Стихи Ивана Бунина год 1914. В творческой мастерской поэта. Часть 2. Опыт рассуждения над поэтическим текстом
Во второй части публикации вниманию читателей предложен опыт рассуждения над поэтическим текстом на примере стихотворения «Господь Скорбящий». Это текст предстает первым в ряду знаковых стихов, написанных И.Буниным в 1914 году.
Статья
ГОСПОДЬ СКОРБЯЩИЙ
Воззвал Господь, скорбящий о Сионе,
Воззвал Господь, скорбящий о Сионе,
И Ангелов Служения спросил:
«Погибли стяги, воинство и кони,-
Что сделал Царь, покорный Богу Сил?»
И Ангелы Служения сказали:
«Он вретищем завесил тронный зал,
Он потушил светильники в том зале,
Он скорбь свою молчанием связал».
Воззвал Господь: «И Я завешу тьмою,
Как вретищем, Мной созданную твердь,
Я потушу в ней солнце и сокрою
Лицо Свое, да правит в мире Смерть!»
И отошел с покинутого трона
К тем тайникам, чье имя – Мистарим,
И плакал там о гибели Сиона,
Для Ангелов Служения незрим.
(Капри, 10.III.14.).
Во-первых, отметим, что само стихотворение, текст его, есть описание сферы невидимого. Текст стихотворения описывает со-беседование Господа и Ангелов Служения. Ни Господа, ни Ангелов Служения не видел никто и никогда. Более того, Господь, отходя к «тайникам, чье имя – Мистарим», становится невидим даже и для Ангелов Служения. Кто же владеет полной картиной невидимого мира, видит невидимое? – Поэт. Именно Поэт утверждает в видимом пространстве предмет со-беседования – «скорбящий о Сионе», именно Поэт свидетельствует о невидимом даже для участников действия, – «отошел» и «плакал там». В предпоследней строке уточняется причина скорби – «о гибели Сиона», последняя строка подчеркивает, что Он – «незрим».
Здесь надо обратить внимание на поразительную, – если вдуматься и суметь заметить, – точность русского поэтического слова, точность Русской поэзии, буквенную, буквальную, построчную.
Вопросы мира видимого, ответ на которые следует искать в мире невидимом, проще говоря – пристальный анализ текста стихотворения.
Главный герой стихотворения, главное действующее Лицо – Господь Скорбящий. Первая строка уточняет – Скорбящий о Сионе. Как реализуется функция «скорби»? Она реализуется в со-беседовании с Ангелами Служения – воззвал и спросил. Зачем Ангелы Служения, ведь Господь ведает все? Ангелы Служения необходимы для перехода из мира невидимого – Внутренний мир Господа, – в мир действительный, мир действия. Ангелы служения необходимы, чтобы служить. И они служат, отвечают на вопросы. Тем самым обеспечено действие, обеспечено со-беседование, обеспечен диалог. К Кому апеллирует Господь? К Царю, покорному Богу Сил. В апелляции проявляется дополнительный ряд Лиц – Царь и Бог Сил. Пример действия в случае поражения (погибли). Тронный зал – символ Царствования, в котором Трон – символ власти, образ самого Царства – Трон и Царь на Троне. Признаки скорби Царя: завешивает зал вретищем, гасит светильники, умолкает.
Почему, точнее – зачем Господь, Творец мира (Мной созданную твердь) вынужден подражатьнекоему, пусть даже и самому могущественному Царю? В видимом пространстве стихотворения – этого Ответа-1 нет. Но Он – подражает. Подражает, но как. Именно как Творец мира. Образ действия невозможно назвать – подражанием. Потому что «подражание» не может превосходить «образец». А в тексте стихотворения образ действий Господа превосходит образ действий Царя. Очевидна разница полномочий. Царь волен действовать в своем Царстве (тронном зале) и в себе (умолкает). Господь действует в пределах Им же созданной тверди: завешивает вретищем всю твердь, гасит – солнце.
