В филологии существует понятие «мёртвого языка» – языка, который утратил активную форму употребления в историческом процессе коммуникации между людьми в рамках определённой культуры, что связано как правило с отсутствием или постепенным уменьшением числа живых носителей такого языка. Процесс «языкового сдвига», когда архаический язык вытесняется новым, пришедшим ему на смену, – достаточно распространённое в истории культур явление[1]. Устаревающие и устаревшие языки постепенно уходят из употребления: живых носителей становится всё меньше, их возраст увеличивается, степень их коммуникативных связей уменьшается. Язык превращается в «мёртвый», не используемый; его архаичные формы употребляются всё реже и реже, хотя и они в качестве стилевых маркеров иногда включаются в речь живущих поколений.

Лингвисты знают особенности «мёртвых языков» по сохранившимся письменным источникам. Иногда системно или спорадически элементы мёртвого языка используются в качестве специальной и профессиональной формы языковой коммуникации с определёнными регламентациями в употреблении (например, элементы латинского языка – в медицине или в философии и богословии).

Утратив коммуникативную функцию живой речи, такой язык может архивироваться в письменных памятниках и описательных грамматиках и в этом формате использоваться представителями интеллектуальных кругов данной культуры – учёными, философами, общественными деятелями, духовными лицами. Такова, например, судьба ряда языков индоевропейской группы.

Латинский язык, известный в истории с VI в. до Р.Х. и прекративший своё актуальное существование к концу VI в. по Р.Х., в настоящее время квалифицируется именно как «мёртвый язык». Однако такая квалификация весьма условна. Латынь активно повлияла на определённом этапе своего развития на формирование современных романских языков. Тем не менее, использование латинского языка в качестве богослужебного и богословского языка Католической Церкви не прекратилось и сегодня, а использование латыни в области научной терминологии, начиная с эпохи первых средневековых университетов вплоть до современности, – очевидный факт.

Другой классический язык древнего мира – древнегреческий – фиксируется в памятниках письменности с конца 2 тысячелетия до Р.Х.; он активно просуществовал вплоть до V века по Р.Х. и оказал существенное влияние на современные новогреческие языки и диалекты. Его влияние на европейскую культурную традицию определило характер словесного искусства, христианского богословия, философии и науки на многие века вперёд. 

Древнерусский язык – язык наших предков, сохранившийся в письменных памятниках XI–XIV в., также постигла участь архаизации и отмирания под влиянием процесса формирования национальных культур и национальных языков восточных славян – современных украинского, белорусского и русского, на структуру и морфологию которых он также в свою очередь активно повлиял.

Церковнославянский язык, образованный на древней основе южнославянских – болгарских, македонских, моравских – диалектов, по сей день служит богослужебным, литургическим и гимнографическим языком ряда Православных Церквей, т.е. книжно-церковным языком славянских культур. Уникальность церковнославянского языка в сравнении с прочими языками заключается ещё и в том, что у него ни в какие эпохи не существовало разговорно-просторечной, повседневной формы.

К числу других «мёртвых языков», использующихся в религиозных целях можно отнести, например, санскрит, коптский язык, авестийский язык.

Однако сами факты частичного, а иногда и системно-целостного использования «мёртвых языков» в священных целях – в священнодействиях, в живой, обращённой к Богу молитве, в церковном богослужении и Божественной Литургии – вызывают всё больше дискуссий об их статусе: эти языки являются живыми в большей степени, чем превратившиеся в «разменную монету» современные языки повседневности. «Первыми филологами и первыми лингвистами всегда и всюду были жрецы, – подчеркивал ученик М. М. Бахтина российский лингвист В. Н. Волошинов. – История не знает ни одного исторического народа, священное писание которого или предание не было бы в той или иной степени иноязычным и непонятным профану. Разгадать тайну священных слов и было задачей жрецов-филологов. На этой почве родилась и древнейшая философия языка: ведийское учение о слове, учение о Логосе древнейших греческих мыслителей и библейская философия слова»[2].

Скорее именно современные языки с их стёршейся образностью и застывшими или свернувшимися в клишированные формы значениями и смыслами, достаточными лишь для обмена утилитарной информацией бытового толка, являются действительно мёртвыми.

Н.С. Гумилёв в год своей трагической гибели написал проникновенное стихотворение – «Слово», в котором в художественной форме и, тем не менее, предельно точно выражено это различие между сакральным словом и мертвенно-утилитарным словом современности: 

Слово 

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это – Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова. 

<1921>[3]

Языки Христианской Церкви – греческий, латинский, церковнославянский – представляют уникальный лингвокультурологический феномен. Эти языки, просуществовавшие не одну сотню лет, не только по-прежнему служат Церкви, но и обогащают современную культуру, являясь питательной почвой для литературных языков современных писателей, философов, религиозных мыслителей, общественных и культурных деятелей, для творческой интеллигенции России и Европы, да и всего мира.  

Каждый человек рождается в лоне культуры и, развиваясь, проходит процесс инкультурации, т.е. вхождения в культурный контекст, овладения поведенческими моделями, ценностными ориентирами, которые постепенно становятся сущностными свойствами личности. Языки культуры, транслируя поколенческий опыт и историческое наследие традиции, играют ключевую роль в этом процессе. «Какой-либо язык есть свершение того говорения, в котором исторически выходит к народу его мир и сохраняется его земля..., – писал М. Хайдеггер. – В таком говорении историческому народу предуготовлены понятия его существа, т. е. его принадлежности к миру-истории»[4]. История языка и история культуры – две стороны одного процесса, который изучается сегодня такой дисциплиной, как лингвокультурология.

Данные современной лингвокультурологии свидетельствуют о том, что незаменимыми элементами новоевропейских и современных славянских литературных языков являются морфологические составляющие классических языков – латинского, греческого, церковнославянского. Культурное наследие античного и позднеантичного мира – Древней Греции, Древнего Рима, Византии, всей христианской культуры Средиземноморья в целом – транслируется нашим современным народам именно через эти языки, в отношении которых мы не имеем морального права использовать (даже терминологически) наименование «мёртвые».

Знание классических языков древности даёт возможность овладения этим бесценным наследием, а значит, способствует росту культурной самоидентификации современных народов Европы и России, что в последнее время стало экзистенциально необходимым условием нашего существования, выживания и спасения.

Латинский и древнегреческий языки, как символы и начала европейской культуры, вызывают обострённый интерес в современном интегрированном мире со стороны других народов и культур, поскольку на этих языках написаны величайшие памятники философской и богословской мысли, созданы шедевры литературы мирового значения, ставшие достоянием всего человечества.

Неоднозначна и противоречива была история формирования языкового облика средиземноморской культуры, которая постоянно видоизменялась в результате многочисленных иноязычных влияний, преодолевала фазы двуязычного и даже многоязычного состояния. Однако, как известно филологической науке, подобного рода лингвистические влияния и определяют специфику и своеобразие культурной идентичности разных народов: «Если бы какой-нибудь народ знал только свой родной язык, если бы слово для него совпадало с родным словом его жизни, если бы в его круго­зор не входило загадочное чужое слово, слово чужого языка, то та­кой народ никогда  не создал  бы… философем.  Поразительная черта: от глубочайшей древности и до сегодняшнего дня философия слова и лингвистическое мышление зиждутся на специфическом ощущении чужого, иноязычного слова и на тех задачах, которые ставит именно чужое слово сознанию –  разгадать и научить разгаданному»[5].

Процесс интерференции языков и их взаимного влияния характеризуется возникновением промежуточных этапов с различными формами двуязычия и многоязычия, которые сопровождаются комбинациями факторов слияния и противоборства побеждающих и осваиваемых языков.

В средиземноморской культуре этот процесс был наиболее длительным и постепенным: происходил медленный распад  территориальных диалектов и местных наречий, который так и не привёл к абсолютному их вымиранию. Лингвистическое исследование форм языковой интерференции в контексте культурного соперничества между автохтонными традициями и номадическими традициями этого региона – актуальная задача современной науки.

Два древнейших языка Средиземноморья – латинский и древнегреческий – претерпевали наиболее значительные динамические изменения под влиянием процессов перемещения народов и их взаимодействий в историческом контексте. В определённые этапы эти языки вступали в отношения дополнительной дистрибуции; однако, несмотря на очевидные для лингвистов моменты общности культурной истории, каждый из них в отдельности сыграл особую, исключительную роль в посредничестве между культурами и формировании особого типа античной и христианской цивилизаций.

Латинский язык доминировал на территориях собственной экспансии, поглощая диалектные особенности, унифицируя и ассимилируя их, и становясь языком империи.

На греческих территориях исторически сформировалась специфическая лингвокультурная ситуация. Здесь сосуществовали ионийские и эолийские наречия, особенности которых проявились в языке эпических поэм Гомера; дорийские говоры, на основе которых складывалась поэтика хоральной традиции; беотийские говоры, повлиявшие на лироэпическую традицию; наконец, аттический диалект, который стал основой литературного языка трагедий Эсхила, Софокла, Еврипида. То есть все древнегреческие полисы и крупные географические области говорили на собственных диалектах и наречиях; на них велась бытовая летопись и оформлялась древняя документация.

Древнегреческий язык, ассимилируя диалектную лексику (например, эгейские, анатолийские или догреческие лексические единицы, связанные с обозначением нюансов государственной и общественной жизни, морского дела, искусства трагедии, агонов, мелических и танцевальных искусств), образовывался как форма интеллектуальной страты.

Ещё одна уникальная особенность диалектного многоязычия эллинской культуры – практически для каждого жанра словесного искусства (а жанровая система древнегреческой словесности одна из самых древних)  была характерна отдельная разновидность языка. Авторы, избиравшие для творческой реализации ту или иную жанровую форму, вступали в агонический процесс её совершенствования, и, как следствие, становились акторами динамического обновления языка.

Таким образом, можно констатировать, что множество самых разнообразных факторов способствовали трансформации древнегреческих диалектов в литературную форму единого языка. Этот исторический процесс языкового преобразования  происходил практически во всех географических областях Древней Греции, так что их роль в  формировании общего языка была беспрецедентной и предельно значимой. История греческой словесной культуры развивалась под знаком диалектных взаимодействий.

Если рассматривать историю греческого и латинского языков в категориях и терминах «лингвистической колонизации»[6], то следует указывать на принципиальные отличительные черты языковой экспансии каждого из них.

Разной в этом процессе была не только лингвистическая география, но и направления лингвистической ассимиляции в пространстве средиземноморской культуры.

Латинский язык заимствовал аграрную и культовую лексику Средиземноморья, направляя процесс ассимиляции в области религиозной жизни и сельскохозяйственной деятельности. Причём ассимилирующая тенденция латинского языка была ярко выраженной.

Древнегреческий язык в своей экспансии охватывал несравнимо меньшие территории, по сути, не проникая в центральные части колоний. Для него характерны заимствования и ассимиляция морской лексики и терминологии. Поэтому древнегреческий язык трудно назвать в полной мере колонизаторским, его географическое распространение было весьма ограниченным, а степень ассимилируемых элементов – минимальной.

Экспансия латинского языка была более широкой, его влияние распространялось далеко за пределы империи. Латинский язык начинает активно доминировать в провинциях, что является свидетельством его территориальной экспансии и даже колонизации этих самых провинций.

Носителями латыни становились представители всех социальных слоёв общества: легионеры, колоны-землевладельцы, купцы, учителя. Пожалуй, единственное препятствие этой лингвистической экспансии латыни было со стороны баскских диалектов, современные носители которых и в настоящее время по-прежнему отстаивают свою самобытность и независимость[7].

Таким образом, диалектная традиция разрушалась латинским языком, который завоёвывал всё большую популярность в сельских местностях. Этот процесс сопровождался установлением родственных связей между представителями метрополии и провинции; в свою очередь, появление смешанных семей способствовало образованию двуязычной среды, условия которой создают предпосылки для динамических языковых изменений.

Для римских колоний в Северной Африке, Мавритании, Нумидии, Галлии, Иберии и Ливии характерно было возникновение такого двуязычия.

Впоследствии к числу территорий европейского Средиземноморья и Северной Африки, которые оказались в античный период под влиянием латинского языка, добавились в эпоху Нового времени страны Южной Америки.

Как мы указали, экспансия древнегреческого языка была умеренной. И сегодня новогреческий язык распространен преимущественно на территории самой Греции.

Сопоставительный анализ между древнегреческим и латинским языками доказывает экспансионистские преимущества именно латинского языка. Это относится как территориальным параметрам, так и количественным (число носителей).

Понятно, что культурное значение языка не может быть измерено территориальными объёмами и количеством активных носителей. Несмотря на ограниченность распространения, древнегреческий язык стал источником многих символов европейской культуры. Светская и религиозная жизнь европейской культуры  была структурирована греческой лексикой и греческими корнями. Сфера научного творчества, технических изобретений, европейская философия и искусство получили особую выразительность и глубину во многом благодаря древнегреческому языку.

В латинском языке, как известно, существуют заимствования из древнегреческого, что свидетельствует об активном взаимодействии эллинской и латинской культур. Древнегреческая культура распространялась, прежде всего, эллинизированными римлянами. И христианская религия, возникнув на востоке Средиземноморья и распространяясь на запад, постепенно облекается в греческие языковые формы.

Именно греческой терминологией насыщено христианское богословие, богослужебный, обрядовый и литургический языки Церкви. Большая часть так называемой общенаучной лексики состоит главным образом из греческих слов (хотя доля латинизмов также велика).

Формирование русской национальной словесности изначально было связано с восприятием христианского культурного влияния Византии и Западной Европы – преимущественно через переводы латинских и греческих источников. Жанровые формы продуктивно осваивались именно через переводческую деятельность, но всегда были преображены своеобразием русского экзистенциального содержания и культурного менталитета, что приводило к созданию оригинального художественного стиля. Такова древнерусская литература – с её истоком в богослужебной литургической и агиографической традиции православной Византии.

Благодаря просветительской деятельности святых равноапостольных Кирилла и Мефодия в славянских странах, уже в конце X века на Руси появляется большое количество переводной литературы. Составленная солунскими братьями славянская азбука способствовала образованию единой культуры нескольких стран: Болгарии, Руси, Сербии и Моравии.

К началу XII на Руси существовала уже достаточно богатая в жанровом отношении древнерусская словесность (проповеди, эпические произведения, летописи, жития святых, апокрифы).

Древнерусскую письменность нельзя назвать «литературой» в современном понимании. Это не литература «вымысла» (в ней описывается историко-легендарная реальность; латинское слово «legenda» буквально означает «то, что должно быть прочитано»). Это и не литература художественных персонажей (в ней действуют исторические и легендарные личности). Это и не литература «автора» (категория авторства практически отсутствует; истинность описываемых событий подтверждается категорией авторитетного имени, имеющего санкцию Божества).

Древнерусская словесность может быть охарактеризована несколькими основными признаками. Главной ценностью древнерусской литературы является вера. Поэтому религиозность – доминанта памятников письменности Древней Руси.

Государство, личность, общество имеют меньшее значение в рамках этого типа литературы; человек ценится не по приносимой им пользе, не по индивидуальным качествам, а по его отношению к Богу (например, герои древнейшего житийного произведения святые князья Борис и Глеб – неудачливые политики и правители, но святые люди, так как жертвуют собственной жизнью во имя Бога и веры).

Жанровый состав литературы также определяется её религиозным характером: проповедь и житие – церковные жанры византийской гомилетики и агиографии.

Другим определяющим признаком является сословность. Древнерусский мир не знает понятий «личность», «индивидуальность»; существует сословная структура общества (воин, священник, монах, повелитель, купец, простец). Главными действующими лицами древнерусских произведений,  таким образом, являются воины, священники и монахи.

Около 90% состава всей древнерусской словесности – богослужебные и литургические тексты. Этим определяется её церковный характер.

Древнерусская литература создавалась исключительно в рамках строгого жанрового и стилистического канона. Наследуя традиции византийских жанров, она развивает признак традиционности.

Большинство памятников древнерусской письменности известно в более поздних списках; автографов почти не осталось (исключения: св. Максим Грек, протопоп Аввакум, Симеон Полоцкий). Переписчики действовали по принципу «улучшающее исправление угодно Богу», поэтому в дошедших до нас списках много фактических неточностей, стилистических несоответствий.

И, наконец, самое важное: литературные тексты создавались на церковнославянском (общем для христианизированного славянства) языке и на древнерусском языке, которые находились в отношениях дополнительной дистрибуции (т.е. в отношениях обогащающего взаимовлияния).

Русская классическая литература XIX века, возобладав логосностью риторико-стилевых форм европейской литературной традиции, обрела религиозно-нравственный профетизм национального гения – хотя даже это не спасало Россию от катастроф. Стилевые веяния Серебряного века – свидетельство сказанного выше: художественные феномены этого и последующего периодов являют пример отклоняющихся от классического дискурса форм словесного искусства.

Таким образом, история Русской Православной Церкви теснейшими узами связана с греческим языком и греческой культурой – через святоотеческую традицию и богословие, через богослужебный и литургический язык Церкви, через гомилетику и классическую литературу.

Греческий и латинский язык были первыми сакральными языками христианской Церкви. Под влиянием греческого и латинского языков находилась вся европейской культура на протяжении двух тысячелетий.

О значении греческой лингвокультурной традиции в контексте русской культуры мы уже сказали; укажем и тот факт, что латинский язык служил в России в качестве языка богословия с XVIII по XIX вв., т.е. на протяжении двух веков.

Несмотря на многообразие существующих в современной культурологии моделей культурного развития, трудно отрицать значение интеллектуально-творческого потенциала европейской культуры, распространившей своё влияние на весь мир, всё человечество. Поэтому велико значение классического образования, с характерным для него углублённым изучением классических языков древности, которые, как мы понимаем, совсем не мертвы, а, напротив, представляют органический сплав живой культурной и духовной традиции европейских и славянских народов.

Первые  европейские университеты (например, Болонский университет в Италии, шведские университеты – в Упсале, в Сконе, английские университетские центры – Оксфорд или Кембридж) в число главных учебных дисциплин включали древние языки, а затем уже – теологию, право, медицину и т.д. Латинскому языку даже не обучали – на нём говорили, вели научное общение, дискутировали; это был живой язык образования и преподавания.

Невозможно сформировать целостное представление о европейской и русской культурах, не познав основ классических языков древности. Это относится не только к сфере духовного образования, но и к светскому образовательному процессу.

Образовательная система России исторически формировалась как часть европейского образовательного пространства и во все периоды в качестве важнейшего компонента гуманитарного и негуманитарного обучения включала освоение классических языков.

Действительно, для российского как духовного, так и светского образования изучение классических языков должно быть построено прежде всего на основе отношения к ним как к языкам живой культурной и церковной традиции. Необходимо отказаться от принципа «музеефикации» классических языков, который превращает их в «мёртвые языки», в окаменелые слепки прошлого.

Как нами отмечено, русская культура органически связана и с латинским и с греческим лингвокультурными началами. «Если запад и восток Европы хотят считать себя совершенно разными культурами, – писал православный мыслитель, русский интеллигент В. В. Вейдле, – им нужно окончательно отделить Грецию от Рима, вопреки их подлинной судьбе, одним взять Вергилия, другим – Гомера, одним присвоить себе философов, другим – юристов, и затем точно так же разделить христианство на две отдельные религии, т. е. раздвоить Христа, а на все это на западе, как и на востоке не согласится ни гуманист, ни просто историк, и меньше всего может согласиться христианин. Все они, если откажутся от привычных предрассудков, увидят, наоборот, в противоположностях – и как раз в наиболее трагических из них – самое глубокое выражение великого духовного богатства общей им всем северно-южной, западно-восточной родины»[8].

Историческая связь древних языков с современностью обусловлена живой памятью культуры, духовной преемственностью христианской традиции.

Список литературы

1. Бертольди В. Греческий и латинский: языки, служившие средством передачи местных традиций и орудием колонизации в западном Средиземноморье // Новое в лингвистике. Вып. 6. М., 1972. С. 120-129.

2. Вейдле В.В. Задача России / [по благословению митрополита Минского и Слуцкого, Патриаршего Экзарха всея Беларуси Филарета]. – Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2011. – 512 с.

3. Волошинов В.Н. Философия и социология гуманитарных наук. СПб., 1995.

4. Гумилёв Н. С. Огненный Столп. Изд. «Петрополис». Петербург. 1921.

5. Heidegger М. Der Ursprung des Kunstwerkes. Stuttgart, 1965.