Новым настоятелем монастыря стал духовный сын о. Амвросия игумен Лука (в миру Виктор Вячеславович Родионов). Отец Лука не только возглавлял Мильковскую обитель, но и был духовником женской общины Святого Креста, а позднее основал вблизи Джердапского ущелья преимущественно сербский женский монастырь Нимник[i]. Правда после смерти схиархимандрита Амвросия постепенно начались конфликты с местным сербским населением, вызванные нерешенностью споров о правах на землю, занимаемую обителью, в результате чего во второй половине 1930-х гг. братия Мильковской обители была вынуждена переселиться в старинный сербский монастырь Туман, расположенный у Джердапского ущелья – вблизи югославско-румынской границы[ii].

Ко времени появления русских иноков в Югославии многие монастыри там пустовали или имели двух-трех насельников, поэтому принимавшие сербов русские обители стали важным фактором распространения воспитанного в лучших православных традициях монашества. Так, например, иеромонах Тадей (Штрбулович (1914–2003), самая значительная аскетическая фигура в Сербской Церкви социалистического и постсоциалистического периода, получил свое монашеское воспитание в Мильково.

Главной русской обителью в Югославии был широко известный в России Свято-Богородицкий Леснинский женский монастырь, основанный определением Святейшего Синода от 25 апреля 1884 г. в посаде Лесно Седлецкой губернии (Холмская Русь) в качестве монашеской общины, преобразованной в июле 1889 г. в монастырь. В 1915 г. значительная часть насельниц обители, ввиду приближения немецких войск, эвакуировалась в Петроград, а 1916–1917 гг. переехали в Жабкинский монастырь Бессарабии. В августе 1920 г. сестры Леснинского монастыря переехали по приглашению принца-регента Александра I при содействии митрополита Евлогия (Георгиевского) и епископа Нишского Досифея (Васича) из занятой румынами Бессарабии в Королевство сербов, хорватов и словенцев. 70 монахинь во главе с игуменьей Екатериной (графиней Евгенией Борисовной Ефимовской, 1850–1925), которую после ее смерти, 18 октября 1925 г., сменила игумения Нина (Наталья Григорьевна Косаковская), сначала поселились в монастыре Кувеждин, а затем – в предоставленном им по решению Священного Архиерейского Синода в ноябре 1920 г. пустовавшем сербском монастыре во имя свт. Николая Чудотворца в Хопово на Фрушкой горе, в области Срем.

Из переписки ряда министерств королевства видно, что их привлекла возможность использовать леснинских сестер для социальной деятельности, прежде всего для окормления сирот. Впрочем, министр социальной политики писал 1 июля 1920 г. в Министерство по делам религии, что помимо ухода за детьми монахини «также будут прилежно работать над духовным обновлением… народа»[iii]. Существенную помощь в обустройстве монастыря оказал бывший глава Российской дипломатической миссии в Белграде В.Н. Штрандман.

В основанном в 1496 г. святым владыкой Максимом (Бранковичем) Хоповском монастыре хранилась рака с мощами убитого в 306 г. во время гонений на христиан святого великомученика Феодора Тирона. Инокини привезли в Хопово чудотворную Леснинскую икону Божией Матери и часть мощей преподобного Афанасия Брестского (XVIII века). На попечении сестер находился большой детский приют, где к 1941 г. воспитывалось 35 детей от 3 до 10 лет (часть сирот из-за нехватки места разместили в соседнем женском монастыре Кувеждин). Приют существовал на средства государственной Комиссии по делам русской эмиграции, выделявшиеся через специальный комитет княгини Елены Петровны. Всего за 20 с лишним лет через хоповский приют прошло по разным сведениям от 500 до 1500 сирот, сербов и русских[iv].

Настоятелем старинного (XVI века) монастырского храма свт. Николая Чудотворца (у входа в который 19 октября 1925 г. похоронили игумению Екатерину) служил один из самых выдающихся пастырей русского зарубежья, друживший с архимандритом Юстином (Поповичем), протоиерей Алексий Нелюбов (1879–1937), духовниками были изгнанные с Валаама в 1926 г. за приверженность старому стилю иеромонахи Никандр (Беляков) и Тимолай (Пастухов). Влияние Хоповского монастыря еще более усилилось в начале 1930-х гг., когда его духовником некоторое время был русский афонский старец схиархимандрит Кирик, специально приглашенный по совету митрополита Антония (Храповицкого) Сербским Патриархом Варнавой с Афона, чтобы стать духовным руководителем всего сербского монашества. Отец Кирик (просивший югославского короля Александра взять под свое покровительство русские обители Афона) подолгу жил в Хоповском монастыре, который под его влиянием получил определенные афонские черты[v].

Сербским наместником обители и экономом был о. Паисий, который распределял монастырские доходы так, что подавляющая их часть шла в казну Патриархии. Значительную помощь монастырю оказывали югославский король Александр Карагеоргиевич и бывший российский посол в Сербии Василий Николаевич Штрандтман, неоднократно приезжавшие в Хопово[vi].

В монастырь также часто приезжали русские студенты и молодые интеллигенты. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал об этом так: «О. Алексей Нелюбов, священник обители (мой земляк-туляк), пастырь прекрасной духовной жизни, привлекал в Хопово многих и вскоре стал любимым духовником… молодых интеллигентных паломников и паломниц. М. Екатерина, просвещенная и глубоко религиозная игумения, всегда умела влиять на молодежь и воодушевлять ее. К ней тоже потянулись юные души, взыскующие руководства на путях духовной жизни»[vii]. В сентябре 1925 г. в Хоповском монастыре состоялся III съезд Русского христианского студенческого движения при участии Первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого, почетного председателя съезда), профессоров Свято-Сергиевского института в Париже и богословского факультета Белградского университета: протоиерея Сергия Булгакова, С.Л. Франка, В.В. Зеньковского, Л.А. Зандера, С.В. Троицкого, Г.Г. Кульмана и других известных церковных деятелей, в том числе профессора Н.Н. Глубоковского[viii].

Хоповский монастырь находился в ведении сербского викарного епископа Сербской Патриархии, но сестры сохранили традиции Леснинской обители. Они содействовали возрождению после более чем двухвекового перерыва женского православного монашества в Сербии. В значительной степени благодаря их усилиям в Югославии к 1941 г. появились 27 женских монастырей (вместе с сестричествами – 32), и настоятельницами многих из них стали русские монахини. В частности, в октябре 1923 г. из Хопова в старинную обитель Кувеждин переселились 19 русских монахинь, которые вместе с сербскими сестрами, во главе с игуменией Меланией (Кривокучиной), возродили этот монастырь[ix].

Весной–летом 1941 г. все мужские монастыри, где жили русские монахи, были закрыты. При этом будущий известный архиерей РПЦЗ Леонтий (Бартошевич) успел летом 1941 г. принять монашеский постриг в монастыре Туман до его ликвидации, а его брат, владыка Антоний (Барташевич), в том же году был пострижен в мантию в Мильково. Проживавший в сербском монастыре Гргетег вблизи Сремских Карловац член Архиерейского Синода РПЦЗ архиепископ Екатеринославский и Новомосковский Гермоген (Максимов) в апреле в Сремских Карловцах подвергся кратковременному аресту со стороны усташей. Затем архиепископ оказался вынужден переехать в Хопово, так как основанный в 1471 г. монастырь Гргетег был заминирован и разрушен.

Другой известный владыка, член-секретарь Архиерейского Синода архиепископ Курский и Обоянский Феофан (Гаврилов), вывезший из своей епархии за границу чудотворную Курскую Коренную икону Божией Матери, до войны проживал в монастыре Раковац, но осенью 1941 г. также был вынужден поселиться в Хоповском монастыре. Туда же переселились восемь монахов из Мильково.

Один из этих монахов – будущий архиепископ Антоний (Медведев) – позднее вспоминал: «Наше монашеское братство перевели из Мильково в другой монастырь. Среди сербских партизан были разные группы, кроме православных, которые воевали против захватчиков фашистов, были и коммунисты, представлявшие угрозу и для нас. Наш настоятель собрал нас и сказал, что мы, в случае чего, должны защищаться с оружием в руках. А я, о. Феофан и о. Серафим, будущий подвижник на Каруле (Афон), – были иеромонахами. Настоятель сказал, что кто не согласен с этим решением, может покинуть монастырь по его благословению. Мы с о. Серафимом Карульским сказали, что мы не согласны и, таким образом, с благословения настоятеля уехали из монастыря в Белград и оказались у Первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия»[x].

В конце концов в результате непрекращающихся преследований не только некоторые мильковские иноки, но и сестры из Нимниковского монастыря во главе с игуменьей Параскевой перебрались в Белград (инокини поселились в одном из домов на берегу реки Савы). Остававшуюся около года в Хопово часть мильковских монахов в 1942 г. приютил у себя дома в Земуне известный русский врач Софотеров. Здесь возникло русское иноческое братство Святого Креста, настоятелем которого в годы войны был бывший настоятель Мильковского монастыря игумен Лука (Родионов), а наместником – иеромонах Феофан (Шишманов). Сербских насельниц женского монастыря Кувеждин изгнали из него еще летом 1941 г., а 26 русских сестер обители пребывали в ней до весны 1942 г.[xi]

Хоповская обитель осенью 1941 г. осталась единственный действующей из 12 православных монастырей на Фрушкой горе и по сообщениям германских органов также была на грани закрытия: «Главная церковь [с находившейся там Леснинской иконой Божией Матери]… уже опечатана. Монахов принуждают очистить монастырь и где-нибудь искать себе прибежище». Детский приют обители был закрыт еще летом и т.д.[xii]

В газете «Православная Русь» от 25 сентября 1941 г. говорилось: «Все православные в Хорватии одно время должны были носить на руке белую повязку. До сего даже Ярославский[xiii] не додумался. Теперь кажется это постановление отменено. Все эти меры острием своим были направлены против православных сербов в Хорватии, но рикошетом задели и русских, которые никогда хорватам ничего плохого не сделали. Все это очень печально, ибо терпеть притеснения от братьев христиан тяжелее, чем от безбожников коммунистов»[xiv].

Понадобилась активная заступническая деятельность митрополита Анастасия, чтобы ситуация действительно начала меняться. 4 декабря 1941 г. в Хорватии был принят закон о том, что все церковные праздники могут отмечаться только по григорианскому календарю. Об этом власти специально сообщили и русским эмигрантам, угрожая карой за невыполнение. Первоиерарх РПЦЗ сразу же обратился к уполномоченному германского МИД Бенцлеру с просьбой сделать исключение для русских приходов, 8 января 1942 г. владыка Анастасий информировал об этом деле и немецкого евангелического епископа Хеккеля.

В результате, по сообщению германского посольства, в Загребе от 26 марта 1942 г. местный русский священник получил разрешение служить по юлианскому календарю, но посещение таких богослужений было дозволено только эмигрантам. В указанном сообщении далее говорилось, что «приказ о разрушении греческо-православной церкви в Криженцах в последний момент был отменен. При этом монахини Хоповского монастыря вблизи Ириги получили разрешение и дальше оставаться там. Это стало первыми признаками более мягкой позиции в церковном вопросе, однако речь идет только о русских эмигрантах»[xv].

Следует отметить, что определенную роль в отсрочке выселения сыграли хлопоты инокини Зои Шингель, которая по благословению игумении Нины в октябре 1941 г. приезжала в Загреб, а в декабре того же года в Белград для переговоров с германскими ведомствами. Опасаясь повторения попыток выселения, инокиня 21 декабря 1941 г. в отчаянии написала православному архиепископу Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде): «Хорваты взяли себе все православные монастыри, выгнав монахов. Им очень мешает вообще наше существование в природе, как живой очаг ненавистного им Православия… Поэтому нам очень тяжело во всех смыслах. Мы находимся под Дамокловым мечем, перенося унижения за то, что исповедуем православную веру». Сестра Зоя писала, что 50 хоповских монахинь, двух русских архиепископов, четырех иеромонахов и 26 русских монахинь из Кувеждина собираются выселить в маленький, «совершенно неустроенный» монастырь Раковац. В Белграде инокиня просила германские ведомства о скорейшем переселении хоповских сестер в какой-либо монастырь Киевской области, но получила отказ.

Сестра Зоя просила владыку Серафима содействовать в заступничестве немецких властей перед хорватами: «Единственная наша защита и поддержка – это немцы, которые к нам искренне хорошо относятся. Мы это просто чувствуем при всякой встрече с ними. Но они деликатно стараются не вмешиваться во внутренние распоряжения хорватской власти, которая совсем неделикатно старается нас выбросить подальше. Мы убеждены в том, что маленькое вмешательство германских властей в нашу несчастную судьбу послужит нам якорем спасения, явится благим пред Господом делом защиты слабых». Инокиня отмечала, что сестры хотели бы остаться в Хопово до появления «реальной возможности вернуться в Россию»[xvi].