Но, вновь, зачем? Ведь и так уже твердь завешена тьмою, зачем еще одно, повторное, по сути, действие? Вновь в видимом составе стихотворения ответа нет. Но Ответ-2 есть в символическом, оно же – невидимое, составе стихотворения. Вретище – это символ скорби. Завесить вретищем – значит обозначить в символе свою скорбь. Первое действие, таким образом, символическое. Второе действие реальное, действительное – погашу солнце. Здесь уже не символ, а прямое действие. Причем виден характер полномочий Господа – это власть над всем, не только над твердью, но и над тем, что вне тверди, – над солнцем. То есть повтора действий нет, есть возрастание (усиление) действия, сначала символическое действие, потом реальное. Причем и то и другое превосходят по масштабам действия Царя. Стихотворение в видимом составе указывает на подчиненность действий Царя – покорный Богу Сил. Есть ли подчиненность у Господа? Ответа-3 в видимом составе стихотворения нет.
Далее вновь. Превосходная степень. Не просто «замолчу», но – сокрою Лицо Свое. И сразу обозначено, чем это, Сокрыть Лицо, грозит миру – «Да правит в мире Смерть». Отсюда уже в символах «Лицо Свое» – это Лицо Жизни, Правление (Царство и Царствие) Жизни. Потому что результат сокрытия Лица – правление (власть) Смерти. Здесь и «Лицо Свое» – не лицо буквально, но символ Самого Господа.
И здесь надо обратить внимание на поразительную, – если вдуматься и суметь заметить, – точность русского поэтического слова, точность русской поэзии, буквенную, буквальную, построчную.
«И отошел с покинутого трона». Как можно отойти с покинутого трона? Если трон уже покинут, как с него можно отойти? Отойти – это и значит в обиходе покинуть. Но в стихотворении и сказано: сначала «закрою Лицо Свое», сделать это – значит «покинуть трон». Закрытием Лица – трон покинут и свободен, но не пуст, на трон возведен новый правитель – Смерть. Заметим, что Господь полновластный Правитель и Смерти тоже. Именно Его действием – «сокрою Лицо» – и именно Его повелением – «Да правит» – устанавливается новый порядок вещей. Вот это и есть и рядовой и яркий одновременно пример того утверждения, что в совершенном художественном произведении нет ни красот, ни недостатков. То есть нет ничего лишнего, случайного. Этот принцип Русской литературы концентрирован Буниным – «ничего лишнего!». Логика здесь абсолютная: Трон уже оставлен, пуст, волеизъявлением Господа, но еще не покинут. И отдав преемственность – «Да правит» – Он отходит, покидает оставленный ранее трон (отметим: всего этого обычный читатель не видит, не видит и читатель углубленный в текст, читатель чувствует лишь «правда – не правда», доверяет или нет. Другое дело – исследование, наука. Обратный путь. – Блок: «Ведь я – сочинитель,/Человек, называющий все по имени,/Отнимающий аромат у живого цветка. Задача ученого – вернуть аромат?).
Последнее четверостишие открывает нам, наконец-то, на исходе стихотворения причину скорби: «плакал о гибели Сиона». Только здесь мы узнаем, что случилось. Это сюжет, и это интрига, которая сохранялась до завершения стихотворения. Но решая интригу видимую, тут же стихотворение создает интригу – «неразрешимую». Есть Тайники (Мистарим), недоступные Ангелам Служения. Но откуда же исходит свидетельство о том, что происходит в Тайниках? Мы видим, что происходит: «плакал там». Но кто свидетель, кто рассказчик? – Поэт. Это откровение (не интрига, а именно откровение) заставляет нас вернуться к началу стихотворения: «воззвал» – это можно видеть и слышать – знать. Но характеристику – «скорбящий о Сионе» – не может знать никто. Однако есть тот, кто знает и свидетельствует нам об этом. Кто это? – Поэт. Поэт присутствует в начале стихотворения, и в заключение его. Сообщение замкнуто – это свидетельство художественной целостности.
Мы открыли многие факторы, остающиеся вне поля зрения даже пристального читателя поэзии.
Тема стихотворения – скорбь о Сионе – заставляет нас обратиться к Библии. Библия – это первый источник, который мы должны понимать.
Сравним с содержанием «мидраша»:
«V. Господь скорбящий»
«– Воззвал Господь к Ангелам Служения и сказал: «Что делает царь, оплакивая смерть близкого существа?»
– Завешивает вретищем двери чертога своего, – ответили Ангелы Служения.
– И Я делаю так, – сказал Господь:
«Я мраком одеваю небеса
И вретище им делаю покровом».
