Всероссийский Поместный Собор 1917-1918 гг. явился значительным событием в судьбе Русской Православной Церкви. В данном исследовании представлена соборная работа известного духовного писателя и церковного иерарха митрополита Вениамина (Федченкова). В сане архимандрита он принимал активное участие в работе нескольких соборных отделов, выступал на общих заседаниях Собора по самым важным церковным вопросам, которые не потеряли своей актуальности и сегодня. Это вопросы касаются власти епископов, участии клириков и мирян в епархиальном управлении, церковной проповеди и духовных школ. Также в статье рассматривается вопрос и о высшем церковном управлении, который явился ключевым в революционные и послереволюционные периоды. Особое внимание уделяется роли архимандрита Вениамина на Соборе как выразителя и защитника интересов простого народа, прежде всего, крестьянства, в православном взгляде на те или иные церковные вопросы.
Часть I
Подготовка к Собору, выборы и первая соборная сессия
Вместе со святостью, единством и апостольской преемственностью, одним из главнейших атрибутов православной жизни является соборность. В «Символе веры», который является главным исповеданием Православия, так и говорится: «Верую во Eдину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». В Русской Православной Церкви Соборы не созывались со времен Петра I. Принцип соборности был утерян. С падением монархической власти в 1917 году появилась реальная возможность это исправить.
Подготовка к Собору началась еще в декабре 1905 года с рескрипта государя-императора Николая II на имя митрополита Санкт-Петербуржского и Ладожского Антония (Вадковского). В 1906 году было учреждено Предсоборное присутствие, основой для работы которого послужили отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе, собранные Синодом годом ранее. Заседания Предсоборного присутствия были завершены к середине декабря 1906 года. И вскоре сводный доклад о его работе был представлен государю. 25 апреля 1907 года Николай II наложил на докладе резолюцию: «Собор пока не созывать». Этим росчерком он, по сути, не отказываясь от самой идеи Собора, решил отложить его созыв на неопределенное время. Государственная Дума третьего созыва только начала свою работу и Собор в этих условиях, как представлялось, мог нарушить общественное спокойствие дискуссиями по вопросу о дальнейших отношениях государства и Церкви.
В начале 1912 года в обществе и печати вновь стало заметно ожидание Собора. Предсоборным присутствием 1906 года были выработаны только общие положения к нему, но каких-либо законопроектов, которые заключали бы в себе новый церковно-административный и судебный кодекс, подготовлено не было. Для выработки таких законоположений 28 февраля 1912 года при Святейшем Синоде было учреждено Предсоборное совещание, председателем которого стал архиепископ Финляндский и Выборгский Сергий (Страгородский).
Заседания Предсоборного совещания регулярно проходили только до 3 апреля 1913 года. Работа в период с 1913 по 1917 гг. велась преимущественно в Синоде и подконтрольных ему органах управления, а также в академической среде высших духовных учебных заведений.
Наконец, весной 1917 года, лишившись «тесного» покровительства в лице императорской власти, Русская Православная Церковь приступила к активной подготовке созыва Собора, а непосредственной выработкой материалов к нему занялся Предсоборный совет. Он работал в Петрограде с 12 июня по 1 августа 1917 года и подготовил для будущего Собора целый пакет законопроектов. Все они должны были по принятии их Собором составить новую нормативно-правовую базу существования Русской Православной Церкви.
В конце июля – начале августа 1917 года по всей России состоялись выборы делегатов на Поместный Собор. Выборы были трехступенчатыми: 23 июля в приходах избирались выборщики, 30 июля выборщики на собраниях в благочиннических округах избирали членов епархиальных избирательных собраний, а 8 августа епархиальные собрания выбирали делегатов на Собор.
Владыка Вениамин так пишет об этом: «Говоря вообще, Собор должен был состоять из архиереев, клириков и мирян. Епархиальный архиерей или заместитель его викарный (должен быть по положению [на Соборе] – он глава епархии). Затем два члена должны быть от духовенства: один – от священства, другой (это уже дух революционного времени) – от «низшего клира», то есть дьяконов и псаломщиков. И два члена из мирян. Всего пять»[1].
Архимандрит Вениамин не предполагал, что может сам оказаться на Соборе. От семинарской корпорации преподавателей он был избран лишь как выборщик. Он вспоминает: «Будучи тогда ректором Тверской духовной семинарии в монашеском сане архимандрита, я по курии от мирян не мог пройти по закону. По курии от духовенства тоже не было надежды, потому что невозможно было и думать, чтобы “белое”, то есть женатое, духовенство избрало представителем монаха. Это и естественно. Что касается “революционных дьяконов и псаломщиков”, как тогда говорили про них, менее всего можно бы думать, чтобы они отреклись от своих “пролетарских» представителей в пользу монаха-ректора. Ведь им нужно было “бороться” против привилегий (материальных, главным образом) священников. Ну какой защитник им был бы ректор, второе после архиерея лицо в епархии, как говорилось про нас»[2]. Но случилось иначе.
В собрании «от низшего клира» Тверской епархии предложенная кандидатура некоего известного диакона не смогла набрать даже половину голосов. Тогда кто-то предложил кандидатуру архимандрита Вениамина, и он прошел с большим перевесом. «На всем Московском Соборе, — вспоминает он, — кажется, еще одно духовное лицо прошло подобным образом — архимандрит, настоятель монастыря Костромской епархии»[3].
В факте избрания архимандрита Вениамина на Собор от «низших чинов» проявилось доверие к нему простых людей. Он открыто заявлял на епархиальном собрании, что не станет представителем чьих-либо сословных интересов на Соборе (священников или псаломщиков), а будет защищать веру, Церковь и Родину. Собранием это было одобрено.
Впоследствии, уже по иному поводу, владыка напишет в своих воспоминаниях: «Я лично всегда верил в “мужиков”, в их здравый смысл, который в конце концов поправит дело. И особенно верил в сметку великодержавного великорусского племени. Не буду вдаваться в подробности и причины этой особенности народа, но скажу: помимо иных естественных причин и его целины, здесь немалое значение имело и здоровое Православие, — в отличие от искусственного католицизма, и сентиментального протестантизма, и ублюдочного однобокого сектантского рационализма…»[4]. Все из перечисленного в то время вместе с революцией уже проникало в Церковь. Поэтому лучшего защитника Православия на Соборе, чем архимандрит Вениамин, тверские дьяконы и псаломщики найти не могли.
* * *
15 августа 1917 года в Успенском соборе Кремля торжественным богослужением был открыт Священный Собор Православной Российской Церкви. На него съехались представители всех епархий, прибыли люди различных сословий, состояний и возрастов. Всех их объединяло одно – дело великого церковного строительства и забота о будущем России. В состав Собора входили 564 члена, в том числе 227 – от иерархии и духовенства, 299 – от мирян. Невиданное доселе дело.
О первом торжественном богослужении владыка Вениамин вспоминает так: «Я стоял на левом клиросе среди других духовных. Рядом с нами было царское место – красивый резной золоченый балдахин. А в другой стороне, около правого клироса, было патриаршее место, более простое, даже архитектурно аскетическое, старинное, древнее. И оно было пустым 217 лет. Но все же стояло, дожидаясь своего времени»[5]. Многим казалось, что время это пришло.
В последующие дни соборные заседания проходили в отремонтированном Московском епархиальном доме в Лиховом переулке, духовной семинарии и синодальном училище. Общие заседания Собора велись в церковном зале в епархиальном доме в первую половину дня. «Впереди были возвышенные места для президиума и архиереев, сидевших лицом к Собору, [состоящему] из духовенства и мирян, – вспоминает владыка. – Сзади епископов – алтарь. Все мы находились как бы перед лицом Самого Бога»[6]. Заседания по различным отделам проходили во второй половине дня. В отделы предварительно записывались соборяне для обсуждения и выработки конкретных законоположений по тем или иным церковным вопросам: административным, епархиальным, приходским, учебным, богослужебным, экономическим и т.д. Далее законопроекты должны были поступать для обсуждения и принятия их на общем заседании Собора.
Архимандрит Вениамин записался сразу в несколько отделов: о церковной дисциплине, о епархиальном управлении, о высшем церковном управлении, о духовных академиях и духовно-учебных заведениях, о богослужении, проповедничестве и храме, о монастырях и монашестве, в уставный отдел. Помимо этого, он постоянно принимал участие в различных комиссиях, в подсчете голосов, неоднократно выступал на общих заседаниях Собора.
В условиях разгула анархии в церковном управлении, прежде всего архимандрит Вениамин счел своим долгом отстаивать на Соборе каноническую незыблемость власти епископов. На первых же заседаниях отдела о епархиальном управлении в выступлениях ораторов стали отчетливо видны отголоски той «церковной революции» лета 1917 года, когда власть епископов в епархиях существенно ограничивалась за счет белого духовенства и представителей «низшего» клира через новосозданные епархиальные советы. Законопроект Предсоборного совета о епархиальном управлении низводил правящего архиерея на один уровень с другими членами епархиального совета, дела в котором должны были решаться простым голосованием.
Активным защитником такого положения дел в епархиях выступил бывший профессор Московской духовной академии и будущий деятель обновленческого движения Александр Иванович Покровский. Он считал, что соборность на уровне епархиального управления должна выражаться в коллегиальности и равноправии епископа с клириками и мирянами. Сравнивая Церковь с человеческим организмом, он говорил, что ее низшие члены (клирики и миряне) атрофированы, в то время как высшие (епископы и черное духовенство) гипертрофированы. «Чтобы исцелить нашу Церковь от этого паралича, – утверждал он, – необходимо восстановить правильную циркуляцию всех жизненных соков церковного организма, надо призвать к активной жизни и работе все атрофированные члены Церкви»[7].
С такой постановкой вопроса и явным искажением принципа соборности никак не мог согласиться архимандрит Вениамин. 15 сентября на 5-м заседании отдела о высшем церковном управлении он приводил слова св. Иоанна Златоуста: «Равенство – есть уничтожение братства». Действительно, у святителя мы находим сравнение Церкви с организмом человека, которое в корне противоречило примеру А.И. Покровского. В толковании на послание апостола Павла к римлянам (Рим 13.1) св. Иоанн говорит: «Так как равенство часто доводит до ссор, то Бог установил многие виды власти и подчинения, как-то: между мужем и женою, между сыном и отцом, между старцем и юношею, рабом и свободным, между начальником и подчиненным, между учителем и учеником. И почему ты удивляешься этому в отношении к людям, когда-то же самое Бог устроил и в теле? И здесь Он не все члены устроил равночестными, но сделал один меньше, другой важнее, одни для управления, другие для подчинения»[8].
«Правда, в жизни сложилось много ненормальностей, – продолжал архимандрит Вениамин, – между прочим и то, что епископы превышали границы своей власти. Но от этого не следует уничтожение епископской власти, власть необходима. Она имеет Божественную природу, а равно любовь христианская – истинная без власти не бывает. Если будут отрицать, что здесь не борются против власти, то это неправда. Эта борьба чувствуется»[9]. Далее он призывал соединить два принципа – любовь и власть. И считал, что борьба против власти – это борьба антисоборная.
Архимандрит Вениамин обращал внимание собравшихся на то, что необходимо следовать церковным канонам. Каждый Собор начинал именно с этого. «Неужели мы переселились на Марс и потеряли все правила, книги и каноны, – восклицал он. – Каноны есть формированная история в лучших идеальных проявлениях. А в канонах там ясно, как велика власть епископская. В ней вся полнота священной власти»[10]. Именно поэтому она должна стоять в основе церковного управления. При этом архимандрит Вениамин предостерегал, что епископская власть не должна быть абсолютистской, «хотя таковая иногда была исторически». И спасение Церкви «не в епископах, как личностях, не в принципах их власти, и не в правах, которых требуют себе миряне». Спасение Церкви, по мысли архимандрита Вениамина, должно быть в духе Божием – как в епископах, так и мирянах. «И даже здесь на Соборе часто выступает спасение чрез мирян, – продолжал он, – мирян церковных. Часто раздаются и здесь голоса в защиту канонов. Спасение в каноническом соединении власти епископов и мирян. Власть – у епископов. Соборы — суть соборы епископов, как они и называются в канонах. Прочие участвуют на соборах только с совещательным голосом. Это вне всякого сомнения. <…> Нам нужно не бороться против власти епископов, а всячески ее поддерживать. Мы боремся против власти, ибо на нас легла тень самодержавия. Я был монархист и теперь таковым остаюсь, если бы это было возможно. Но всегда был против абсолютического понимания власти. <…> Нам не надо бояться власти, а ее поддерживать»[11].
Архимандрит Вениамин не утверждал, что в руках епископов должна сосредотачиваться вся церковно-административная власть в епархиях. В этом он видел и очевидные минусы. Так, 25 сентября на заседании отдела о епархиальном управлении он пояснял, что «по своей настроенности, убежденно стоит на том, что работа епископа, прежде всего, духовная, и сам епископ должен пребывать в заботах о духовной жизни». «Простите, святители, – повторял он, – если я откровенно выскажу, что мне хотелось бы видеть в этом отношении со стороны епископов больше, чем наблюдается теперь. Масса посторонней работы отвлекает епископа от его прямого назначения». И далее вспоминал высказывание одного дьячка: «Так много молебнов, что и помолиться некогда»[12]. Приводил примеры, что один владыка в беседе с ним жаловался на то, что у него совершенно не остается времени, чтобы поговорить со священниками об их нуждах и ближе войти в их жизнь. Удивлялся, что создается странное положение, когда приходится защищать власть епископа, которая несомненна. «Я, – продолжал он, – совсем не ожидал, что мне придется защищать власть епископа, я стоял на противоположной точке зрения; но я принужден это сделать, так как здесь, на Соборе, замечается страшная ненависть по отношению к епископской власти. Даже самый хороший и мягкий человек делается нетерпимым, когда начинаешь с ним разговаривать на эту тему. С точки зрения психики, создавшееся положение отчасти напоминает собеседования миссионеров с сектантами: с той и другой стороны приводятся тексты, страсти разгораются, а каждый остается при своем мнении»[13].
Иными словами, архимандрит Вениамин видел в епископе духовный авторитет и власть, которые основаны не только на канонах (что и понятно), но и на его духовной жизни, отношению к священникам и пастве. Братство, равно как и отношение отца к сыну, должно быть сдобрено любовью.
Споры в отделе о епархиальном управлении касались и рассмотрения вопроса о выборах епископов на местах. По результатам продолжительного обсуждения этого вопроса в отделе было предложено восемь различных формулировок. Причем ни в одной из них не подвергалось сомнению участие клира и мирян вдовствующей епархии в выборах. Споры развернулись вокруг того, должны ли клирики и миряне участвовать в выборах нового епископа наравне с епископами округа, или же они могут лишь предлагать желательных кандидатов, а выбирать будут только епископы. Большинство склонялось к первому варианту. Второй вариант последовательно проводился лишь в формулировке архимандрита Вениамина. Он пытался ограничить участие мирян в выборах, опасаясь установления охлократии в противном случае. При этом он признавал тот факт, что в первые века епископа выбирали клирики и миряне. Но эти времена прошли.
Как в вопросах о власти и полномочиях епископа, так и в вопросах его выбора на местах, архимандрит Вениамин фактически выступал в единственном числе против мнения большинства. Эта черта вполне характеризовала его на Соборе и явилась не впервые. Стоит вспомнить, что, еще будучи молодым иеромонахом он вместе с несколькими студентами академии отправился на заседание «Общества религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви», костяк которого составляла «группа 32-х» священников или «Союз церковного обновления». Эта группа в период революции 1905 года выступала за реформирование и «оздоровление» церковной жизни. «Главное обвинение [этой группы] было в том, – вспоминает владыка, – что «старое» православие представлялось им – аскетическим, будто оторванным от мира, от трудовой жизни мирян, – отсюда и «засилие» монахов в прошлой истории Церкви, и господство епископства из монахов до последнего времени, и аскетический характер даже мирян, в частности – смиренный дух общества, не только сельского, но и в более высоких некоторых кругах… Это-то и не нравилось «32-м»: в них, следовательно, уже коренился революционный дух по отношению к Церкви»[14]. Открыто об этом они тогда заявлять опасались и на заседании «Общества» поставили будто бы невинный вопрос – о «труде и молитве». Заседание, как и полагалось, началось с молитвы. Затем председатель, протопресвитер Иоанн Янышев зачитал «Тезисы» «группы». После этого нужно было только проголосовать, подписаться и направить в Святейший Синод «к исполнению». И здесь неожиданно взял слово молодой профессорский стипендиат иеромонах Вениамин. Со ссылками на святых отцов и историю Церкви он выступил в защиту «византинизма». Начались прения. В итоге, времени не хватило и заседание перенесли на неделю. «Пришли новые противники «Тезисов», – вспоминает владыка. – И дело это было окончательно остановлено… Слава Богу!» Позже отца Вениамина спрашивали об этом инциденте два члена Синода, дружные между собой в то время – архиепископ Антоний (Храповицкий) и архиепископ Сергий (Страгородский). «Выслушали они меня. И архиепископ Антоний, с присущей ему резкостью, добавил:
– Мы бы ему (Янышеву) в Синоде показали «Тезисы»!
Тем дело и кончилось»[15], – заключает он.
Это было первое столкновение с так называемым «обновленчеством».
Другой случай произошел в Твери в период февральских событий 1917 года. Дня через три или четыре после переворота в зале мужской гимназии собрались педагоги всех учебных заведений. Некий комитет огласил приветственную резолюцию на имя Временного правительства со словами о «бескровной» революции. «А у нас только убили и истоптали губернатора..., – вспоминает владыка. – Но если в Твери это слово и опустили, то повторяли его по всей России; суть одна». Председательствующий спрашивает: «Все согласны?» Несколько человек отвечают, что согласны. И тут архимандрит Вениамин с места говорит о своем несогласии и далее подробно поясняет свою позицию, резюмируя, что «Церковь в такие моменты должна быть особенно осторожна». Никто к нему не присоединился. А в телеграмме педагогов так и было сказано: «Все [подписались], кроме ректора семинарии, архимандрита Вениамина»[16].
Эта черта владыки будет проявляться неоднократно в его жизни и в дальнейшем. И причиной тому не тщеславие или противопоставление себя большинству, а забота о правде, истине, несмотря ни на какие земные авторитеты.
* * *
Самым длительным и напряженным на Соборе оказался вопрос о патриаршестве, обсуждение которого началось в отделе о высшем церковном управлении и продолжилось на общих заседаниях. Здесь также с самого начала активную позицию заняли противники восстановления патриаршества. Они считали, что учреждение патриаршества станет ущемлять соборное начало в жизни Церкви. В основной своей массе это были те же представители преподавательской, а отчасти и профессорской среды духовных школ и, «как люди с самоуверенным духом, большими знаниями и способными развязными языками, они производили большой шум: и по количеству подобных ораторов (они всегда выступали!), и по горячим речам их – иногда казалось, будто чуть не весь Собор мыслит так, как они звонят»[17], – вспоминает владыка.
В заседаниях отдела о высшем церковном управлении архимандрит Вениамин неуклонно выступал в поддержку восстановления патриаршества. Он говорил: «Если бы у нас было одно ответственное лицо – как болеющее сердце – это было бы очень полезно»[18].
Особым формулам перехода к новому церковному управлению было посвящено несколько заседаний, где продолжилась дискуссия по вопросу о восстановлении патриаршества. Наконец, 11 октября этот вопрос был вынесен на общее заседание Собора и явился началом пленарных соборных дискуссий о патриаршестве.
Помимо патриаршества, в отделе активно обсуждались вопросы о принципах соборности, составе и периодичности Соборов и прочее. Все это значительно затягивало его работу. Налицо было желание некоторых клириков и мирян не упускать возможности активно участвовать в церковном управлении как на высшем, так и на епархиальном уровнях.
Еще в Предсоборном присутствии возникла острая дискуссия о возможности или невозможности включения в состав Синода клириков и мирян. Если Синод можно было рассматривать как малый Собор, состоящий исключительно из епископов и являющийся высшим административным судебным органом, то наличие в нем клириков и мирян признавалось недопустимым. Но если Синод есть делегация большого Поместного Собора и его исполнительный орган, то принцип соборности в таком случае требовал присутствия в нем клира и мирян. Собор должен был выступать в роли законодательной церковной власти, а Синод – в роли исполнительной. Председателем Синода по новому законоположению являлся Патриарх.
Сущность последующих прений в отделе заключалась в том, должно ли высшее церковное управление состоять из одного или двух органов, быть однопалатным или двухпалатным, должен ли править Церковью один Синод, который будет состоять из епископов, клириков и мирян, избранных Собором, или же клирики и миряне должны составлять особую палату – Высший Церковный совет (как это и было в Восточных Церквах).
3 ноября 1917 года на 21-м заседании отдела архимандрит Вениамин на все эти вопросы отвечал по-прежнему, что «клирикам и мирянам грех участвовать на одних правах с епископами». «Только епископам дана вся полнота церковной власти и только на них лежит ответственность перед Богом за Церковь, – продолжал он. – Вторгаться в эту область клирикам и мирянам есть святотатство и грех, подобный греху Дадона и Авирона, хотевших кадить перед Господом (Числ. 16). Но епископам, конечно, трудно одним управлять Церковью, мы им должны помочь, и вот [для этого] должна быть вторая палата, сотрудническая при Священном Синоде»[19].
Что же касается состава Высшего Церковного совета, то 6 ноября на 23-м заседании отдела архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов) предложил расширить представительство в нем мирян за счет уменьшения числа епископов и клириков. «Пусть в Совете будут 3 епископа, 3 клирика (из них один в монашеском звании) и 6 мирян. Епископы по избранию Синода, из его состава, а клирики и миряне по избранию Всероссийского Собора. Затем, во имя местного представительства, каждый из епархиальных епископов при желании может присутствовать в Церковно-Народном совете [Высшем Церковном совете] с правом совещательного голоса, когда рассматривается дело, касающееся управляемой им епархии»[20]. К этому предложению архиепископа Кирилла присоединились архиепископ Евлогий (Георгиевский) и архимандрит Вениамин (Федченков). Данная формула, как собравшая больше всех голосов, была принята отделом и передана в общее Собрание для принятия.
Московское восстание и выборы Патриарха
Завершение прений о патриаршестве на Соборе совпало с одним из значимых событий в истории России – приходом к власти большевиков.
К вечеру 25 октября в Москве уже знали о победе большевиков в Петрограде. Утром 28 октября юнкера заняли Кремль, разогнав солдат кремлевского гарнизона и расстреляв нескольких из них. Архимандрит Вениамин в это время находился в Кремле. Он жил «в одном крыле царского дворца, где были помещения для служивших царской фамилии», и стал свидетелем описываемых событий. «Нам с архиепископом Кириллом [Смирновым], тогда Тамбовским, нужно было идти на заседание Собора», – вспоминает он[21]. Здесь они как раз и стали свидетелями страшной расправы с пленными у Троицких ворот Кремля. По пустынной Москве сперва пешком, а затем на извозчике окольными тихими улочками они все же добрались до епархиального дома. «Там все интересовались, что в Кремле? Архиепископ Кирилл рассказал», – вспоминает владыка. Вместе с Деяниями Собора этот рассказ был опубликован. Приведем его здесь полностью:
«Похождения наши очень несложны, – докладывал архиепископ Кирилл. – После вчерашнего обеда мы с архимандритом Вениамином должны были собраться в Кремле, куда был свободный впуск, но откуда не выпускали, – почему, я не умею объяснить и не знаю, в чьей власти мы были – правительства, или большевиков. На утро мне сказали, что на раннем утре Кремль занят юнкерами, и что большевики сдались, но часть их попряталась по чердакам и подвалам, и их оттуда вылавливают. В половине 10 час[ов] утра мы с архимандритом Вениамином сделали попытку пройти на Собор, но около Троицких ворот началась стрельба, скоро перешедшая в канонаду. Мы спрятались один за выступ башни, другой за подъезд. Пробежали две лошади, сбросившие своих всадников. Это шла осада Троицких ворот. Ясно было, что бой еще не кончился, шла борьба, и мы вернулись по домам. Через несколько минут я позвонил по телефону П.И. Астрову и сообщил, что нас не пропускают из Кремля. При нас к телефону подошел прапорщик, командующий отрядом солдат, и при нас начал телефонировать следующее: “Кремль взят правительственными войсками. В четвертом училище есть убитые, много раненых. В других училищах тоже. С их стороны тоже есть убитые и раненые. Комендантом Кремля назначен генерал (имени его я не запомнил), вполне порядочный человек”. Этот прапорщик, когда мы его стали расспрашивать, сказал: “Утром часть большевиков объявила, что они сдаются. Комендант был арестован юнкерами. Но когда юнкера вошли в ворота Кремля, их встретили огнем. Юнкера, возмущенные, окружили большевиков и готовы были растерзать их на части, но офицеры не допустили до этого. Обезоружили бунтовщиков. Их было до 500 человек. Тогда началась стрельба из арсенала, с чердаков, подвалов. Многие прятались, где могли. Переполох был полный”. Прапорщик рассказал, что ночью было крупное столкновение у большевиков с казаками на Ходынском поле. Это было в 8 часов вечера. Казаки были при холодном оружии. Они задержали большевиков и одолели, хотя против их небольшого отряда было около 12 тысяч. У них были орудия. Казаки приняли их холодным оружием, и они бежали. Казаки привезли орудия в Кремль, а из остальных вынули замки и сделали их безвредными. Офицер жаловался, что он голоден. Мы дали им хлеба — для него и его отряда. Носили раненых и убитых. Можно было видеть, что много павших и пострадавших с той и другой стороны.
Когда я спросил офицера (я думаю, что я говорю конфиденциально), он ответил: “Верные правительству войска – это только юнкера и казаки. Мы решили умереть в Кремле. К нам идут на помощь казаки из Киева. Получена телефонограмма из Петрограда от Керенского, что Петроград взят правительственными войсками, и восстание большевиков ликвидировано”. Мы попытались выйти из Кремля. Оказалось, что пройти в Троицкие ворота невозможно. Тогда мы прошли в Боровицкие ворота. Мы пошли по Воздвиженке и, кажется, Ваганьковскому переулку — точно не знаю. В Газетном переулке вдруг раздались выстрелы. Оказалось, что там есть типография, захваченная большевиками, откуда их выбивали. Мы взяли извозчика и поехали тихими переулками, где нет обстрела. В одном месте раздался одиночный выстрел. Откуда стреляли, понять было невозможно. Я вынес впечатление, что стреляют с целью произвести впечатление на публику и поддержать панику»[22].
Собор заволновался. Перемещаться по Москве стало небезопасно. Некоторые соборяне на заседание так и не смогли явиться. В тот же день было решено прекратить прения по вопросу о патриаршестве и приступить к избранию Патриарха, а на следующий день совершить в Храме Христа Спасителя Божественную литургию и молебствие об умиротворении Родины. Если же позволят обстоятельства, то провести и крестный ход.
