"Болящыя изцеляйте": дозволительно ли клирикам заниматься врачеванием. Отзыв на проект документа «Профессии, совместимые и не совместимые со священством»
Портал "Богослов.Ru" публикует ответ священника Михаила Капчица на предложенный проект документа Межсоборного присутствия «Профессии, совместимые и несовместимые со священством». Автор рассматривает вопрос относительно запрета клирикам быть практикующими врачами.
Статья
I
Приведенная в заглавии цитата (Мф 10, 8) слов Спасителя, обращенных к Его ученикам, а следовательно, как считает Святая Церковь, и к их преемникам — епископам и пресвитерам, — ясно говорит не о возможности, не о праве, а об обязанности клириков участвовать в излечении больных. Конечно, Господь, давая апостолам эту заповедь, прежде всего заботился о духовном и потому предварил ее словами: «Ходяще же проповедуйте, глаголюще, яко приближися Царствие Небесное» (Мф 10, 7). «Видишь величие служения? Видишь ли достоинство апостолов? Им не велено говорить ни о чем чувственном, ...но повелевается говорить о предметах новых и необычайных, ...о Царстве Небесном и о всем, что там»[1].
Но если не говорится «ни о чем чувственном», то почему же далее повелевается исцелять телесно больных? Отцы объясняют это однозначно: «...чтобы их проповедь удобно могла расположить к вере»[2], «Господь дает чудеса апостолам, как оружие [в деле проповеди]»[3].
Современный толкователь подытоживает: «Для большего успеха их проповеди Господь облек их властью исцелять болезни и изгонять бесов»[4].
Итак, на первом месте — Евангельская проповедь, а как средство, помогающее ей, подается и дар исцеления телесных немощей. Конечно, речь шла о чудесном даре исцеления при молитве и возложении рук. Молитва о болящих и таинства Церкви и ныне имеют ту же благодать, которая дана была апостолам. То, что у нас в Требнике существует несколько чинов молебного пения о недужных, то, что болящие (страждущие) упоминаются во всех чинопоследованиях нашего богослужения, свидетельствует о важности, которую Церковь придает этому вопросу. Вопрос в том, насколько позволительно клирикам участвовать не только в молитвах о болящих, но и в самом процессе их телесного врачевания — во врачебном искусстве.
II
Никто не оспаривает, что священник семейный, имеющий детей, должен активно участвовать в их воспитании — причем не только в том, чтобы привести их в храм и научить сыновей прислуживать в алтаре, а дочерей петь на клиросе, но и в повседневной семейной жизни: помогать матушке при возможности готовить, убирать, стирать, ходить в магазин, гулять с детьми, ходить в школу на родительские собрания и т. д. Никто также не оспорит, что если священник имеет навыки строителя, то нет ничего зазорного в том, чтобы он принял активное личное участие в ремонте храма, например. В чем же состоит ужас медицинской профессии, что в рассматриваемом проекте Межсоборного присутствия говорится с такой безапеляционностью: «Клирики не должны быть практикующими врачами, в особенности хирургами, или занимать должности иных медицинских работников»?
Прежде всего хотелось бы немного остановиться на самом документе, вернее на его части, касающейся медицины. Конечно, надо поблагодарить авторов (не знаю уж, кого лично) за само появление документа, иначе нечего было бы и обсуждать. Тем не менее, в самом тексте сразу бросаются в глаза грубые ошибки и отсутствие элементарной подготовительной работы, которая ожидалась бы от людей, представивших документ на общецерковное рассмотрение.
В третьей части документа, где, собственно, авторы и пытаются раскрыть суть проблемы, сказано: «Духовным лицам запрещаются также занятия, связанные с пролитием человеческой крови, например, врачебная практика, особенно хирургия («Номоканон» при Большом Требнике, ст.132). Несчастный случай во время операции подвергает хирурга обвинению в невольном убийстве, и если он клирик, то это, согласно канонам, влечет за собой извержение из сана».
