1 марта 1881 года погиб Царь-освободитель Александр II. Архимандрит Антонин (Капустин) писал об этом в дневнике: «Одурела Русь наша, окончательно ошалела. Такого доброго, такого благонамеренного, такого славного Государя гнать и преследовать на смерть и наконец-таки убить… Вечерня-утреня с торжественно печальною картиною панихиды по Царе родном, благодетеле и мученике» (2 марта 1881).
В России началось новое царствование: на престол вступил 36-летний Александр III. Он был единственным российским императором XIX столетия, при котором Россия не вела войн ни с Османской империей, ни с другими странами. И если Русская духовная миссия в Иерусалиме за первые три десятилетия своей истории пережила две русско-турецкие войны, то с начала 1880-х годов русские на Святой Земле ощущали себя гораздо увереннее. Этим они во многом были обязаны победе Российской империи над Османской в Балканской войне 1877–1878 годов, которую Александр II вёл для освобождения православных балканских славян от османского владычества. В конце войны русская армия стояла уже напротив Константинополя.
Всего через год после начала правления Александра III на Святой Земле в помощь миссии появилась новая общественная русская организация — Православное палестинское общество. Оно было основано в 1882 году, а в 1889-м стало называться Императорским православным палестинским обществом (ИППО). Оно во многом было преемником Палестинского комитета (1859—1864), работавшего под руководством великого князя Константина Николаевича и, затем, Палестинской комиссии (1864—1889) при Азиатском департаменте российского МИДа. Но даже название Императорского православного палестинского общества говорит о том, что масштаб у него был значительно больший, чем у предшественников.
Как и в 50-е годы, создание новой организации последовало за августейшим паломничеством. В мае 1881 года, сразу после убийства Царя-освободителя, Святую Землю посетили двое сыновей покойного императора — великие князья Сергий и Павел — вместе с их молодым племянником великим князем Константином Константиновичем, будущим поэтом К. Р.
Общество было открыто в Петербурге через год после этого — 21 мая 1882 года. День выбрали неслучайно: это был праздник святых Константина и Елены — покровителей Иерусалимского патриархата, много сделавших для создания христианской инфраструктуры Святой Земли и развития паломничества к святым местам.
У общества было три основных задачи:
- Помощь в организации паломничества на Святую Землю (и не только) и обустройство паломников: гостиницы, странноприимные дома, больницы.
- Помощь православному населению Святой Земли. Отчасти благотворительная, но в первую очередь просветительская: школы и учительские семинарии.
- Исследовательская работа, посвящённая изучению христианства на Святой Земле. Издательская деятельность.
Так, общество брало на себя значительную часть хозяйственной и административной работы, освобождая от неё Русскую духовную миссию. Очень важной частью работы общества была деятельность внутри России по популяризации идеи паломничества и русского присутствия на Святой Земле, а также сбору средств. Во многих епархиях Русской Церкви были открыты представительства ИППО. Оно было общественной, а не государственной организацией, но то, что во главе его стоял брат царя — великий князь Сергий Александрович, — придавало Православному палестинскому обществу подлинно общенациональный, всероссийский масштаб.
Русская Гефсимания
Одним из первых и, можно сказать, наиболее видных и успешных проектов Православного палестинского общества в Иерусалиме стало строительство храма у подножия Елеонской горы, в Гефсимании. Участок был приобретён великими князьями Сергием и Павлом Александровичами на имя российского консульства во время их паломничества в Иерусалим в 1881 году. Паломничество было приурочено к годовщине смерти их матери, императрицы Марии Александровны. Не доехав до Иерусалима, в Риме они узнали о гибели своего отца, Александра II. В этом контексте приобретение участка в Гефсимании, где был предан и арестован Христос, где начался его Крестный путь, получало особый смысл.
Император Александр III и его братья приняли решение о том, чтобы увековечить память своих родителей строительством двух храмов: Спаса на Крови в Петербурге в память об Александре II и храма Марии Магдалины в Гефсимании, в Иерусалиме, в память об императрице Марии Александровне. Оба царских храма строились в русском стиле, притом что в обоих случаях, казалось бы, это не соответствовало архитектурной традиции обоих городов.