В течение 29 октября – 1 ноября силы Военно-революционного комитета большевиков смогли установить контроль практически над всем центром города, а 1 ноября начали обстрел Кремля, куда перебрался Комитет общественной безопасности, созданный Московской городской думой для противодействия восстанию. Обстрел Кремля продолжался весь следующий день, причинив ему значительные разрушения. «На чьей стороне был я и вообще мы, члены Собора? – вспоминает владыка. – Разумеется, юнкера были нам более своими по духу. Не были мы и против народа. Но благоразумие говорило нам, что уже придется мириться с пришедшей новой жизнью и властью; и мы заняли позицию посередине, и, пожалуй, это было верно исторически: Церковь тогда стала на линию нейтральности, не отрекаясь от одной стороны, но признавая уже другую, новую»[23].
Во время всех этих событий на Соборе выбирали и голосовали кандидатуру Патриарха. 31 октября определились с тремя кандидатами на патриаршество. Это были архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и митрополит Московский Тихон (Беллавин). О месте и времени голосования должно было быть объявлено позднее.
На следующем заседании 2 ноября было постановлено провести выборы 5 ноября в Храме Христа Спасителя. Тем временем в Москве было все еще неспокойно. Утром 3 ноября революционные отряды вступили в Кремль.
Как только окончились в Москве дни восстания и определилась большевистская победа, обе стороны совершили обряды погребения погибших. Комитет по похоронам жертв большевизма – юнкеров, студентов, курсисток и сестер милосердия обратился к Собору и просил церковного погребения. Большевики, напротив, бесцерковно, с красными знаменами и революционными песнями, закопали своих сторонников у стен Кремля, на Красной площади. Это было воспринято верующей Москвой и Собором как завершение кощунств над кремлевскими святынями.
Когда еще шли столкновения на улицах Москвы, соборяне намеревались совершить большой крестный ход, чтобы остановить кровопролитие. 2 ноября на общем заседании Собора по этому вопросу выступил архимандрит Вениамин. Сознавая всю ответственность опрометчивых решений в этот момент, он говорил: «На Соборе пришлось слышать горячий призыв к великим религиозным подвигам, к святым порывам, и мне трудно будет говорить что-либо против. Но когда станешь разбираться в том чувстве, которое при этом у нас было в душе, тогда окажется, что в этих призывах говорит и самолюбие. Стыдно говорить против. И кто призывает к подвигам Ермогена, поддается чувству, но не особенно святому чувству: может быть, это делается из тщеславия?! В таком великом деле, как Соборное, надо быть осторожнее. Я лично подписал заявление о необходимости крестного хода. Мною руководило это же чувство: стыдно было не подписать. Подумавши, я прошу снять свою подпись: мною руководило тщеславие. И я высказываюсь против крестного хода. Теперь мы переживаем такое время, когда человек не ручается за себя: сделай неосторожный шаг, и жизнь висит на волоске. Вы скажете мне, что это трусость... Да, мне жизнь дорога. Я говорю искренно»[24].
События развивались столь стремительно, что о крестном ходе пришлось всем позабыть. Он будет совершен вокруг Кремля позже, после интронизации Патриарха. Однако сначала нужно было выбрать Патриарха из трех кандидатур, набравших наибольшее количество голосов.
«Взяв власть, большевики ни единым жестом не проявили враждебного отношения к Собору, хотя довольно было простого слова их для роспуска. И, конечно, никто бы и пальцем не шевельнул в защиту его», – пишет об этом времени митрополит Вениамин[25].
Всенародное торжественное собрание Священного Собора для выборов Патриарха состоялось в соборном Храме Христа Спасителя 5 ноября. Архимандрит Вениамин был сослужащим на Божественной литургии, которую совершали в этот день митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), архиепископ Казанский Иаков (Пятницкий), архиепископ Приморский Евсевий (Никольский), архиепископ Рижский Иоанн (Поммер), архиепископ Тамбовский Кирилл (Смирнов), архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе), архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) и другие святители. Многие из них вскоре погибнут, кто-то окажется в изгнании, кто-то умрет в безвестности.
После литургии и молебна, старец Зосимовой пустыни Алексий (Соловьёв) вынул жребий пред Владимирской иконой Божией Матери, перенесенной из расстрелянного незадолго до того Успенского собора Кремля. Митрополит Киевский Владимир, приняв записку, огласил имя избранного: «митрополит Тихон».