– И еще что делает царь?
– Велит светильники потушить.
– И Я делаю так, – по слову пророка:
«Померкнут солнце и луна,
И звезды блеск свой потеряют».
– И в молчании пребывает царь.
– И Я делаю так – по слову пророка:
«В безмолвии сидеть он будет одиноко,
Отягощенный бременем своим».
«В тайниках будет плакать душа моя». Поясняли со слов Рава: место есть у Господа, где он плачет, и «Мистарим» (тайники) название его».
Здесь надо обратить внимание на поразительную, – если вдуматься и суметь заметить, – точность русского поэтического слова, точность Русской поэзии, буквенную, буквальную, построчную.
Вопросы мира видимого, ответ на которые следует искать в мире невидимом, проще говоря – пристальный анализ текста стихотворения.
Главный герой стихотворения, главное действующее Лицо – Господь Скорбящий. Первая строка уточняет – Скорбящий о Сионе. Как реализуется функция «скорби»? Она реализуется в со-беседовании с Ангелами Служения – воззвал и спросил. Зачем Ангелы Служения, ведь Господь ведает все? Ангелы Служения необходимы для перехода из мира невидимого – Внутренний мир Господа, – в мир действительный, мир действия. Ангелы служения необходимы, чтобы служить. И они служат, отвечают на вопросы. Тем самым обеспечено действие, обеспечено со-беседование, обеспечен диалог. К Кому апеллирует Господь? К Царю, покорному Богу Сил. В апелляции проявляется дополнительный ряд Лиц – Царь и Бог Сил. Пример действия в случае поражения (погибли). Тронный зал – символ Царствования, в котором Трон – символ власти, образ самого Царства – Трон и Царь на Троне. Признаки скорби Царя: завешивает зал вретищем, гасит светильники, умолкает.
Почему, точнее – зачем Господь, Творец мира (Мной созданную твердь) вынужден подражатьнекоему, пусть даже и самому могущественному Царю? В видимом пространстве стихотворения – этого Ответа-1 нет. Но Он – подражает. Подражает, но как. Именно как Творец мира. Образ действия невозможно назвать – подражанием. Потому что «подражание» не может превосходить «образец». А в тексте стихотворения образ действий Господа превосходит образ действий Царя. Очевидна разница полномочий. Царь волен действовать в своем Царстве (тронном зале) и в себе (умолкает). Господь действует в пределах Им же созданной тверди: завешивает вретищем всю твердь, гасит – солнце.
Но, вновь, зачем? Ведь и так уже твердь завешена тьмою, зачем еще одно, повторное, по сути, действие? Вновь в видимом составе стихотворения ответа нет. Но Ответ-2 есть в символическом, оно же – невидимое, составе стихотворения. Вретище – это символ скорби. Завесить вретищем – значит обозначить в символе свою скорбь. Первое действие, таким образом, символическое. Второе действие реальное, действительное – погашу солнце. Здесь уже не символ, а прямое действие. Причем виден характер полномочий Господа – это власть над всем, не только над твердью, но и над тем, что вне тверди, – над солнцем. То есть повтора действий нет, есть возрастание (усиление) действия, сначала символическое действие, потом реальное. Причем и то и другое превосходят по масштабам действия Царя. Стихотворение в видимом составе указывает на подчиненность действий Царя – покорный Богу Сил. Есть ли подчиненность у Господа? Ответа-3 в видимом составе стихотворения нет.
Далее вновь. Превосходная степень. Не просто «замолчу», но – сокрою Лицо Свое. И сразу обозначено, чем это, Сокрыть Лицо, грозит миру – «Да правит в мире Смерть». Отсюда уже в символах «Лицо Свое» – это Лицо Жизни, Правление (Царство и Царствие) Жизни. Потому что результат сокрытия Лица – правление (власть) Смерти. Здесь и «Лицо Свое» – не лицо буквально, но символ Самого Господа.
И здесь надо обратить внимание на поразительную, – если вдуматься и суметь заметить, – точность русского поэтического слова, точность русской поэзии, буквенную, буквальную, построчную.