Дальнейшая судьба сестер Хоповского монастыря оказалась очень сложной. Позднее монахини рассказывали, что однажды их уже вели, чтобы утопить, но потом пожалели и отпустили. Затем обитель занял отряд усташей. Назначенный хорватскими органами власти управитель монастыря с женой-баптисткой «разнузданно вели себя с сестрами, пытались поработить их, отнимая скарб», и, заставляя работать на себя. Укрывавшиеся за монастырскими стенами усташи вели боевые действия с занимавшими окрестные леса сербскими партизанами, при этом было ранено несколько работавших на огородах насельниц. Накануне праздника Покрова (в октябре 1942 г.) местные хорватские власти приказали под угрозой расстрела выгнать из монастыря сестер (их оставалось около 40) по обвинению в сношениях с партизанами, разрешив взять лишь ручную кладь.

Монахини просили отложить намеченную высылку в Сербию, но приехавший уездный начальник грубо заявил: «Достаточно уже мы вас кормили, дармоедок, вы никому не нужны. Кому нужна ваша жизнь, старух? Не противьтесь, а то расстреляем». Все ночь сестры молились перед чудотворным образом Божией Матери. Утром первую часть инокинь отвезли на железнодорожную станцию Рума для переброски в Сербию, но одной из сестер удалось там связаться с руководителем местной русской колонии, а тот сообщил о произволе немецкому командованию. В результате вмешательства немцев монахинь вернули в их обитель, где они прожили зиму[xvii].

В начале апреля 1943 г. партизаны-коммунисты ночью ограбили Хоповскую обитель, заявив: «Мы еще ничего, а вот придут те, московские, так живыми вам не бывать». 12 апреля, на Страстной неделе, партизаны подожгли монастырь. Сестры самоотверженно тушили здания обители, но удалось отстоять от огня только храм свт. Николая, четыре келии, помещение приюта, иконы и священные книги. Вторую половину месяца погорельцы прожили в приютивших их семьях сербов из соседнего городка Ирига, понемногу начав восстанавливать свою обитель.

Однако в конце апреля 1943 г. немецкие оккупационные власти все-таки распорядились выслать инокинь в Сербию. Монахиням вместе с их духовниками, иеромонахами Тимолаем (Пастуховым) и Никандром (Беляковым), пришлось переехать в Белград и поселиться в общежитии для престарелых на Сеньяке, где они пережили ужас американских бомбардировок. 4 июня 1943 г. Архиерейский Синод РПЦЗ выделил 6 тыс. динар для оказания материальной помощи сестрам. Оставшуюся Никольскую церковь Хоповского монастыря частично разрушили немцы при отступлении в конце 1944 г. Они заложили четыре мины и взорвали колокольню храма, при этом рухнул купол[xviii].

На последней странице леснинской книги Октоиха сохранилась запись духовника монастыря иеромонаха Никандра: «1943 год 29 марта / 12 апреля, в 12 часов, на Великий Четверг в третий раз партизаны пришли, обворовали и зажгли монастырь Хопово. Все сестры переехали в городок Ириг и разместились по частным домам. Нам дали Успенскую церковь, где мы сразу начали богослужение. 30-го апреля этого года немцы, против нашего желания, увезли нас в Белград, где мы терпим вместе военные бедствия. Чудесно спасенные Божией милостью, каждый день служим все правило и Святую Литургию. Слышно, что Хопово совсем разрушено. 17/30 ноября 1943 год»[xix].

Русские священнослужители защищали не только своих соотечественников, но заявляли и о необходимости прекратить истребление сербов, среди них будущий архиепископ Сан-Францисский Американской Православной Церкви архимандрит Иоанн (Шаховской). Позднее он вспоминал: «Была также попытка с моей стороны, во время войны, осведомить Ватикан через баварского кардинала Фаульхабера о начавшемся гонении на Православную Церковь в Хорватии и мученичестве православных сербов в Хорватии. Я имел достоверные сведения о совершавшемся в нововозникшем хорватском государстве погроме православных священников и церквей. Православных сербов хорваты убивали и изгоняли из родных селений, причем усташам Павелича в этом деле помогала – говорим это со скорбью – и часть римо-католического клира в Хорватии… В начале этого похода против Православия я поехал в Мюнхен и через одну немецкую семью, близкую к кардиналу Фаульхаберу, передал ему все, что знал о положении в Хорватии, за достоверность чего ручался, и просил его без промедления сообщить это в Рим. Просил передать, что Римская Церковь имеет силу и призвана возвысить свое слово. И если она не остановит своих пастырей и мирян, обезумевших от бесчеловечия, – следствия этого будут тяжки и для самой Римской Церкви»[xx].

Югославское правительство в изгнании, архиереи Сербской Православной Церкви также обращались с протестами к Ватикану и иностранным католическим кругам. Подобные заявления делали, конечно, и представители других Православных Церквей, в том числе союзных III рейху Болгарии и Румынии. Так, 10 декабря 1941 г. международная служба Германской Евангелической Церкви сообщила в свой МИД, что к ней обратился крупнейший болгарский теолог профессор С. Цанков с протестом от имени всего православного мира против «жестокого преследования Православной Церкви в Хорватии» и просьбой оказать помощь. Международная служба поддержала эту просьбу. МИД, понимая, что дальнейшее невмешательство в акции усташей сильно подрывает германский престиж в православном мире, был вынужден отреагировать. Кроме того, немцы хотели скорейшего «замирения» населения Хорватии, что позволило бы им перебросить свои войска из этой страны на фронт.

Третьей причиной реакции германских властей было нежелание дальнейшего резкого усиления позиции Католической Церкви в Хорватии. Еще на проходившем 22–23 сентября 1941 г. в Берлине под председательством шефа гестапо Мюллера совещании разработчиков церковной проблематики подразделений РСХА в докладе унтерштурмбанфюрера СС Вандеслебена «Проблематика Восточных Церквей и служебно-информационные выводы» говорилось о необходимости поддерживать православных «в качестве противовеса» католикам в Хорватии: «Там по побуждению Римской Церкви был убит ряд православных священников. Это происшествие необходимо использовать, чтобы настраивать различные группы друг против друга. В данном случае со стороны полиции безопасности оказывается поддержка православным, так как римокатолики постоянно расширяют область своего влияния и захватывают ведущие позиции, в то время как православные находятся в меньшинстве»[xxi].

Еще ярче негативная позиция нацистского руководства в отношении католицизма в Хорватии проявилась в докладе шефа полиции безопасности и СД Р. Гейдриха рейсфюреру СС Г. Гиммлеру от 17 февраля 1942 г. Гейдрих писал в нем об убийстве «наиболее садистскими методами» около 300 тыс. православных славян и резко критиковал насильственное окатоличевание, которое усиливает Католическую Церковь[xxii].

2 декабря 1941 г. немецкий посол в Загребе Зигфрид Каше в своем сообщении в Берлин впервые упомянул об идее создания Хорватской Православной Церкви, а в начале 1942 г. германское посольство уже получило задание оказать давление на главу Хорватии – поглавника Анте Павелича. 7 февраля Каше встретился с поглавником, и в ходе беседы о путях скорейшего замирения населения страны предложил основать самостоятельную Хорватскую Православную Церковь. В тот же день посол телеграфировал в Берлин о том, что имел длительный разговор с Павеличем, и тот пошел на некоторые изменения в своей позиции: «Поглавник разрешит Православную Церковь в Хорватии. Отделение от Сербской Церкви. Первые шаги он предпримет в скором времени. По этому вопросу он выскажет свою точку зрения перед собирающимся в середине февраля собором. Относительно бесчинств усташей и полиции он тем временем предпринял дальнейшие меры для их прекращения»[xxiii].

Первым справедливую точку зрения о том, что идея создания Хорватской Православной Церкви в годы II мировой войны имела немецкое происхождение, высказал в 1978 г. историк Ф. Йелич-Бутич[xxiv]. Хотя при этом стоит отметить, что о необходимости образования подобной Церкви еще в 1861 г. впервые заявил хорватский политик Евгений Кватериник (1825–1871)[xxv].

Фактическим руководителем «проекта» создания Хорватской Православной Церкви был начальник германской службы безопасности (СД) в Хорватии Ганс Хелм. В реализации замысла также активно участвовали уполномоченный 6-го отделения СД в Хорватии Адальберт Кунгел и немецкий специалист по русской эмиграции Марбот Шумахер. Последний вел переговоры со многими русскими эмигрантами, из которых особенным сторонником создания Хорватской Церкви проявил себя протодиакон Алексий Борисов[xxvi].

Уступки Православной Церкви в «независимом государстве Хорватия» были вызваны не только давлением германских ведомств, но и невозможностью полностью решить проблему двух миллионов сербов: всех убить, изгнать или заставить перейти в католичество. Один из ведущих современных историков Хорватии Юре Кришто справедливо отмечал: «Главной причиной создания Хорватской Православной Церкви была международная политическая ситуация. Политикой репрессий и гонений не удалось достичь многого в решении «сербского вопроса» в Хорватии»[xxvii]. Непреодолимым препятствием оказалось мужественное сопротивление сербского народа, разгоравшаяся партизанская борьба (в которой с 1942 г. участвовало и довольно много хорват).

При этом основные цели Сербской Православной Церкви здесь совпадали с устремлениями партизан: освобождение Хорватии от господства усташей, итальянцев, немцев и окончание этнических гонений. Кроме того, коммунистическое партизанское движение на большей части Хорватии было единственной политической силой, которая могла обеспечить безопасность православного клира (монархически ориентированные четники Д. Михайловича действовали главным образом на территории Сербии).

Уже в 1941 г. партизаны умело использовали свое влияние на часть духовенства и даже расширили его. Целая группа православных священников вступила в партизанские отряды, например известный протоиерей Милан Смилянич. В конце 1942 г. в партизанском движении на территории «независимого государства Хорватия» имелось семь православных и двое мусульманских так называемых религиозных референтов (но ни одного католического). В то же время эти священники не смогли воспрепятствовать постепенной эволюции партизан в направлении все более жесткому следованию коммунистической идеологии[xxviii].

Таким образом, основание автокефальной Хорватской Православной Церкви со стороны Павелича было, как признавал и германский МИД, только вынужденным политическим маневром. Впервые о необходимости создания такой Церкви поглавник заявил на заключительном заседании Хорватского государственного собора (из 205 депутатов которого только три были православными) 28 февраля 1942 г., отметив: «Православная Церковь – во всем мире Православная Церковь. Она станет пользоваться полной свободой и в Хорватии, если будет находиться под контролем хорватского государства и его органов, однако зависимую от Сербии Православную Церковь не допустят. Переход из православия в католичество не будет принудительным. Известно, что в этом вопросе имели место эксцессы, которые, однако, были отвергнуты и осуждены правительством»[xxix].

Интересно прокомментировал новую ситуацию немецкий генерал в Хорватии Г. Хорстенау в своем докладе в ОКВ от 25 февраля 1942 г. Он указал, что хорватское правительство теперь хочет «искать выход» (из внутреннего кризиса страны) не в принудительном окатоличевании, а в восстановлении Православной Церкви во главе с собственным Патриархом, полностью отделенной от Сербского Патриархата, которая долгое время будет испытывать недостаток в священниках (большей частью убитых) и в храмах (в основном разрушенных). Командующий хорватскими войсками маршал Славко Кватерник высказался категорично за это решение. Другие члены правительства еще, правда, надеются на унию православных с Римом, над достижением которой Ватикан уже давно работает. Неблагоприятное правовое положение православных пока не улучшилось, за четыре недели до Рождества (по юлианскому календарю) им запретили вход в немногие еще остававшиеся церкви. Усташи, активными соратниками которых являются католические капелланы, также не прекратили грабежи и убийства. Не проходит недели, которая бы не сопровождалась «очистительными акциями», по возможности скрытыми от немецких глаз. При этом, по свидетельству генерала, усташи изображали расправы над женщинами и детьми победными военными операциями против партизан[xxx].

В другом докладе Хорстенау от 19 мая 1942 г. приводились новые подробности возникшей противоречивой ситуации: некоторые хорватские руководители, но отнюдь не все, считают, что первоначально выбранный курс, нацеленный на уничтожение сербской части населения, был неудачен. При этом создание по немецкой инициативе и в соответствии с призывом сербских депутатов Хорватского Собора самостоятельной Хорватской Православной Церкви подействовало в основном на хорватскую армию (прекратившую репрессии против сербов). Однако усташи все еще перечеркивали усилия по облегчению возвращения сербских националистов домой из лесов и гор. Уничтожение до сих пор насчитывавшего свыше полутора миллионов сербского элемента, по-прежнему, оставалось целью руководителей усташей, как минимум среднего и низшего звена[xxxi].

Вскоре после февральского выступления Павелича, 11 марта, обсуждение его инициативы было передано в комитет по правосудию и богословию при Хорватском государственном соборе. Также в марте священник Василий (Васо) Шурлан из Земуна и православный чиновник (служащий судебного стола) Петр Лазич из Загреба подали прошение об основании Хорватской Православной Церкви. Оно было рассмотрено правительством, и 3 апреля министр юстиции и культов М. Пук разрешил регистрацию православной церковной общины в Загребе, председателем которой стал П. Лазич. Общине передали закрытую ранее Спасо-Преображенскую церковь[xxxii].

Создание автокефальной Хорватской Православной Церкви предусматривалось законом от 3 апреля 1942 г. В нем говорилось, что устройство и деятельность новой Церкви будет регулироваться уставом, который утвердит поглавник, а непосредственное ведение ее делами поручалось Министерству юстиции и культов[xxxiii].

8 апреля Павелич принял делегацию представителей православной общины в составе о. В. Шурлана, чиновников П. Лазича, Т. Вукадиновича и депутата Д. Якича. Они подали ходатайство о принятии устава Хорватской Православной Церкви, в ходе беседы поглавник выразил согласие с необходимостью проведения организации церковной жизни по всей стране. В этот же день о. В. Шурлан по радио Загреба и в газетных публикациях призвал оставшихся в Хорватии сербских священников к сотрудничеству в деле организации новой Церкви. 11 апреля на богослужении в православном Спасо-Преображенском храме демонстративно присутствовали представители хорватского правительства, усташей и государственного собора. Богослужение совершил о. В. Шурлан, во время службы пел русский церковный хор под управлением регента Александра Росмаевского[xxxiv].

Однако при создании новой автокефальной Церкви в первую очередь возникли сложности с выбором кандидатов на пост ее будущего главы. Все сербские епископы к тому времени оказались убиты или изгнаны из страны. 20 апреля в Загреб приехал из Белграда бывший секретарь Епархиального Управления в Сремских Карловцах и служащий канцелярии (юридический советник) Сербского Синода Милош Оберкнежевич, и в тот же день священник Василий Шурлан пригласил его на прием к Павеличу для беседы о возможных способах создания Хорватской Православной Церкви.

В ходе разговора о. В. Шурлан предложил создать православное ведомство под контролем Министерства юстиции и культов. По свидетельству Оберкнежевича, он заявил о необходимости вступить в контакт с Сербской Церковью, но поглавник ответил, что с Сербским Патриархатом вместе ничего обсуждать не хочет и ничего делать не будет. После обсуждения ситуации было решено, что в Хорватии создадут два архиепископства: в Загребе и Сремских Карловцах; митрополита назначат только в случае подбора подходящей кандидатуры, а до этого времени руководство Церковью возглавит администратор; будет принят устав в духе законов Хорватии; всякий сербский священник, пожелавший вернуться в Хорватию, получит на это согласие, причем ему возвратят все конфискованное имущество, и поглавник лично гарантирует безопасность таким возвращенцам. Разъяснять этот указ и набирать духовенство было поручено П. Лазичу, комиссию по подготовке устава возглавил М. Оберкнежевич[xxxv].

Следует отметить, что при разработке проекта создания Хорватской Православной Церкви немецкие разработчики рассчитывали на ее вынужденное признание Сербской Православной Церкви, планировалось даже санкционировать переезд некоторых сербских архиереев в Загреб для участия в организации Хорватской Церкви. Видимо, было оказано давление на сербское правительство М. Недича, так как когда 22 апреля епископы Нектарий и Вениамин посетили министра образования Велибора Йонича, чтобы сообщить о негативном отношении Сербского Синода к возможному созданию Хорватской Православной Церкви (что нашло выражение в письменном протесте от 14 апреля), министр неожиданно заявил: «Я считаю лучшим выходом, если один из сербских епископов пожертвует собой и поедет в Хорватию, чтобы спасти местный сербский народ». Йонич, в частности, предложил поехать епископу Зворничско-Тузланскому Нектарию, так как его епархия осталась на территории Хорватии. Однако владыка ответил категорическим отказом, дав понять, что он не меняет своих убеждений в соответствии с конъюнктурой[xxxvi].

30 апреля Священный Архиерейский Синод Сербской Православной Церкви принял определение о непризнании законности образования неканоничной Хорватской Православной Церкви, о чем известил всех сербских архиереев, М. Недича, сербского министра образования, Архиерейский Синод РПЦЗ, а также немецкие военные власти, прося последних «защитить канонические интересы Сербской Православной Церкви». Однако это постановление оказалось невозможно отправить, как планировалось, главам Поместных Православных Церквей. Немецкие власти потребовали полностью удалить часть текста, в которой говорилось о преследованиях в Хорватии Сербской Православной Церкви и сербского народа, на что Синод не согласился. Он не смог даже опубликовать постановление в своем печатном органе «Гласнике» в связи с запретом немецкой цензуры[xxxvii].

30 апреля Заместитель Сербского Патриарха митрополит Иосиф написал о решении Синода Константинопольскому Патриарху Вениамину, и это послание все же удалось переправить в Стамбул. В послании говорилось о том, что Сербская Православная Церковь поставлена в Хорватии вне закона, многие ее священники были убиты, а около 500 изгнаны в Сербию, почти все храмы и монастыри закрыты, их имущество конфисковано. Сообщая о законе от 3 апреля 1942 г., митрополит Иосиф привел следующие аргументы в пользу неканоничности создания автокефальной Хорватской Православной Церкви: 1. это было сделано без извещения и против воли Сербской Православной Церкви, как Матери-Церкви; 2. также совершено вопреки желанию местного православного населения и его иерархии; 3. соответствующий закон издала государственная власть, которая активно выступает в качестве пропагандиста Католической Церкви; 4. не существует никаких канонических условий для автокефалии Хорватской Православной Церкви[xxxviii].

3 мая 1942 г. в Белград приехали М. Оберкнежевич, П. Лазич и священник из Земуна Борислав Деянович для вербовки православных священнослужителей, в том числе епископов, желавших поехать в Хорватию. 4 мая Оберкнежевич, используя свои старые связи, встретился в Сербской Патриархии с главным секретарем Священного Синода протоиереем Николаем Алагичем и передал ему список из 20 русских и 42 сербских священнослужителей (в том числе 29 священников, 11 монахов и 2 преподавателей богословия), которые пожелали служить в Хорватской Православной Церкви. Оберкнежевич, заявил, что он пошел на сотрудничество с хорватскими властями, чтобы спасти сербские церкви, монастыри, верующих, и выразил желание встретиться с заместителем Патриарха митрополитом Иосифом, однако владыка его не принял. Сербские архиереи, по словам митр. Иосифа, «отвергли всякое общение с такими перебежчиками»[xxxix].

После выяснения провала поездки Оберкнежевича в Белград была предпринята неудачная попытка создать Синод Хорватской Православной Церкви во главе с администратором священником Василием Шурланом, который официально стал советником Министерства юстиции у культов[xl].

Между тем, на территории Хорватии проживали два православных архиерея, русские архиепископы Феофан и Гермоген, в монастыре Хопово. На тревожный запрос митрополита Анастасия об их возможном участии в создании неканоничной Хорватской Православной Церкви владыка Гермоген в ответном письме от 29 апреля попросил успокоить заместителя Сербского Патриарха митрополита Иосифа, указав: «Мы, ценя услуги Сербской Патриархии для Церкви нашей Заграничной, не сделаем ничего для него обидного».

Архиепископ также отметил: «Вы совершенно правы, когда пишете, что среди наших Епископов не найдется ни одного, кто решился бы возглавить Православную Церковь в Хорватии без надлежащего благословения со стороны Русской Церковной Власти, а равным образом со стороны Сербской Церкви, ибо по церковным канонам такое действие недопустимо, ибо таковой Епископ навлек бы на себя не только нравственную, но и каноническую ответственность… Доселе предложения об учреждении автокефалии от подлежащего правительства к нам не поступало, а если бы таковое поступило, тогда мы сочли бы себя обязанными обратиться за разрешением и благословением к Русскому Заграничному Синоду, и лишь по его указанию могли бы принять соответствующие меры. Правда, частно нам известно было, что означенное предложение ожидается, но и только, и на извещение из Карловцев по этому делу я запросил сообщить мне подробности, чтобы затем доложить Синоду. Ответа на мою просьбу еще не получено, а когда получится, немедленно буду писать Вам». 25 мая митрополит Анастасий сообщил об ответе владык в Сербский Синод[xli].

 Первоиерарх РПЦЗ еще с начала апреля добивался разрешения на поездку архиепископов Феофана и Гермогена в Белград для участия в заседании Архиерейского Синода по поводу образования Средне-Европейского митрополичьего округа, но хорватские власти, преследуя свои цели, этому всячески препятствовали. В результате владыка Анастасий был вынужден 13–16 мая письменно обратиться к архиепископам с просьбой изложить их мнение о создании митрополичьего округа письмом. 26 мая владыки Гермоген и Феофан написали в Синод о своем положительном отношении к решению этому вопросу. В конце концов, даже германский МИД, признавший необходимость образования митрополичьего округа, 5 июня 1942 г. отправил телеграмму в Загреб о своем согласии с поездкой архиепископов из Хопово в Белград[xlii].

Однако события к тому времени приняли новый неожиданный оборот, резко изменивший ситуацию: 81-летний архиепископ Гермоген (в миру Григорий Иванович Максимов) стал главой Хорватской Православной Церкви. Владыка Гермоген родился 10 января 1861 г. в станице Нагавской, области войска Донского в семье казака, служившего псаломщиком в храме. Он окончил Нагавское Духовное училище, в 1882 г. – Новочеркасскую Духовную семинарию и в 1886 г. – Киевскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. 4 декабря 1887 г. о. Григорий был рукоположен во иерея, служил сначала в Новочеркасской епархии, затем настоятелем кафедрального собора в г. Владикавказе, с 1906 г. являлся ректором Саратовской Духовной семинарии. За год до этого умерла его жена, оставив шестерых детей, и он сумел их вырастить и дать хорошее образование. 21 августа 1909 г. отец Григорий был пострижен в монашество с именем Гермоген и возведен в сан архимандрита, а 9 мая 1910 г. хиротонисан в Петербурге во епископа Аксайского, викария Донской и Новочеркасской епархии. С октября 1919 г. он имел сан епископа Екатеринославского и Новомосковского.

В годы гражданской войны владыка участвовал в белом движении, после его разгрома на Юге России в марте 1920 г. был вывезен из Новороссийска с донскими казаками на греческий остров Лемнос, откуда осенью того же года переплыл на лодке на Святую Гору Афон. В июне 1922 г. он был назначен Высшим Церковным Управлением за границей управляющим русскими общинами в Греции, Африке и на Кипре и с 1923 г. проживал в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. Югославии). Епископ Гермоген был одним из основателей организованного для подпольной деятельности на территории СССР «Братства Русской Правды», около 20 лет он состоял членом Архиерейского Синода РПЦЗ (с 2 сентября 1922 г.). Возведенный в 1929 г. в сан архиепископа, владыка Гермоген получил назначение в Западно-Американскую епархию, но по состоянию здоровья вынужден был остаться в Югославии. Архиепископ отличался прямотой, честностью, твердостью в противостоянии советской власти, но также и определенным честолюбием, в частности, одно время он рассматривался в качестве возможного главы автокефальной Албанской Православной Церкви[xliii].

Хорошо знавший владыку в 1930-е гг. В.А. Маевский позднее вспоминал: «Он был частым гостем сербской патриархии, приезжал ежемесячно на несколько дней для участия в заседаниях Синода Русской Зарубежной Церкви. Донской казак по рождению, – он бывал грубоват и резок. Когда исполнилось 50 лет пребывания в священном сане, – в Белграде организовано было публичное торжественное чествование его. Присутствовал патриарх Варнава (с сербскими архиереями), который испросил от правительства высокую награду (орден), а от себя лично – денежный подарок юбиляру»[xliv].

В переговорах с архиеп. Гермогеном главную роль сыграл М. Оберкнежевич, которого владыка лично хорошо знал по Сремским Карловцам. Еще в апреле 1942 г., после разговора в Загребе с Хелмом и Кунгелем, Оберкнежевич приехал в Хопово для беседы с архиеп. Гермогеном. Однако во время первой встречи владыка заявил, что возглавит Хорватскую Церковь только в случае его избрания Собором и получения согласия Сербской Церкви-Матери, фактически выгнав посетителя[xlv].

Состоявшееся через несколько недель, в мае, второе посещение Оберкнежевичем архиеп. Гермогена было более успешным. Как позднее писал Оберкнежевич в своей книге «Развитие Православия в Хорватии и Хорватская Православная Церковь», интернированный немцами в монастыре Панчева Сербский Патриарх Гавриил негласно одобрил выбор владыки Гермогена главой Хорватской Церкви и лишь категорически высказался против его титулования Патриархом; кроме того, Первосвятитель Гавриил якобы написал своему Заместителю митрополиту Иосифу о необходимости, в свете новых обстоятельств, сделать все возможное для благоустроения православия в Хорватском государстве[xlvi].

Некоторые современные хорватские ученые, в частности В. Гейгер, подтверждают факт согласия Патриарха Гавриила, переданного через М. Оберкнежевича. Упоминается также причастность к этому делу русского эмигранта из Белграда коммерсанта Григория Миткевича, повлиявшего на решение владыки Гермогена[xlvii].

Правда, найти соответствующие документы не удалось. Сам Патриарх Гавриил в разговоре в феврале 1945 г. в Зальцбурге с румынским митрополитом Виссарионом его помощь Хорватской Православной Церкви характеризовал так: «Не было никакого оправдания участия в этом Румынской Церкви и помощи усташам в насилии. По моему мнению, Румынская Церковь согрешила в своей христианской любви»[xlviii].

Выслушав заверения Оберкнежевича о согласии Патриарха Гавриила, владыка Гермоген был удовлетворен этим, и только тогда решился принять предложение хорватского правительства. Архиепископу были переданы письмо начальника отдела культов Радослава Главаша и устные поздравления Павелича и министра юстиции и культов Мирко Пука. Владыке обещали зарплату 15 тыс. кун и дополнительную выплату 20 тыс. кун на представительские нужды ежемесячно. Кроме того, Оберкнежевич сказал архиепископу, что его зовут русские общины в Загребе и Осиеке и, вероятно, появившаяся в Хорватии казацкая дивизия, а на случай отказа владыки есть второй, якобы уже выразивший согласие кандидат на пост главы Хорватской Церкви – румынский митрополит Виссарион (Пую)[xlix].

Архивные документы свидетельствуют, что владыка Гермоген уступил давлению немцев и хорватских властей, шантажируемый угрозой дальнейших жесточайших преследований сербов. В сообщении германского посольства из Загреба от 26 июня 1942 г. говорилось: «…ему дали понять, что православным придется плохо, если он не примет должности»[l]. А в другом сообщении посольства от 28 июля подчеркивалось, что архиепископ Гермоген принял службу «только под давлением и чтобы, насколько возможно, избавить православное население от дальнейших жестоких преследований»[li]. Хотя, возможно, свою роль сыграли и другие, в том числе материальные факторы. В дальнейшем владыка был уверен в правильности своего шага. Однажды он сказал: «Сам Христос ведет Церковь, а я только сохранил Церковь – Его Невесту, в которой сила его таинства и Его благодати»[lii].

В своих показаниях на допросе коммунистическому следователю 20 июня 1945 г. в Загребе митр. Гермоген так охарактеризовал свои переговоры с Оберкнежевичем: «…он пояснил мне, что весь этот верующий народ остался без священников, так как в НГХ (Независимом государстве хорватов) не существует Православная Церковь, которая выполняла бы религиозные функции, то есть ни крещения, ни венчания, ни похороны не совершаются по православным церковным обычаям, не говоря уже о церковных молитвах и обрядах. Оберкнежевич сообщил мне, что поглавник хочет основать Хорватскую Православную Церковь, так как Сербская Православная Церковь не может больше вести свою работу на территории НГХ, учитывая то, что глава Сербской Церкви находится в Сербии, а поглавник желает, чтобы Православная Церковь в НГХ была независимой. В связи с этим Оберкнежевич предложил мне вместе с архиепископом Феофаном заняться организацией Православной Церкви в Хорватии. С нашей стороны это предложение было принято, так как мы считали, что это единственная возможность возобновить жизнедеятельность Православной Церкви в НГХ. В тот момент я не знал, что Православная Церковь в НГХ подвергалась преследованиям, а священников изгнали. Оберкнежевич передал наш ответ поглавнику НГХ и через несколько дней снова вернулся в Хопово, когда и предложил мне от имени поглавника произведение в сан митрополита Загребского. Вместе с Оберкнежевичем я направился в Загреб»[liii]. При этом следует отметить, что архиепископ Феофан, которому было предложено занять Сараевскую кафедру, в конце концов отказался участвовать в создании Хорватской Православной Церкви.

Оригинальное объяснение поступку владыки Гермогена дал главный редактор выходившего в Белграде русского журнала «Церковное обозрение» Е.И. Махараблидзе. Он написал, что архиепископ возглавил Хорватскую Церковь как «специалист по церковным канонам, всегда идущий навстречу образованию самостоятельных церквей»[liv]. Оберкнежевич же в своей упоминавшейся книге отметил: «Необходимо подчеркнуть, что Владыка Гермоген годами монашествовал и не был честолюбивым, обладал он общеизвестной высокой моральной и духовной чистотой. Его согласие возглавить Хорватскую Православную Церковь представляло огромную жертву. Сделал он этот выбор, побуждаемый христианскими и гуманными началами»[lv].

Кроме того, согласно показанию владыки на допросе 26 мая 1945 г., ему дали понять, что в случае его отказа Павелич мог предложить возглавить Хорватскую Православную Церковь «епископу из Болгарии или Румынии, к тому же и епископ молдавский Виссарион соглашался стать патриархом православной церкви» в Хорватии[lvi].

29 мая 1942 г. архиепископ Гермоген в сопровождении о. В. Шурлана, благочинного игумена Мирона (Федерера), П. Лазича, советников М. Оберкнежевича и Д. Мирковича встретился с Павеличем в его резиденции. Они обсудили будущую организацию Православной Церкви, причем владыка говорил о необходимости разрешения открытия храмов[lvii]. На допросе 26 мая 1945 г. он показал: «После моего прибытия в Загреб был принят на аудиенции Павеличем. Он мне сказал, что я назначен главой Хорватской Православной Церкви, и чтобы я, как можно скорее занялся ее организацией. Тогда он мне сказал, что нужно взять в нашу церковь новый календарь, так как это будет лучше для школы и праздников»[lviii].

5 июня 1942 г. поглавник утвердил устав Церкви из 123 статей и назначил владыку Гермогена митрополитом Загребским и всей Хорватской Православной Церкви. В соответствии с уставом новая автокефальная Церковь должна была состоять из четырех епархий: Загребской митрополии с кафедрой в Загребе (включала шесть благочиний) и трех епископств: Сараевского с кафедрой в Сараево (четыре благочиния), Петровацкого с центром в Босанском Петровце (семь благочиний) и Бродского с кафедрой в Босанском Броде (три благочиния), а также архиерейских наместничеств и приходов (позднее, в связи с расширением и новым территориальным делением Хорватии после капитуляции Италии, митрополит Гермоген решением от 8 мая 1944 г. учредил пять епархий: Загребскую, Сараевскую, Зеницкую, Шидскую и Земунскую)[lix].

Согласно уставу предусматривались выборы Патриарха, но первых епископов и Патриарха должен был назначать лично Павелич. Верховной властью в Хорватской Церкви формально считались Патриарх и Архиерейский Собор. Учреждение Патриаршества было отложено до получения признания Вселенского Патриарха и проведения в мирное время Собора. На допросе 20 июня 1945 г. митрополит Гермоген показал: «В соответствии с положениями устава Хорватской Православной Церкви я, как ее глава, должен быть в сане Патриарха. Поглавник предлагал мне это, но я отказался, так как прекрасно знал, что согласно церковным канонам никто не может принять сан Патриарха без согласия на то Вселенского Патриарха в Константинополе. Так как в НГХ не было представительства, имеющего связь со Вселенским Патриархом, я не имел возможности обратиться к нему в письменной форме с просьбой признать меня Патриархом»[lx].

Согласно уставу Хорватской Православной Церкви ее Собору вменялась в обязанность забота о сближении и соединении христианских Церквей (здесь, возможно, имелась в виду будущая уния с Католической Церковью). По свидетельству написавшего этот устав М. Оберкнежевича, он взял за основу устав Сербской Православной Церкви с учетом хорватских законов[lxi].

7 июня состоялась торжественная интронизация митрополита Гермогена в Свято-Преображенской церкви Загреба (в этот сан владыку ввел не архиерей, а настоятель храма священник Серафим Купчевский), а 8 июня владыка в присутствии представителей хорватского правительства и делегации православного духовенства принес перед Павеличем присягу в верности хорватскому государству, его главе и законам. Церемония отличалась подчеркнутой помпезностью. Перед резиденцией поглавника был выстроен почетный караул его личной стражи, который отдал митрополиту воинские почести[lxii].

Присяга владыки Гермогена звучала следующим образом: «Я, архиепископ и митрополит Хорватской Православной Церкви обязуюсь Всевышнему Богу служить Хорватской Православной Церкви, поглавнику и стране. Обещаю придерживаться всех уставов и канонов Церкви, а также законов и уставов страны. Буду хранить все служебные тайны, работать и проповедовать свет истины Хорватской Православной Церкви. Бог мне в помощь! Аминь!»[lxiii]

7 июля митрополит Гермоген в сопровождении своего секретаря М. Оберкнежевича и иеромонаха Вениамина (Павловского) посетил Хорватский государственный собор, где имел продолжительную беседу с его председателем Марко Дошеном. Интересно, что Г. Хелм в донесении своему начальству от 9 июня 1942 г. весьма сдержанно отозвался о владыке Гермогене в качестве митрополита Загребского, отметив возможные негативные последствия, так как «он – эмигрант из России с панславянской ориентацией»[lxiv].

Будучи одной из центральных фигур Хорватской Православной Церкви, Милош Оберкнежевич в 1979 г. называл ее учреждение попыткой создать независимую от конфессиональной принадлежности хорватскую идентичность[lxv].

Впрочем, ближайшими помощниками митрополита Гермогена стали в основном русские священники. Ввиду отсутствия епископов владыка в мае 1942 г. назначил только четырех архиерейских наместников (все они были русскими эмигрантами): священника Серафима Купчиевского – в Загреб, архимандрита Николая (Руженцева) – в Сараево, священника Антония Парадиева – в Зеницу и протоиерея Василия Юрченко – в Шид. Секретарем владыки был Милош Оберкнежевич, референтом по церковным делам – протоиерей Иосиф (Йоцо) Цвиянович, а священнослужителями при митрополите – отцы Вениамин Романов и Алексий Борисов[lxvi].

Следует отметить, что протоиерей Иосиф Цвиянович был назначен референтом приказом А. Павелича от 8 сентября 1942 г. и, судя по одному из немецких источников, был поставлен усташами для контроля за деятельностью Церкви. Он часто делал что-либо против воли митрополита Гермогена, который ничего не мог предпринять против о. И. Цвияновича без разрешения правительства. Созданный при Хорватской Православной Церкви специальный комитет, в обязанности которого входила реализация на практике указаний государственной власти, состоял из двух католиков и двух православных, в том числе о. И. Цвияновича[lxvii].

Первыми признали новый титул владыки Гермогена, помимо загребского прихода, русская община и казачий атаман в Сараево. Митрополита поддержали и отдельные (в целом немногие) деятели четников, особенно активно командир отряда «Кочич» Урош Дренович[lxviii]. Сербское же духовенство и миряне на территории Хорватии в основной массе создание новой Церкви отвергли. Так, например, в Зворничско-Тузланской епархии ее признали лишь семь священников.

В середине ноября 1942 г. состоявшееся в боснийском городке Сербска Ясеница собрание помогавших партизанам православных священнослужителей постановило, что они остаются верными Сербской Церкви и единогласно осуждают Хорватскую Церковь как порождение усташей и инструмент денационализации. Собравшиеся также высказались против «белогвардейского беглеца, самозванного митрополита Гермогена», назначение которого Павеличем главой Хорватской Церкви является «соблазном и унижением для православия». Подобным образом выразился и ЦК Коммунистической партии Хорватии: Хорватская Православная Церковь является обманом, признавшие ее священники – «предателями»[lxix].