21 ноября, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, состоялось настолование (интронизация) «Святейшего Патриарха великого града Москвы и всея России». Несмотря на то, что Кремль и весь центр Москвы были оцеплены вооруженными людьми и повсюду еще были видны следы сражений, торжественное событие происходило в Успенском соборе Кремля. На нем присутствовали члены Священного Собора, допускавшиеся по особым билетам; за стенами Кремля Святейшего Патриарха приветствовал православный народ Москвы. Пение сторонниками большевиков революционного марша «Вы жертвою пали…» и звуки «Марсельезы» в момент выезда Патриарха из Спасских ворот не могли умалить торжественности этого дня. Уже на следующий день после интронизации Патриарх прибыл в Соборную палату и преподал благословение всем членам Собора.
«Что же заставило нас, большинство, стоять за патриаршество? – продолжает владыка Вениамин. – Думаю и вспоминаю теперь, что не речи, не доводы умных ораторов побудили нас отстаивать его, а дух. Речи же были только выражением наших сердечных настроений и желаний. <…> А еще нам хотелось, чтобы он был не пустой пешкой, а обладал бы, был наделен полнотой власти. Пусть выше его – общий Собор духовенства и мирян, но во время управления (между Соборами) Патриарх есть сила, иначе незачем было бы иметь его, и подотчетность Собору лишь вносила бы контроль в единство со всеми, но не ослабляла организующего творческого его права и отеческого руководства»[26]. Восстановление патриаршества предстало перед членами Собора как повелительное требование канонов, как необходимость исполнения религиозных чаяний православного народа, как веление времени.
* * *
К концу своей первой сессии Собор начал рассмотрение важного доклада отдела о епархиальном управлении. Однако закончить рассмотрение его не удалось из-за недостатка времени. Между тем многие члены Собора считали епархиальный вопрос важнейшим. Архимандрит Вениамин полагал, что он даже важнее вопроса о Патриархе.
«На следующем месте, по важности дела, – вспоминает владыка, – нужно поставить участие мирян в церковном управлении, начиная с Высшего Церковного совета при Патриархе и кончая епархиальными собраниями, епархиальным советом, а также приходскими организациями. Это было великой новостью в церковной жизни. Особенно сильно это отразилось в простых приходах, где большинство членов в советах было из мирян. И это имело чрезвычайно благотворное значение: во время продолжающейся революции эти миряне не только спасли веру и Церковь, но и беззащитное духовенство. И можно сказать, эти церковные миряне, вслед за лучшими духовными руководителями, вынесли веру и Церковь на своих плечах»[27].
Владыка повторял свою мысль, что при наличии духовной власти епископа, миряне могут оставаться хорошими соработниками и помощниками ему в церковном управлении.
На последнем заседании первой сессии 9 декабря соборяне подвели промежуточные итоги работы и заслушали краткие отчеты о работе отделов Собора. После благодарственного молебна все оставшиеся члены Собора разъехались по домам, чтобы собраться уже в новом, 1918 году.
Отправился в путь и архимандрит Вениамин. К святкам он прибыл в Крым в Таврическую духовную семинарию, где состоял ректором. Здесь он вскоре был избран делегатом на другой, Всеукраинский Церковный Собор.
[1] Вениамин (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. М.: Отчий дом, 2016 (Серия «Наследие»). С. 400.
[2] Там же. С, 401.
[3] Там же. С. 403.
[4] Там же. С. 208.
[5] Там же. С. 403.
[6] Там же. С. 406.
[7] Максим Кокарев, прот. Вопросы епархиального управления в трудах Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. // Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. М.: Изд-во Новоспасского монастыря, 2017. Т. 12. Протоколы заседаний и материалы Отдела об епархиальном управлении. С. 34.
[8] Св. Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский. Беседы на послание к Римлянам.
[9] Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 3431. Оп. 1. Д. 220. Лл. 49-50.
[10] Там же.
[11] Там же. Л. 51.
[12] Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. М.: Изд-во Новоспасского монастыря, 2017. Т. 12. Протоколы заседаний и материалы Отдела об епархиальном управлении. С. 101.
[13] Там же. С. 102.
[14] Вениамин (Федченков), митр. Письма о монашестве. Божьи люди. М.: Правило веры, 2016. С. 54.
[15] Там же. С. 56.
[16] Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. С. 192-193.
[17] Там же. С. 408.
[18] ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 220. Л. 50.
[19] Просветов Р.Ю. Предпосылки, хронология, итоги Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. // Священный Собор. К столетию Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 гг. и восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви. М.: Изд-во Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2017. С. 60.
[20] Там же. С. 62.
[21] Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. С. 215.
[22] Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. М.: Изд-во Новоспасского монастыря, 2015. Т. 5. С. 700-701.
[23] Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. С. 215.
[24] Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 годов. М.: Изд-во Новоспасского монастыря, 2015. Т. 5. С. 784-785.
[25] Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. С. 412.
[26] Там же. С. 408-409.
[27] Там же. С. 414.