«И отошел с покинутого трона». Как можно отойти с покинутого трона? Если трон уже покинут, как с него можно отойти? Отойти – это и значит в обиходе покинуть. Но в стихотворении и сказано: сначала «закрою Лицо Свое», сделать это – значит «покинуть трон». Закрытием Лица – трон покинут и свободен, но не пуст, на трон возведен новый правитель – Смерть. Заметим, что Господь полновластный Правитель и Смерти тоже. Именно Его действием – «сокрою Лицо» – и именно Его повелением – «Да правит» – устанавливается новый порядок вещей. Вот это и есть и рядовой и яркий одновременно пример того утверждения, что в совершенном художественном произведении нет ни красот, ни недостатков. То есть нет ничего лишнего, случайного. Этот принцип Русской литературы концентрирован Буниным – «ничего лишнего!». Логика здесь абсолютная: Трон уже оставлен, пуст, волеизъявлением Господа, но еще не покинут. И отдав преемственность – «Да правит» – Он отходит, покидает оставленный ранее трон (отметим: всего этого обычный читатель не видит, не видит и читатель углубленный в текст, читатель чувствует лишь «правда – не правда», доверяет или нет. Другое дело – исследование, наука. Обратный путь. – Блок: «Ведь я – сочинитель,/Человек, называющий все по имени,/Отнимающий аромат у живого цветка. Задача ученого – вернуть аромат?).
Последнее четверостишие открывает нам, наконец-то, на исходе стихотворения причину скорби: «плакал о гибели Сиона». Только здесь мы узнаем, что случилось. Это сюжет, и это интрига, которая сохранялась до завершения стихотворения. Но решая интригу видимую, тут же стихотворение создает интригу – «неразрешимую». Есть Тайники (Мистарим), недоступные Ангелам Служения. Но откуда же исходит свидетельство о том, что происходит в Тайниках? Мы видим, что происходит: «плакал там». Но кто свидетель, кто рассказчик? – Поэт. Это откровение (не интрига, а именно откровение) заставляет нас вернуться к началу стихотворения: «воззвал» – это можно видеть и слышать – знать. Но характеристику – «скорбящий о Сионе» – не может знать никто. Однако есть тот, кто знает и свидетельствует нам об этом. Кто это? – Поэт. Поэт присутствует в начале стихотворения, и в заключение его. Сообщение замкнуто – это свидетельство художественной целостности.
Мы открыли многие факторы, остающиеся вне поля зрения даже пристального читателя поэзии.
Тема стихотворения – скорбь о Сионе – заставляет нас обратиться к Библии. Библия – это первый источник, который мы должны понимать.
Сравним с содержанием «мидраша»:
«V. Господь скорбящий»
«– Воззвал Господь к Ангелам Служения и сказал: «Что делает царь, оплакивая смерть близкого существа?»
– Завешивает вретищем двери чертога своего, – ответили Ангелы Служения.
– И Я делаю так, – сказал Господь:
«Я мраком одеваю небеса
И вретище им делаю покровом».
– И еще что делает царь?
– Велит светильники потушить.
– И Я делаю так, – по слову пророка:
«Померкнут солнце и луна,
И звезды блеск свой потеряют».
– И в молчании пребывает царь.
– И Я делаю так – по слову пророка:
«В безмолвии сидеть он будет одиноко,
Отягощенный бременем своим».
«В тайниках будет плакать душа моя». Поясняли со слов Рава: место есть у Господа, где он плачет, и «Мистарим» (тайники) название его».
Мы видим, что Бунин не просто зарифмовывает мидраш, не просто «перекладывает» смысл. Попробуем вновь коснуться «неприкасаемого» /ибо невидимо/ в поэзии.
Библия – это поэзия, слог и значение совпадают, говорит о земном, а дышит небесное, это – интонация. Мидраш – значителен, лексически возвышен, но он не поэзия, значение высоко, но не хватает четкости слога. Что делает поэт? Выстраивает слог? Поэт принимает в себя как в горнило несовершенный слог и совершенное (от Первоисточника, Книга «Бытие», заимствованное) значение мидраша. Горнило – это и таинство, и тайна творчества, Тайна в том, что в Пламени дышит Сам Творец (стихотворение «Тора»), Творец первоисточника – Библии. «Температура» русского творчества такова, что возникает новое вещество, атомы те же, но сцеплены иначе.
Библия есть совершенство значения и слога. Всякое толкование ищет смысл, и на этом пути теряет поэзию. Всякое творческое осмысление (есть Горнило, как и само творчество) смысла не ищет, смысл уяснен по наитию, от этого и возникает пламень, само – горнило. В результате рождается сочетание «прекрасного и вечного» (Бунин, 1901 год). Идеальное сочетание «прекрасного и вечного» – Библия. Человеческое творчество стремится к образцу. Но «нет в мире разных душ и времени в нем нет» (Бунин, «В горах», 1916) – время должно быть. То есть Библия – вне-временна, но Она отвечает каждому времени, всегда современна. Поэзия в высших и совершенных своих образцах делает то же самое.
Это тот же творческий принцип, ориентир к которому апеллировал Гете, отмечено М.С. Штерн: «художник, по словам Гете, становится коллективным существом. В его душе звучат голоса предшественников тем громче, чем непосредственнее и субъективнее его восприятие» [Штерн, 1997, с.122].
Творческое горнило Бунина не просто переплавляет мидраш до четкости слога, до интонации, до поэзии, но еще и привносит дополнение смысла. За счет чего? За счет того, что Библия не ограничена, органично для Православного миропонимания сочетая в себе Ветхий и Новый Заветы. Мидраш ограничен Ветхим Заветом. Бунин, обладая всей полнотой Православного миропонимания (не случайно цикл стихов Бунина в 1914 году начат стихотворением «Господь скорбящий» - к Дарованию Завета и завершен стихотворением «Новый Завет»), «интеллектом сердца», не ограничен ничем земным, то есть может приближаться к Творцу сколь угодно близко – именно в Новозаветном смысле: «Будьте совершенны как Отец ваш небесный». Отсюда в стихотворении возникает смысловое усиление, конкретизация, но конкретизация поэтическая – «Да правит миром Смерть».
И к вопросу о временном, современном и вечном – через пять месяцев от создания этого стихотворения в мире, в человеческом мире, мире земной жизни, начнется правление Смерти, равного которому человеческая история еще, к началу двадцатого века, не знала. Недаром период этого правления Смерти будет назван Первой (первой! такой – еще не было) мировой войной.
Поэзия скажет об этом заранее, за полгода, скажет предельно ясно. Но как и «во времена Ноя, пили, ели, веселились…». Через полгода от стихотворения «Господь скорбящий» Бунин напишет «Воззвание…», и это тоже Бунин в 1914 году, под которым поставят подписи деятели культуры. Но что в содержании, кроме того что уже сказано в стихотворении «Господь Скорбящий» – «Да правит миром Смерть»? Подписывать надо было не воззвание, а стихотворение Бунина, и не только деятелям культуры России, но и всего мира.
Значение Библии – прикладное для человечества, то есть в Библии содержатся не ответы, но возможность понимания любых значимых ситуаций человеческого бытия, как личного, так и общественного. В этом смысле значение русской литературы, как части мировой литературы, столь же прикладное, столь же раскрывающее смысл происходящего в русской жизни. Причем происходящего не только сию минуту, но и – пророчество о будущем.
Подлинное собеседование с Творцом, действительное собеседование – не в том случае, когда автор мнит, а в том, когда диалог возникает с Творцом – это всегда эпос. Стихотворение Бунина «Господь скорбящий» не лирика, это эпос. Лирикой оно пробудет только пять месяцев, до того момента как Смерть взойдет на трон и будет править миром.
Весь цикл 1914 года – это эпос. Это диалог, со-беседование с Творцом, отсюда и совершенство, но и творческая скупость. С Творцом не болтают. Если диалог возникает, взвешен каждый слог и каждое слово – это мы и видим у Бунина. Такая лексическая поэтическая скупость выражения чувств сродни молчанию.
Вслушаемся в поэзию Ивана Алексеевича Бунина, в его стихотворные строки, явленные миру в трагическом для истории человечества, мировой истории 1914 году… накануне великой трагедии явленные, и непонятые современниками.
Библия – это поэзия, слог и значение совпадают, говорит о земном, а дышит небесное, это – интонация. Мидраш – значителен, лексически возвышен, но он не поэзия, значение высоко, но не хватает четкости слога. Что делает поэт? Выстраивает слог? Поэт принимает в себя как в горнило несовершенный слог и совершенное (от Первоисточника, Книга «Бытие», заимствованное) значение мидраша. Горнило – это и таинство, и тайна творчества, Тайна в том, что в Пламени дышит Сам Творец (стихотворение «Тора»), Творец первоисточника – Библии. «Температура» русского творчества такова, что возникает новое вещество, атомы те же, но сцеплены иначе.
Библия есть совершенство значения и слога. Всякое толкование ищет смысл, и на этом пути теряет поэзию. Всякое творческое осмысление (есть Горнило, как и само творчество) смысла не ищет, смысл уяснен по наитию, от этого и возникает пламень, само – горнило. В результате рождается сочетание «прекрасного и вечного» (Бунин, 1901 год). Идеальное сочетание «прекрасного и вечного» – Библия. Человеческое творчество стремится к образцу. Но «нет в мире разных душ и времени в нем нет» (Бунин, «В горах», 1916) – время должно быть. То есть Библия – вне-временна, но Она отвечает каждому времени, всегда современна. Поэзия в высших и совершенных своих образцах делает то же самое.
Это тот же творческий принцип, ориентир к которому апеллировал Гете, отмечено М.С. Штерн: «художник, по словам Гете, становится коллективным существом. В его душе звучат голоса предшественников тем громче, чем непосредственнее и субъективнее его восприятие» [Штерн, 1997, с.122].
Творческое горнило Бунина не просто переплавляет мидраш до четкости слога, до интонации, до поэзии, но еще и привносит дополнение смысла. За счет чего? За счет того, что Библия не ограничена, органично для Православного миропонимания сочетая в себе Ветхий и Новый Заветы. Мидраш ограничен Ветхим Заветом. Бунин, обладая всей полнотой Православного миропонимания (не случайно цикл стихов Бунина в 1914 году начат стихотворением «Господь скорбящий» - к Дарованию Завета и завершен стихотворением «Новый Завет»), «интеллектом сердца», не ограничен ничем земным, то есть может приближаться к Творцу сколь угодно близко – именно в Новозаветном смысле: «Будьте совершенны как Отец ваш небесный». Отсюда в стихотворении возникает смысловое усиление, конкретизация, но конкретизация поэтическая – «Да правит миром Смерть».
И к вопросу о временном, современном и вечном – через пять месяцев от создания этого стихотворения в мире, в человеческом мире, мире земной жизни, начнется правление Смерти, равного которому человеческая история еще, к началу двадцатого века, не знала. Недаром период этого правления Смерти будет назван Первой (первой! такой – еще не было) мировой войной.
Поэзия скажет об этом заранее, за полгода, скажет предельно ясно. Но как и «во времена Ноя, пили, ели, веселились…». Через полгода от стихотворения «Господь скорбящий» Бунин напишет «Воззвание…», и это тоже Бунин в 1914 году, под которым поставят подписи деятели культуры. Но что в содержании, кроме того что уже сказано в стихотворении «Господь Скорбящий» – «Да правит миром Смерть»? Подписывать надо было не воззвание, а стихотворение Бунина, и не только деятелям культуры России, но и всего мира.
Значение Библии – прикладное для человечества, то есть в Библии содержатся не ответы, но возможность понимания любых значимых ситуаций человеческого бытия, как личного, так и общественного. В этом смысле значение русской литературы, как части мировой литературы, столь же прикладное, столь же раскрывающее смысл происходящего в русской жизни. Причем происходящего не только сию минуту, но и – пророчество о будущем.
Подлинное собеседование с Творцом, действительное собеседование – не в том случае, когда автор мнит, а в том, когда диалог возникает с Творцом – это всегда эпос. Стихотворение Бунина «Господь скорбящий» не лирика, это эпос. Лирикой оно пробудет только пять месяцев, до того момента как Смерть взойдет на трон и будет править миром.
Весь цикл 1914 года – это эпос. Это диалог, со-беседование с Творцом, отсюда и совершенство, но и творческая скупость. С Творцом не болтают. Если диалог возникает, взвешен каждый слог и каждое слово – это мы и видим у Бунина. Такая лексическая поэтическая скупость выражения чувств сродни молчанию.
Вслушаемся в поэзию Ивана Алексеевича Бунина, в его стихотворные строки, явленные миру в трагическом для истории человечества, мировой истории 1914 году… накануне великой трагедии явленные, и непонятые современниками.
Комментарии ():
Написать комментарий: