежащее выше необходимо покрывалось тенью, потому что луч вероятно омрачаем был естеством грубейшим. Поелику удаление света именовал Моисей вечером, и когда огонь опять поднимался с нижней части круга, и снова простирал лучи к верхним частям, происходящее при сем нарек он утром, наименовав так начало дня»[24].
Таким образом, свт. Григорий делает следующий шаг в направлении понимания относительности «дней» Творения: даже в первые три «дня» светлый и темный периоды наступали не одновременно по всей вселенной, а обуславливались перемещением «мирового света» по небосводу, подобно тому, как это происходит сейчас при перемещении солнца. Свет «попеременно при сильном движении приносит частям неосвещенным светлость, а освещенным – мрак». И абсолютность «дней» Творения свт. Григорий спасает, опять же, только апелляцией к «абсолютному верху» и «абсолютному низу» вселенной (т. е. к плоской форме Земли): когда свет «проходил верхнюю часть круга», то это создавало «вселенский» день, а «при нисхождении огня лежащее выше необходимо покрывалось тенью» и наступала «вселенская» ночь.
Библиография
Василий Великий. Беседы на Шестоднев // Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Ч. I. М., 1845. С. 1–174.
Григорий Нисский. О Шестодневе слово защитительное брату Петру // Творения святого Григория Нисского. Ч. 1. М., 1861. С. 1–75 (Творения святых отцов в русском переводе, издаваемые при МДА; т. 37).
[1] Василий Великий. Беседы на Шестоднев // Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Ч. I. М., 1845. С. 1–174.
[2] Там же, с. 33–34.
[3] Там же, с. 13–14.
[4] Там же, с. 15–17.
[5] Там же, с. 113–114; курсив мой – АГ.
[6] Там же, с. 115–116; курсив мой – АГ.
[7] Там же, с. 6–7; курсив мой – АГ.
[8] Там же, с. 17–18; курсив мой – АГ.
[9] Там же, с. 31–32.
[10] Там же, с. 49.
[11] Там же, с. 50.
[12] Там же, с. 34.
[13] Там же, с. 36.
[14] Там же, с. 44–45.
[15] Там же, с. 52–53.
[16] Там же, с. 55.
[17] Там же, с. 98.
[18] Там же, с. 112; курсив мой – АГ.
[19] Там же, с. 110–111; курсив мой – АГ.
[20] Там же, с. 64.
[21] Григорий Нисский. О Шестодневе слово защитительное брату Петру // Творения святого Григория Нисского. Ч. 1. М., 1861. С. 1–75 (Творения святых отцов в русском переводе, издаваемые при МДА; т. 37).
[22] Там же, с. 24–25.
[23] Там же, с. 23.
[24] Там же, с. 18–20.
Источник: Богослов.Ru