В 1885 году иерусалимский патриарх Никодим благословил закладку храма. По общему мнению, это красивейший из русских храмов Святой Земли. Несмотря на непривычный для Иерусалима русский стиль, храм вписался в ландшафт города, став одним из его архитектурных символов. То, что храм строился царской семьёй, а не просто Русской миссией, вызывало большие возможности. Руководил всеми работами о. Антонин (Капустин), хотя участок был куплен на имя консульства, а затем передан во владение ППО. Как это отличалось от тех лет, когда предыдущие начальники миссии даже не допускались к участию в возведении Троицкого собора и русских подворий вокруг него! А здесь великий князь Сергий Александрович так писал о. Антонину в октябре 1884 года: «Высокочтимый Отец Архимандрит, (…) вполне уверен, что Вы, в личное Мне одолжение, не откажете в Вашем просвещённом содействии в этом деле и примите на себя главное руководство и наблюдение при постройке означенной церкви» (Россия в Святой Земле. Документы и материалы. Том 1. Стр. 411).
Как всегда на Святой Земле, перед началом строительства церкви о. Антонин провёл археологические раскопки. Были обнаружены погребения, древнееврейские и христианские, а также клад времён крестоносцев — более тысячи серебряных монет иерусалимского короля Балдуина. Затем началось строительство. Проект храма создал петербургский архитектор Давид Гримм. Так уж получилось, что храмы в русском стиле часто строили русские немцы — лютеране! Гримм был одним из создателей неовизантийского и русского стиля в архитектуре того времени. Им были построены храмы в Женеве, Херсонесе, Тифлисе, Копенгагене и множестве других городов как в России, так и за её пределами. За строительство Владимирского собора в Херсонесе он получил звание академика. Храм в Гефсимании стал отчасти образцом для более поздней архитектуры в русском стиле: на него весьма похожи русские храмы рубежа XIX–XX веков в Ялте, Флоренции, отчасти в Ницце. Одновременно с Гефсиманским храмом Д. Гримм строил Покровскую церковь в Гатчине (в Мариенбурге), очень его напоминающую, хотя и более простую.
Если проект делал Гримм, то на месте руководил строительством молодой иерусалимский архитектор Георгий Франгья, а курировал его главный архитектор Иерусалима Конрад Шик, который был другом о. Антонина и соучастником его археологических раскопок. Интересно, что плата молодому архитектору равнялась одному проценту от всех затрат на возведение здания, а плата Шику — пяти.
Поскольку храм строился на пожертвования царской семьи, то нехватки средств не было. С турецкими властями, так же как и с Иерусалимским патриархатом, всё было согласовано на высшем уровне. Летом 1886 года русский консул в Иерусалиме Д. Н. Бухаров так писал секретарю ППО М. П. Степанову: «24-го июля закончены подвальные своды нашей строящейся церкви в Гефсимании. Согласно местному обычаю, мы угощали рабочих обедом. Т.е. несколькими зажаренными баранами, угощали и сами под сводами будущей часовни. Давно ещё или, верите, никогда не приходилось пережить такой радостный день в Иерусалиме среди сплочённой теперь и дружно живущей русской семьи. Радовались мы успеху работ, заранее предвкушая встречу предстоящего освящения храма и приезд Его Высочества» (Россия в Святой Земле. Документы и материалы. Том 1. Стр. 424).
Весь пятикупольный однопрестольный храм был возведён ровно за год. О. Антонин говорил о нём: «…мы доживаем уже век свой, а дело наше переживёт десятки родов и поколений человеческих, и надо, чтобы оно могло смело смотреть в глаза им, больше нашего требовательным и менее снисходительным» (Россия в Святой Земле. Том 1. Стр. 432).
Когда храм был построен, пришло время его внутреннего убранства, тоже на средства детей покойной императрицы. Всю утварь и иконы привезли на пароходе из России. Вопрос росписи храма был очень важен, особенно с учётом критического отношения о. Антонина к тому, каким храм получился изнутри. «А внутренность? — писал Капустин секретарю ППО М. П. Степанову — Увы! Темна, тесна, вытянута, вымучена, просто страшна! Чтобы сделать её соответствующей внешности, необходимо расписать её гениальною кистью, чтобы взять если не мытьём, то катаньем, по пословице. Придётся написать в трёх простенках — южном, западном и северном — на месте закрытых окон, по картине из жизни св. Марии Магдалины. Напр., её исцеление от ужасного недуга, её стояние при Кресте Христовом и встречу её со Христом по Воскресении. Но как украсить всю громадную поверхность восточной стены над иконостасом? Место самое видное во всём храме и самое тёмное и голое, от самого пола до самого выспреннего фонаря (по г. Гримму — купола). Вот бы изобразить, исторически и топографически и всячески верную сцену поднесения Мироносицей императору красного яйца, со словами: “Христос Воскресе!”» (РвСЗ. Том 1. Стр. 432).
Эту капустинскую программу воплотил в Гефсиманском храме художник В. П. Верещагин (его однофамилец — известный художник-баталист). Эскизы были поданы на утверждение государя, после чего художник написал большие полотна. Писал он в Петербурге, а их установкой в Гефсимании занимался в 1887 году художник-реставратор П. К. Соколов. Интересно, что если К. Шик получил за свою архитектурную работу 5 тыс. рублей, а молодой Г. Франгья — одну тысячу, то четыре полотна В. П. Верещагина были оценены в 15 тысяч рублей. (Для сравнения, в том же 1887 году Александр III приобрёл для Русского музея картину В. Д. Поленова «Христос и грешница» за 30 тысяч рублей.)
Иконостас храма был выполнен из белого итальянского мрамора. На Святой Земле своего мрамора нет, так что любое мраморное сооружение здесь имеет особую ценность. Царские врата и диаконские двери украшены ажурным металлическим орнаментом. Паникадило и клиросные решётки — из кованого железа. Деревянные элементы интерьера — резного дуба. Это единственный русский храм на Святой Земле, который мог позволить себе такое убранство. Так и в Петербурге царский храм Спаса на Крови должен был отличаться архитектурой и убранством от остальных храмов столицы.
Освящение храма состоялось на Покров 1 (14) октября 1888 года. По традиции, храм освятил Иерусалимский патриарх Никодим. Во главе русской делегации были не только великие князья Сергий и Павел Александровичи, как и в 1881 году, но и жена Елизавета Феодоровна вместе со своей старшей сестрой Викторией Баттенбергской. В 1921 году именно Виктория, тогда уже испанская королева, организовала перенесение с Дальнего Востока в Гефсиманию мощей своей младшей сестры.
Для Елизаветы Феодоровны это было первое и единственное при её жизни паломничество на Святую Землю. Тогда она была ещё лютеранского вероисповедания, так как по законам Российской империи жена наследника, будущая императрица, должна была переходить в православие, а жёны великих князей — нет. Было даже желательно, чтобы они сохраняли своё исповедание, дабы не смущать европейских родственников. А те, кто становились православными, как Елизавета Феодоровна, делали это не сразу и по своему глубокому внутреннему выбору.
Оказавшись в Гефсимании, Елизавета Феодоровна сказала: «Как я хотела бы быть похороненной здесь». Это и произошло, но через несколько десятилетий и совершенно в другой ситуации. Именно во время своего паломничества на Святую Землю Елизавета Феодоровна приняла решение стать православной. Уже в Петербурге, перед присоединением к Православной Церкви, она тщетно пыталась получить у своего отца благословение на этот шаг. В письме к нему от 1 января 1891 года она так объясняла своё решение: «Я всё время думала и читала, и молила Бога указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы грехом оставаться так, как я теперь, — принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как и мой муж. Вы не можете себе представить, каким он был добрым: никогда не старался принудить меня никакими средствами, предоставляя всё это совершенно одной моей совести. Он знает, какой это серьёзный шаг и что надо было быть совершенно уверенной, прежде чем решиться на него. Я бы это сделала даже и прежде, только мучило меня то, что этим я причиняю Вам боль. Но Вы, разве Вы не поймёте, мой дорогой Папа?
Вы знаете меня так хорошо, Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере и что я чувствую, что пред Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем. Как было бы просто — оставаться так, как теперь, но тогда как лицемерно, как фальшиво это было бы, и как я могу лгать всем — притворяясь, что я протестантка во всех внешних обрядах, когда моя душа принадлежит полностью религии Православной. Я думала и думала глубоко обо всём этом, находясь в этой стране уже более шести лет и зная, что религия “найдена”. Я так сильно желаю на Пасху причаститься Святых Тайн вместе с моим мужем. Возможно, что это покажется внезапным, но я думала об этом уже так долго, и теперь, наконец, я не могу откладывать этого».
В Лазареву субботу 1891 года в домовой церкви Зимнего дворца над Елизаветой Феодоровной было совершено Таинство миропомазания. Император Александр III благословил её небольшой иконой Спаса Нерукотворного, которая затем всюду её сопровождала, вплоть до мученической кончины.
В 1921 году мощи Елизаветы Феодоровны и её келейницы инокини Варвары были положены в крипте Гефсиманского храма. А после канонизации новомучеников Русской Зарубежной Церковью в 1981 году они были перенесены в сам храм, где и пребывают в мраморных раках под стеклом, справа и слева от алтаря. Елизавета Феодоровна, которая посетила Святую Землю формально ещё не будучи православной, мощами упокоилась в любимой ею Гефсимании, став одной из наиболее почитаемых в Иерусалиме православных святых нашего времени.
А в 30-е годы XX века здесь возникнет женская монашеская община. Началась она в Вифании и была похожа по своему укладу на Марфо-Мариинскую обитель Елизаветы Феодоровны.
ИППО и паломничество. Сергиевское подворье
Участок земли, на котором стоит царский храм в Гефсимании, был куплен на имя русского консульства, но потом передан во владение ИППО — общественной русской организации, действовавшей вместе с Русской духовной миссией. Председателем общества с основания в 1882 году и до своей гибели в 1905-м был великий князь Сергий Александрович. На общество в первую очередь легли труды по приёму паломников и организации русских школ на Ближнем Востоке.
Одним из лучших сохранившихся памятников этой деятельности является так называемое Сергиевское подворье в Иерусалиме. До его строительства в конце 1880-х годов рядом уже было Елизаветинское подворье — первая русская мужская гостиница в Иерусалиме, построенная Палестинским Комитетом в начале 60-х годов для паломников третьего класса и позже так названная в честь Елизаветы Феодоровны. Недалеко находилось Мариинское подворье — женская гостиница, построенная в те же годы. В 1889 году оба подворья были переданы во владение ИППО. К 80-м годам XIX века двух русских гостиниц в центре Иерусалима уже не хватало. К тому же они не были приспособлены к приёму паломников более высокопоставленных, первого и второго классов, которые были привычны к лучшим условиям и могли заплатить за гостиницу значительно больше.
Участок земли рядом с русскими постройками был приобретён в 1886 году. Здание строилось на средства ППО и лично великого князя Сергия Александровича под руководством иерусалимского архитектора Г. Франгья, который в те годы также участвовал в строительстве храма Марии Магдалины в Гефсимании. Большое двухэтажное здание с внутренним двором старались закончить к приезду великого князя в Иерусалим в 1888 году, однако не успели. Оно было освящено 20 октября 1889 года архимандритом Антонином.
На Сергиевском подворье находился «офис» ИППО в Иерусалиме. Именно там помещалось управление всеми русскими подворьями, гостиницами, больницами, школами и учительскими семинариями Ближнего Востока. Сергиевское подворье находилось в двух минутах ходьбы от зданий русского консульства, духовной миссии и русских гостиниц Иерусалима, что только облегчало задачу управления. Совсем недалеко было и до Иерусалимской патриархии, с которой Общество постоянном контактировало по паломническим и в особенности благотворительным проектам. На подворье помещались архив и библиотека ИППО, а также располагались квартиры служащих.
Хотя в Сергиевском подворье останавливались обеспеченные и знатные паломники, его большое здание служило и самым простым русским людям, которые ночевали в других местах. Здесь были трапезная, обслуживавшая все соседние русские гостиницы, баня, через которую ежедневно могли проходить сотни людей, и прачечная. Работали также продовольственная и сувенирная лавки. Приветственная трапеза для паломников, когда их караваны приходили в Иерусалим, и праздничные разговения тоже проходили во дворе Сергиевского подворья. В трапезной велись беседы паломников с духовенством и просветительские лекции, «при помощи в нужных для объяснения случаях картин, воспроизводимых волшебным фонарём» (из записки Д. Д. Смышляева). Вероятно, речь идёт о первых предшественниках диапроектора, показывавших «туманные картины», как тогда говорили.
В архивах сохранилось немало информации о людях, посещавших Святую Землю с помощью ИППО: были списки тех, кто получал паломнические паспорта перед отъездом из России, на подворьях вели учёт посетителей. Так, за последние 35 лет XIX века — с 1865 до 1901 года — через русские подворья в Иерусалиме прошло около 86 тысяч паломников. Из них 66% процентов — женщины. Более 97% процентов прибыли на Святую Землю в третьем классе пароходов. Это говорит о действительно народном характере русского паломничества в то время и о совершенно «демократическом» служении ИППО и русской миссии.
С учётом такого состава паломников ИППО старалось сократить расходы, которые несли паломники. Так, были введены специальные «паломнические паспорта» вместо обычных «туристических», а также «паломнические книжки», по которым давались скидки. Например, билет III класса на пароходе от Одессы до Яффы стоил для обычного путешественника около 20 рублей в один конец, а по паломнической книжке — 24 рубля в оба конца. Билет давал право задерживаться на всех остановках, которые совершали пароходы Русского общества пароходства и торговли: в Константинополе, вблизи Афона, в Малой Азии. Обратный билет был действителен в течение года.
На Святой Земле всё было сделано так, чтобы паломник мог обходиться фактически без денег: за всё было заранее уплачено в представительствах ИППО в России. На Сергиевском подворье в Иерусалиме можно было сдать паспорт и ценные вещи на хранение, чтобы получить их уже перед возвращением домой. Время пребывания паломников на подворьях было ограничено. Так, в русских гостиницах в центре Иерусалима им можно было оставаться бесплатно в течение двух недель. Если они задерживались на более долгий срок, то за место в общей палате нужно было платить по 3 копейки в день. Для сравнения — место в комнате первого класса стоило 2 рубля в день, в комнате второго класса — рубль. Полный обед в «народной» столовой стоил 10 копеек. Полное дневное пропитание в столовой первого класса (четыре трапезы) стоило 1,5 рубля, в столовой второго класса — рубль. Была и медицинская страховка: паломники однократно уплачивали один рубль за право пользоваться больницей и услугами врачей. Напротив больницы находился русский магазин, где можно было купить привычные для паломников продукты питания. Сейчас на этом месте стоит здание иерусалимской мэрии.
Большая часть мест, которые посещали паломники, находилась, конечно же, в Иерусалиме. Помимо этого, ходили в Вифлеем и оттуда в Хеврон. Путешествовали всегда группами или, скорее, целыми караванами, особенно когда дело касалось таких отдалённых и сложных мест, как Иудейская пустыня, Иерихон и Иордан. Особым путешествием, на которое не все отваживались, было путешествие в Галилею: в одну сторону шли примерно неделю. Специально для этого маршрута уже в начале XX века в Назарете построили большое русское подворье, также названное Сергиевским — в память о великом князе Сергии Александровиче.
Немногие решались поехать на Синай. У ИППО и Русской миссии не было своей инфраструктуры в Египте, однако Палестинское общество помогало в сборе групп, поиске сопровождающих и организации путешествия. Паломничество на Синай шло через Яффу и континентальный Египет, занимало много времени и стоило от 30 до 45 рублей. В начале XX века этот маршрут стал достаточно популярным.
На обратном пути паломники могли вновь посетить Афон и остановиться в русских афонских подворьях в Константинополе. А затем они возвращались в Одессу и уже оттуда расходились по России в свои города, деревни, монастыри.
Александровское подворье
Александровское подворье — одно из наиболее необычных русских мест на Святой Земле. Это единственный русский участок в Старом городе и один из первых купленных русскими на Святой Земле. Он был приобретён в 1859 году трудами Б. П. Мансурова для строительства русского консульства. Фактически одновременно с этим удалось купить большой участок за пределами стен Старого города — со временем его начали называть «русские постройки», и консульство разместилось там, а участок остался во владении российского императорского правительства и со временем стал называться «русские раскопки».
До 1859 года участок находился во владении Коптской Церкви. В 1880 году о. Антонин упоминал семью коптского священника: «[Заходил] копт Разуд, брат папà Джирьеса, продавшего место русским в городе, желающий быть православным и в задаток кое-что получить». Эта земля была чуть ли не единственным незастроенным участком вблизи храма Воскресения Христова. Почему он не был застроен, быстро стало понятно: под ним находилось множество пустот, заваленных археологическим «мусором». Строительство на таком участке без предварительных серьёзных раскопок было просто невозможно. Предполагалось, что на этом месте находилась часть Константиновой базилики IV века, а также католического монастыря времён крестоносцев — Santa Maria Latina, стоявшего на месте первой латинской церкви Иерусалима, возведённой ещё во времена Карла Великого. Не только у коптов не было средств для проведения таких сложных раскопок, но и русские после приобретения участка ждали почти четверть века, прежде чем смогли приступить к работам.
Впрочем, археологические разведки на русском участке проводились и в 60-е, и в 70-е годы. Первым был французский археолог граф М. де Вогюэ, который с разрешения русского консула на собственные средства начал раскопки в 1861 году. Затем были англичане В. Вильсон (1864) и Б. Кондор (1872) и вновь выдающийся французский исследователь, товарищ Капустина, француз Ш. Клермон-Ганно (1874). «На сем месте находятся развалины вековых сводов, — писал Б. П. Мансуров в 1860 году, — относящихся, вероятно, к эпохе римского владычества в Палестине и содержащих, без сомнения, замечательные остатки древности. У входа две разбитые колонны, принадлежащие, как говорят, древней паперти, окружавшей Храм Гроба Господня, а при начатии очистки подземелий уже найдены огромные обвалившиеся мраморные и гранитные карнизы, бронзовые вещи и надписи, высеченные в камне... Очистка подземелья требует долгих работ и больших расходов, ибо здесь оказалась насыпь развалин и многовекового мусора вышиною более пяти сажен».
Полноценные раскопки оказались возможны на участке в начале 80-х годов, с созданием Палестинского общества, и стали первым академическим проектом ППО. Они были начаты весной 1883 года. Великий князь Сергий Александрович выделил на них тысячу рублей золотом из своих средств. Руководил раскопками о. Антонин (Капустин). К участию в них также был привлечён его друг Конрад Шик, археолог немецкого происхождения и главный иерусалимский архитектор того времени. Чтобы не смущать турецкие власти, формально это раскопки считались не раскопками, а «расчисткой участка от векового мусора». Раскопки велись в течение почти пяти месяцев.
Сначала это было действительно расчисткой участка. Вековой мусор — земля и грязь, скопившаяся от стоков городского рынка, — вывозился арабскими рабочими из деревни Силоам на двадцати осликах. Общее число ходок животных за время раскопок составило более 13 тысяч. Всё это свозилось за Дамасские ворота, а большие камни оставлялись на раскопках для будущего строительства или же укрепления места. Поскольку в те времена не велись журналы раскопок, мы знаем о них далеко не всё. Да и в этих 13 тысячах «ослиных вьюков», как тогда говорили, было унесено много важного для науки. Например, там было много битого мрамора, и известно, что фасад Константиновой базилики и вход в неё были покрыты мраморными плитами. Не этот ли мрамор вывезли тогда за Дамасские ворота?..
Во время раскопок была найдена часть стены из огромных камней, ещё древнееврейской, а не римско-византийской обработки. Было решено, что это часть городской стены евангельского Иерусалима, так называемая «вторая стена», за которой и находилась Голгофа. Установили, что две гранитные колонны, которые и раньше были видны, — это «остаток Пропилеев, ведших когда-то в Воскресенскую базилику, часть постройки царицы Елены» (Россия в Святой Земле. Том 1. С. 551).
Так было установлено, что приобретённый русский участок находится на территории византийской базилики Воскресения Христова. Вероятно — сразу за древним входом в неё (тогда вход в храм был с запада, а не с юга, как сейчас). Часть сохранившейся стены — древнееврейская или, по крайней мере, камни того времени вторично использовались для Константиновой базилики. Нахождение древней Голгофы за пределами тогдашних городских стен было, таким образом, доказано. Интересно, что хотя потом протестанты будут искать новую Голгофу, подлинность старой была доказана с участием протестантского же археолога Конрада Шика. Кстати, Шик приехал в Иерусалим как протестантский миссионер, и это нисколько не помешало его подлинной дружбе и постоянному сотрудничеству с русским архимандритом о. Антонином.
Но самым интересным для того времени оказалось открытие не стены и остатков базилики, а порога. Об этом Капустин писал в Петербург секретарю ИППО В. Н. Хитрово: «Спешу порадовать Вас давно желаемым известием. Порог древних городских ворот вчера утром в моём присутствии был открыт к общему нашему удовольствию… Я приказал снять работникам третью ступеньку [позднейшей лестницы] по всей длине её, и вот тут-то и оказались ясные и неоспоримые следы существовавшей в отдалённейшие времена тут большой двери в два с половиной метра ширины. Отстававши бывший порог их от земли и вымывши весь водой, мы нашли его чрезвычайно истёртым ногами и лоснящимся, особенно же выбитом посредине. После естественной в подобных обстоятельствах радости, соединённой даже с некоторым умилением, что, может быть, через эти самые камни переступал и Христос, ведомый на казнь, явилось место и маленькому разочарованию, чтобы открытым нами дверям служить когда-то городскими воротами. Как будто они не довольно велики, 2,58 метра, это ведь всего-навсего 3 аршина с половиной. Такие двери и в частных домах не редкость.
Второе обстоятельство: ярко бросается в глаза какая-то архитектоническая неладность целого. Так, расстояния верейных ямок неравны от такой же, служившей для утверждения стержня, держащего дверные створки. Да и самые ямки несоответственной друг другу величины и до того мелки (не глубже полувершка), что нельзя представить, какого рода были пяты обращавшихся в ней верей, кроме деревянных разве, но деревянные затворы в городских воротах — вещь немыслимая! Наконец, естественно предполагать, что выход был извнутрь города вовне, и, следовательно, с севера к югу. Как согласовать с этим то обстоятельство, что ворота эти отворялись наружу, что вообще считается не принятым в подобного рода делах» (с. 549).
Это капустинское письмо содержит в себе практически все элементы последующей многолетней дискуссии об этом пороге. За официальную позицию ИППО приняли то, о чём говорится в начале письма: найдены городские ворота, через которые Господь выходил из города на Голгофу. Главным критиком этой концепции стал один из первых и великих русских деятелей на Святой Земле — А. Н. Муравьёв. Он написал целую книгу «Константинова базилика», в которой собрал все тогдашние аргументы в пользу того, что найденный порог был порогом какого-то большого здания, но не городских ворот. А вся конструкция — остатки древней Константиновой базилики со вторичным использованием древнееврейских камней. Но первым об этом подумал опять же отец архимандрит Антонин (Капустин)!
Как говорят современные археологи, трудно утверждать, чем изначально являлась найденная в XIX веке стена: городской древнееврейской стеной или же частью базилики, пока раскопки не продолжены дальше, под соседние здания.
По крайней мере, на мраморной плите над порогом была увековечена не официальная версия ИППО, а та, которая ни у кого не вызывала возражения. Плита висит там же до настоящего дня.
Несколько лет ушло на получение всех разрешений на строительство. Поскольку участок располагался совсем рядом с храмом Воскресения, да к тому же на таком исторически важном месте, все ожидали, что русские здесь будут строить храм. Опасались, что он мог бы соперничать с самим храмом Гроба Господня. Приходилось заверять всех — от Иерусалимского патриарха до турецких властей в Константинополе, — что это будет лишь очередное русское подворье. Тем временем Православное палестинское общество в России начало сбор дополнительных средств для этого проекта. В сентябре 1887 года меджлис — иерусалимский городской совет — разрешил строительство, и 11 сентября был торжественно заложен первый камень будущего Александровского подворья. Это произошло в годовщину освящения храма Воскресения Христова в 335 году (праздник Воскресения Словущего), в канун Крестовоздвижения. Таким образом подчёркивалась связь русского подворья с древним византийским храмом Воскресения, на месте которого расположилось подворье.
Строительство затянулось на четыре года, лишь 5 сентября 1891 года новое подворье, именовавшееся первоначально Русский дом, было освящено архимандритом Антонином в день тезоименитства великой княгини Елизаветы Феодоровны.
Домовый храм подворья с иконами и иконостасом к 1890 году был фактически готов. Его освящение хотели приурочить к посещению Святой Земли наследником — будущим императором Николаем II. Он собирался прибыть в Иерусалим в конце октября 1890 года в рамках своего большого восточного путешествия. Однако планы пришлось изменить из-за конфликтной ситуации между султаном и Константинопольским патриархом. Пришлось даже разбирать уже собранный иконостас и ждать ещё несколько лет, пока представился новый «повод» для освящения храма. Им стала кончина императора Александра III — при котором строился храм и было основано ППО, управлявшее в том числе и Русским домом на раскопках — и коронация Николая II. 22 мая 1896 года церковь во имя Святого Александра Невского на Александровском подворье, построенная в память о «в Бозе почившем Государе Императоре Александре III», была торжественно освящена патриархом Иерусалимским Герасимом. Начатое за пятнадцать лет до того дело пришло к благополучному окончанию, хотя уже после кончины архим. Антонина. С этого момента Русский дом в Иерусалиме стали называть Александровское подворье Императорского православного палестинского общества.
Основной проблемой, задержавшей освящение домовой церкви, было нежелание Иерусалимского патриархата видеть новый действующий русский храм в пределах исторической территории византийского храма Гроба Господня. Особенно после многолетних уверений со стороны русских властей, что никакого храма здесь не планируется. Турецкое разрешение на этом фоне стало скорее формальностью. Освящение оставалось под вопросом чуть ли не до самого торжества. Во время освящения и последовавшей за ним трапезы Иерусалимский патриарх и его духовенство были более чем сдержаны. «Насколько событие это было радостно для нас, настолько же оно было неприятно для греков», — писал великому князю Сергию Александровичу один из чиновников ИППО. При всей мощи дореволюционной России освящения храма пришлось ожидать несколько лет. Речь даже заходила о возможности временного удержания Россией доходов с бессарабских имений Иерусалимского патриархата, но до этого дело не дошло. Помогло то, что русские в быстром освящении храма не нуждались. Богослужения совершались во многих местах, а время всё равно работало на благо церкви: построенный храм неосвящённым не останется.
Но для русских тут был и залог будущих проблем: РДМ фактически не имела влияния на храм, расположенный в Старом городе и на святом месте. Он был домовым храмом Александровского подворья, стоявшего на земле российского императорского правительства и находившегося в управлении ИППО. Если в дореволюционное время получалось действовать согласованно, то потом эта ситуация нередко приводила к конфликтам. Такие «родовые травмы» были почти у всех русских организаций и общин на Святой Земле, и изначальные условия становились источником как успехов, так и сложностей.