Прежде всего, это непеределанная цитата из книги протоиерея Владислава Цыпина «Церковное право». Никто даже не позаботился проверить правильность текста. Между тем ст. 132 Номоканона говорит о нарушении поста в среду и пятницу. Указание в Номоканоне, которое имеет в виду отец Владислав, идет под номером 102. Оно гласит: «Пресвитер монах врачуяй, или жилу секий, да есть празден священнодейства дний 7». Следует отметить, что в Книге Правил о запрете врачевания для клириков не сказано ничего. Каким образом это указание вошло в Номоканон и по какой причине, Проект не говорит. Позволим себе привести полностью цитату из А.С. Павлова — известного исследователя Номоканона. «Малакс, перенося настоящую статью нашего Номоканона в свой сборник, справедливо выпустил из нея слово monahos и таким образом обратил ее в общее правило о пресвитерах. В такой редакции настоящая статья более соответствует древне-церковным правилам, которыя, как известно, запрещают всем вообще священнослужителям (а не одним только иеромонахам) входить в такие дела и занятия, которыя могли бы отвлекать их от исполнения прямых обязанностей своего звания (Апост, 6, 81; Халк.3; Карф.19 и др.). К числу таких занятий синодальным постановлением патриарха Луки Хрисоверга (XII в.) отнесена и медицинская практика, в которой некоторые духовные лица достигали таких успехов, что делались предводителями врачей (archiatroi) и вместе с ними участвовали в каких-то публичных процессиях, совершавшихся в особенных костюмах, духовному сану неприличных. Другими соображениями руководился Вальсамон, предлагая Александрийскому патриарху Марку не допускать духовных лиц к занятиям врачебной практикой. «Врачебное искусство, писал он в одном из своих ответов названному патриарху, хотя и определяется учеными, как искусство, доставляющее здоровье, но это не всегда так бывает: ибо обманчивы человеческие домыслы, и диагнозы даже многих (врачей) ненадежны, по одному древнему мудрому изречению. Неужели поэтому клирик, тем более священник и диакон, отступится от уделенного ему служения, безупречного и вернаго, и вдастся в дело обманчивое и сомнительное, а часто даже и опасное?» (Синт. IV, 469-470). Не трудно понять, на какую опасность намекает здесь Вальсамон, предостерегая священнослужителей от занятия медицинскою практикой. И опытный, специально приготовленный к своему делу врач может сделаться невольным виновником смерти своего пациента. Тем более грозит эта опасность священнику, не получившему специального медицинского образования. Даже такая легкая операция, как кровопускание, сделанное неискусною рукою и без надлежащих знаний, может причинить смерть больному и, значит, подвергнуть священника действию церковных правил, лишающих его сана за невольное убийство»[5].
Обсуждение еще одного аспекта этой темы встречается в толковании еп. Никодима (Милаша) на 66 Апостольское правило. Само правило при этом гласит: «Аще кто из клира в сваре кого ударит и единым ударением убиет: да будет извержен за продерзость свою. Аще же мирянин сие сотворит: да будет отлучен»[6]. Толкование же еп. Никодима содержит следующие слова: «Решаюшим моментом для духовнаго лица является здесь пролитие человеческой крови, не взирая на обстоятельства и побуждения, вызвавшие это пролитие, и главным образом потому, что пролитие человеческой крови стоит в решительном противоречии с службою, совершаемой священником вообще, главным действием которой служит принесение безкровной жертвы в таинстве евхаристии»[7].
III
Таким образом, против занятия клириком медицинской практикой пока мы видим четыре основных аргумента:
1. Отвлечение клириков от исполнения прямых обязанностей своего звания.
2. Возможное участие клириков в неких общественных врачебных мероприятиях, которые могут быть неприличны священному сану.
3. Опасность стать причиной смерти больного, что может повлечь к обвинению в невольном убийстве и соответствующему каноническому прещению.
4. Пролитие крови как таковое несовместимо с принесением священником бескровной жертвы.
Первый аргумент является общим для любого серьезного занятия на светском поприще. Сюда же легко и в гораздо большей степени можно отнести занятость клирика в делах, не относящихся, строго говоря, к обязанностям священнослужителей, но неизбежных по роду его церковной деятельности как клирика прихода и поглощающих массу сил и времени (административная, хозяйственная работа, загруженность отчетами в епархию, встречами с представителями светских органов управления и т. д.) Если священник никак не ограждается от этой деятельности, то несправедливо будет запрещать ему и род деятельности, и по духу своему гораздо ближе стоящий к делу Евангельской проповеди, и, при успешном исполнении священником врачебных обязанностей, несомненно, повышающий авторитет Церкви в обществе.
Второй аргумент представляется нам неактуальным в современной жизни, ибо ни о каких таких врачебных мистериях, орденах или шествиях в наше время не слышно.
Четвертый аргумент упоминается и в проекте соборного документа. Вроде бы и упомянутое нами выше толкование еп. Никодима полностью согласуется с этим. Тем не менее, само 66 правило говорит о случайном убийстве «единым ударением в сваре». Правила Церкви, предусматривающие серьезные прещения даже за умышленное употребление в пищу крови животных, ничего не говорят против пролития крови с лечебной целью как таковой. Вспоминается здесь эпизод из жизни святителя Луки Крымского. Когда общественный обвинитель из высоких чинов ЧК на судебном процессе, куда святитель был вызван в качестве свидетеля, спросил его: «Как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?» — последовал ответ: «Я режу людей для их спасения, а вот для чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?»
Да если и вернуться к 102 статье Номоканона (единственному каноническому документу, налагающему возможное ограничение на врачебную деятельность священника), то там пресвитеру, «секущему жилу» (т. е., говоря современным языком, оперирующему) возбраняется служение только в течение 7 дней. Это никак не близко к извержению из сана, которым наказывается священник за невольное убийство, и это же свидетельствует о том, что кровопролитие с лечебной целью никогда не рассматривалось Церковью как невольное убийство или что-то даже близкое к нему; поэтому и распространять на врачебную деятельность кровопролитие вообще по любой причине, изложенное как препятствие к священнодействию в толковании к правилу, осуждающему невольное убийство, представляется неправомочным.
Серьезной проблемой, требующей глубокого и всестороннего исследования, нам видится третий аргумент. Бесспорно, от врачебной ошибки не застрахован ни один врач. Также бесспорно, что врачебная ошибка может повлечь за собой при определенных обстоятельствах тяжелые последствия для здоровья больного человека и даже смерть. Вопрос в том, правомочно ли канонически приравнивать врачебную ошибку к невольному убийству и применять следующие при этом прещения. Второй вопрос: даже если мы отвечаем положительно на первый вопрос, достаточно ли оснований при этом запрещать клирикам врачебную деятельность вообще?
Для ответа на первый вопрос, думается, надо дать каноническое определение термина «невольное убийство». Свт. Василий Великий в своем 8 правиле подробно разбирает это понятие и дает примеры невольного совершения убийства: «Аще кто, бросив камень на пса, или на древо, попадет в человека: сие есть дело совершенно непроизвольное, и не бывшее в намерении действующаго... аще кто, желая кого исправити, ударит ремнем, или жезлом не тяжелым, и биемый умрет... аще кто, защищая себя в драке, древом или рукою, нещадно нанесет противнику удар в опасное место, имев намерение причинить боль, а не совсем убити...»[8]. В толковании же к этому правилу еп. Никодим поясняет, что к невольным убийствам относятся преступления двух категорий: совершенные по небрежности и неосмотрительности или вовсе случайные[9].
Как мы видим, к невольным убийствам святитель не относит смерть больного, наступившую в ходе его врачевания. Если же перейти к реальной современной жизни, то каждый человек, хорошо знакомый с медициной, знает, что приписать причину смерти больного чисто врачебной ошибке в большинстве случаев бывает невозможно. Ведь в большинстве своем смертные случаи при операционном вмешательстве, например, случаются у больных, изначально тяжело или смертельно страдавших. Случаи же явных грубых ошибок, влекущих смертельные последствия, относятся как правило к действиям людей некомпетентных и неопытных.
Здесь и еще один интересный момент. Ситуация довольно распространенная — серьезно больной верующий человек приходит к священнику («обычному», не медику по профессии) за благословением для прохождения лечения (в т.ч. операции). Если священник благословляет и больной умирает затем на операционном столе, является ли такой священник невольным убийцей? Думается, что не больше и не меньше оперировавшего.
Другой вариант, не менее распространенный: священник не благословляет лечиться, а говорит, что достаточно такому больному молиться, строже поститься, чаще причащаться. Больной слушает его и спустя некоторое время умирает от распространившейся опухоли. Является ли такой священник впавшим в невольное убийство, и может ли он продолжать служить? Теперь вопрос к составителям документа: кто, по их мнению, даст лучший совет в обеих описанных ситуациях: священник, имеющий специальное образование и активный опыт врачевания, или человек, не относящийся к медицине? (Конечно, ситуация немного упрощенная, ибо за скобками оставлена очень важная составляющая — просвещение свыше, подаваемое духовнику и играющее в конечном счете решающую роль, но ведь человеческие знания и житейский опыт играют в принятии решения священником не последнюю роль).
Отвечая на второй вопрос: риск совершения невольного убийства еще не означает обязательного запрета на какой-то род деятельности (не слышно, например, чтобы кто-то запрещал духовенству садиться за руль, хотя риск оказаться невольной причиной смерти человека в этом случае статистически во много раз превышает таковой при врачебной деятельности).
IV
Наконец, при рассмотрении канонических вопросов часто довлеет правило прецедента. Как известно, Церковь придерживается принципа св. Викентия Лиринского: «истинно то, во что верили все, всегда и повсюду». Кроме теоретических выкладок и препирательств, интересно посмотреть, как Церковь, в том числе наша Русская Церковь, в реальной жизни решала и решает затрагиваемые нами вопросы. В книге Концевича об Оптиной пустыни рассказывается об одном насельнике Оптиной, современнике преп. старца Варсонофия, иеромонахе Пантелеимоне, «хорошем враче», который, будучи врачом по светской своей специальности, продолжал врачевать в монастыре. Врачи традиционно были и есть при больших монастырях, семинариях и академиях, в том числе и из числа священства.
Нигде не слышно, по крайней мере на нашем веку, чтобы кто-то запретил священнику заниматься врачеванием.
Кроме того, как справедливо отмечают авторы документа, труд священников в странах диаспоры, в том числе и в области медицины, является нормой на протяжении уже многих десятилетий и правомочность его никем не оспаривалась.
Все это лишь свидетельствует, что ограничения, найденные авторами проектного документа в Номоканоне, играют в данном случае преимущественно историческую роль и давно уже не применяются в реальности.
Наконец, после известного всему православному миру примера святителя Луки Крымского выступать с предложением запретить священству в Русской Церкви заниматься врачеванием представляется даже чем-то неприличным. Авторы проекта, конечно, осознавали это и пытались защититься некими беспомощными фразами типа: «Широко известно, что святитель Лука (Войно-Ясенецкий) совмещал архипастырское служение с преподаванием медицины и хирургической практикой, и эта его деятельность приносила благие плоды. Это исключение, связанное с обстоятельствами времени, в которое он подвизался, не следует возводить в правило. Правящий архиерей может санкционировать врачебную или фельдшерскую деятельность клирика, если таковая способна принести благие плоды».
Напоминает это, говоря известными словами поэта, разыгранный Фрейшиц перстами робких учениц. Каждая фраза этого абзаца вызывает массу вопросов. Что понимается под «благими плодами»? Почему деятельность свт. Луки — исключение, и какие «обстоятельства времени» его деятельности делают врачевание клириками возможным только для того времени? На какие критерии может опираться архиерей при определении, способна ли работа клирика в медицинской области «принести благие плоды», если документ не предлагает ни одного канонического определения по этому вопросу?
В принципе дать ответы на эти вопросы было бы не так сложно. «Благие плоды», возвращаясь к началу этой статьи, — это распространение проповеди Евангелия, чему и должно помогать врачебное служение клирика. Святитель Лука говорил гонителям веры: «я исцеляю именем Иисуса Христа, в которого вы не верите». Поэтому деятельность священника-врача в медицине должна быть исповеднической во всякое время и способствовать тому, чтобы люди с уважением относились к священству и к Церкви в целом и тем самым приближались бы к принятию Христа. Если медицинская деятельность не приносит благих плодов, то врачей увольняют с работы, лишают диплома и отдают под суд. Если бы клирик оказался причастным к такого рода деятельности, то, конечно, вызвал бы нарекание на Церковь. В таком случае для преосвященного не составит труда вынести соответствующее каноническое определение.
Возвращаясь непосредственно к тексту документа, думается, что наиболее целесообразным было бы просто изъять пукт о врачевании и из документа, и из обсуждения. В нашей церковной жизни в настоящее время достаточно много насущных вопросов, чтобы заниматься нам отвлеченным «оцеживанием комара».
Примечания
- Св. Иоанн Златоуст. Полное Собрание Творений. М, 2005 Т.7, с.354.
- Там же, с. 355.
- Блаженный Феофилакт Болгарский. Толкование на Евангелие от Матфея. Гл. 10.
- Архиепископ Аверкий (Таушев). Четвероевангелие. Апостол. М, 2005 с.122.
- А. Павлов. Номоканон при Большом Требнике. Ученые записки Императорскаго Московскаго Университета, выпуск 14. М, 1897 с. 231-232.
- Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. Перевод с сербского. Издание ТСЛ, 1996 Т. 1, с. 143.
- Там же, с. 144.
- Там же, Т. 2, с. 385.
- Там же, с. 386.
Комментарии ():
Написать комментарий: