Иван Алексеевич Гарднер известен как эксперт в области истории русского богослужебного пения. В России его узнали благодаря авторитетному двухтомному труду «Богослужебное пение Русской Православной Церкви» и многим другим работам. В интервью со старшим сыном Ивана Алексеевича Гарднера Анатолем Гарднером пойдет речь о неординарной судьбе яркой и самобытной личности его отца.

Ивана Алексеевича Гарднера (в монашестве – епископ Потсдамский Филипп (РПЦЗ); 9 декабря 1898 – 26 февраля 1984), жившего в Мюнхене и преподавашего в университете курс «Литургическая музыка Русской Православной Церкви», считают выдающимся знатоком истории русского богослужебного пения. Гарднер стал широко известен в России благодаря своему авторитетному двухтомному труду «Богослужебное пение Русской Православной Церкви» и многим работам, связанным с историей и практикой русского богослужебного пения.

Со старшим сыном Ивана Алексеевича Гарднера Анатолем Гарднером, экспертом по компьютерному делу, встретился в Мюнхене корреспондент Анатолий Холодюк.

Анатолий Холодюк: Господин Гарднер, у Шекспира в «Короле Генрих VIII» фигурирует некий «лорд Гарднер». Можно ли его считать предком Гарднеров по линии вашего отца и прадеда? Тем более что в немецких источниках вашего отца величают как Иоханнес фон Гарднер.

Анатоль Гарднер: Да, об этом мне тоже рассказывал мой отец, посоветовавший как-то перечитать Шекспира. Род Гарднеров, к русской ветви которого принадлежал мой отец, - шотландского происхождения. Сама фамилия переводится как «садовник». Мой дед Алексей Павлович, умерший в 1908 году, был совладетелем известного в России фарфорового завода. Моя бабушка по отцовской линии Анна Андреевна тоже происходила из древнего русского рода Львовых и была дочерью владельца сахарного завода в Черниговской губернии. В 1826 году Гарднеры были внесены в книгу представителей дворянства Московской губернии. В Москве на Немецкой улице был Гарднеровский переулок, где все дома принадлежали Гарднерам.

А.Х.: Вам рассказывал отец о своих детских годах и о юности, которые прошли в Севастополе и Москве?

А.Г.: Мне известно совсем немного о его детстве, потому что отец мало посвящал нас в историю своей жизни в этих городах. Он родился 9 декабря 1898 года в Севастополе, и его родители расстались рано. Начальное образование он получил дома, где его воспитанием занимались гувернантки-француженки. Он с малых лет овладел французским языком, на котором говорила и его мама. Детство его проходило не на берегу Черного моря, а в Москве, где он учился в Императорском лицее Цесаревича Николая. Под влиянием матери, отличавшейся большим благочестием, он проявлял большой интерес вере и к церковному пению. Религиозное влияние на маленького Ивана оказала и мамина подруга по имени Надежда, ставшая позже монахиней Ефросинией. Знаю, что папа с детства собирал нотную библиотеку по церковному пению. Он учился играть на скрипке и фортепиано у частных преподавателей. С 1915 года он жил уже в Севастополе, где учился в частном Коммерческом училище и посещал службы в Покровском соборе. Здесь же, как писал отец в своей автобиографии, он проявлял интерес к древним распевам и безлинейным нотациям. У меня сохранился отцовский аттестат об окончании им в июле 1914 года летних регентских  курсов при музыкальном училище Е.М. Самойловой, где указано, что  Гарднер  И.А. является «дворянином».

В 1918 году вместе с матерью он жил в течение полугода в нескольких городах и паломничал по разным монастырям. В Севастополе отец увлекся скаутским движением. У меня сохранились даже две севастопольские фотографии, где совсем молодым запечатлен мой папа (см. фото). Он был церковным чтецом и прислуживал у епископа Вениамина (Федченкова) иподиаконом. Кроме того, он даже выполнял у владыки функции «чиновника особых поручений». В самом конце октября 1920 года он вместе с епископом Вениамином выехал из Севастополя. В этом городе осталась его мать, с которой он уже никогда больше не встретился…

А.Х.: А удалось ли вам проследить линию жизни отца, начиная с 1920 года и до его появления в Баварии в середине 40-годов?

А.Г.: Знаю, что после Крыма в 1920–1921 годах отец пребывал в Турции, а из Стамбула он перебрался на греческий остров Лемнос, где было много русских эмигрантов. Оттуда он отбыл в Болгарию, где в Варне некоторое время занимался скаутским отрядом. В мае 1922 года прибыл в Белград и поступил учиться на богословский факультет Белградского университета. Он пробыл в Сербии до 1928 года. В русском храме Белграда он был алтарником и псаломщиком. Одновременно отец увлекался здесь фотографией и даже театром, причем даже участвовал в качестве статиста в массовках нескольких спектаклей. Побывал во многих сербских монастырях, совершил паломничество на Святую Гору Афон. До июня 1930 года преподавал церковное пение, греческий язык и литургику в Цетинской семинарии в Черногории. В том же году предпринял путешествие в Карпаты, в Пряшевскую Русь. Там он становится чиновником епархиального управления и преподает в православной гимназии в Хусте. В апреле 1931 года в Мильковском монастыре карпатского села под Хустом отец принимает монашеский постриг с именем Филипп. Летом 1934 года иеромонах Филипп отправляется в Иерусалим, где становится насельником и членом Русской духовной миссии, находившейся под управлением РПЦЗ. На Святой Земле уже служил его знакомый по учебе в Белграде иеромонах Антоний Синькевич, под управлением которого тогда находилась Русская духовная миссия. В Иерусалиме отец принимал участие в подготовке выпусков журнала «Святая Земля», издававшегося по благословению Архиерейского Синода РПЦЗ.

А.Х.: Недавно в Москве издательство «Индрик» подготовило электронную версию всех номеров журнала «Святая Земля», вышедших в 1934–1940 годах. В них можно прочитать и все 20 статей, опубликованных вашим отцом. В этом журнале он, например, написал о Воскресной литургии на Гробе Господнем, Уставе последования Рождества Христова в Вертепе Вифлеемском, о Неделе Православия в Иерусалиме, о русском участке с Дубом Мамврийском в Хевроне и др.

А.Х.: Мне это очень интересно, потому что я хотел бы больше узнать о паломничестве отца из Иерусалима в Сирию и Ливан, о чем он тоже оставил свои записки. Знаю, что отец много путешествовал и по Святой Земле, посетил русский монастырь в Яффе на месте дома праведной Тавифы, воскрешенной св. апостолом Петром. Он составил на Святой Земле две службы – святой праведной Тавифе и святым Праотцам, в Хевроне почивающим, которая совершается в православном русском храме в Хевроне. Помню, как отец был рад, когда в 1975 году узнал из письма управлявшей монастырем на Елеонской горе игумении Тамары, что эта служба совершалась в Хевроне еще и в 70-е годы. Кстати, отец уже в Иерусалиме готовил к изданию церковно-славянский перевод литургии апостола Иакова. В 1937 году иеромонаха Филиппа наградили наперсным крестом. После того, как Антоний Синькевич стал архимандритом, осложнились его отношения с иеромонахом Филиппом. Причины этого разлада мне не известны. И в 1937 году митрополит Анастасий (Грибановский) после неудачной попытки примирить о. Антония и о. Филиппа принимает решение о возвращении иеромонаха Филиппа в Карпатскую Русь. Из Карпат отец на несколько месяцев переехал в Белград, где впервые им была отслужена в Свято-Троицкой церкви литургия апостола Иакова. Зимой 1938 года он был возведен в Белграде в сан игумена и назначен председателем редакционного комитета Братства преподобного Иова Почаевского во Владимировой. Однако уже весной 1938 года он, как игумен Филипп, возглавил русский православный приход в Вене, где вскоре был возведен в сан архимандрита. До 1942 года он служил в Свято-Николаевском соборе Вены и при содействии епископа Василия (Павловского, 1880–1945), викария столичного округа Берлин и Центральной Европы, был переведен в Берлин.

А.Х.: О берлинском периоде жизни Ивана Алексеевича известно совсем немного.

А.Г.: Да, отец и сам никогда не любил вспоминать и говорить о своей жизни и служении в Берлине. Здесь, как известно, 14 июня 1942 года состоялась его хиротония во епископа Потсдамского, викария Берлинской и Германской епархии РПЦЗ.

Одновременно он был и настоятелем Воскресенского собора. В Берлине наступает переломный момент в жизни епископа Филиппа. Мне только известно, что отец не ладил с митрополитом Берлинским и Германским Серафимом (Альфредом Ляде), со взглядами которого он совершенно был не согласен. Кроме того, в недрах самой РПЦЗ в Берлине были сложные времена. В годы войны в этой Церкви многие ее члены были сторонниками СССР и даже пособниками ее служб, а другие были явными противниками всего советского. В 1944 году отца уволили с должности викария, и он больше не служил, а через 6 лет по прошению отца Синод РПЦЗ лишил его епископского сана.

А.Х.: Однако именно Берлин стал местом встречи Ивана Алексеевича с его будущей супругой. Где и как познакомились ваши родители?

А.Г.: По тем рассказам, которые я слышал от них, это знакомство состоялось в одном из берлинских бункеров, где в 1943 году они скрывались от артиллерийских обстрелов и бомбежек. Моя мать Хельга Фирцлафф 1921 года рождения была родом из Кольберга, что на Балтийском море.

Она была драматической актрисой, успешно играла маленькие роли в берлинском театре (см. фото), по вероисповеданию была лютеранкой. Мать умерла в конце октября 2010 года, и мы похоронили ее в одной могиле с отцом на мюнхенском кладбище Вальдфридхоф. А поженились родители уже после моего рождения, только в мае 1945 года. Они очень любили друг друга.

А.Х.: Вы родились уже в военном Берлине?

А.Г.: Нет, я родился 18 июня 1944 года в одной из венских больниц. Мои родители переехали на несколько месяцев из Берлина в Вену, а потом в Глоггнитц (Gloggnitz) – небольшой городок в 60 километрах южнее Вены. В начале 1945 года родители хотели поселиться в доме одного хорошего друга моего отца в тирольском городе Санкт-Иоханн (St. Johann). Но они все-таки поехали в баварский курортный город Бад-Райхенхалль, расположенный на самой границе с Австрией. Мы занимали две маленькие комнаты без всяких удобств на первом этаже по улице Людвигштрассе 36. Здесь появились на свет в ноябре 1945 года мой брат Константин и сестра Ангела – в декабре 1946 года. Мой брат сейчас живет недалеко от баварского города Альтэттинг. У него дома хранится наша семейная икона, которую очень любил отец. Моя сестра Ангела живет в Диссене на озере Аммерзее. Она по профессии музыкант и учитель игры на арфе и гитаре.

А.Х.: В Бад-Райхенхалле ваша семья прожила до 1954 года. Какие у вас сохранились воспоминания об этом периоде жизни?

А.Г.: О, это были трудные, но, мне кажется, счастливые для нашей семьи послевоенные годы.

Места, где расположен Бад-Райхенхалль, очень живописны. Мой отец часто посещал национальный парк Берхтесгаден, любовался его великолепными альпийскими пейзажами и озером Кёнигсзее. В свободное время он передавал нам, малышам, свои знания в области скаутского движения. Благодаря отцу я до сих пор интересуюсь звездным небом, ботаникой и скалолазанием. Это может казаться странным, но наш отец очень редко рассказывал нам о Боге. Однако все эти рассказы были очень запоминающимися. Русскому языку отец нас не учил, но зато мы «поднимали» его немецкий язык, на котором он разговаривал с акцентом. У меня остались только радостные воспоминания о нашей жизни в Бад-Райхенхалле, хотя денег нам всегда не хватало. Мать сидела дома с тремя детьми – с карьерой драматической актрисы, конечно, навсегда распрощалась. Отец получал жалкое социальное пособие и ежедневно ездил в Зальцбург, где регентовал в церковном хоре, за что получал очень мало. Достаток семьи был более чем скромный.

После войны в одном из районов Зальцбурга, который назывался Парш (Parsch), находился лагерь «Ди-пи» для перемещенных лиц, где было много русских и украинских беженцев. Мой отец был очень мягким и деликатным человеком, и его все любили. Он издавал в Зальцбурге печатный листок «Луч», где для беженцев печатались переведенные на русский язык важные новости из немецких и английских изданий. Отец очень успешно управлял церковным хором, печатал для него листки нотных приложений с песнопениями.

Период жизни в Бад-Райхенхалле был очень плодотворным в плане написания отцом значительной части его церковно-хоровых вещей. Мать помогала ему редактировать статьи о церковной музыке на немецком языке. В 1948 году отец отметил свое 50-летие – это событие запечатлено на нескольких фотографиях, сделанных мамой (см. фото).

А.Х.: В автобиографии, написанной 24 ноября 1978 года, ваш отец сообщает, что в 1952 году в Эссене католический священник Пауль Хайнрихс проявил интерес к русскому хоровому церковному пению. И Иван Алексеевич ездил из Бад-Райхенхалля в Эссен, где выполнял там функции «литургического советника и стилистического руководителя» хора имени прп. Иоанна Дамаскина, исполняющего русские церковные песнопения. Пауль Хайнрихс познакомил его с профессором Боннского университета Ширкальским, а тот – с профессором славянской филологии Эрвином Кошмидером из Мюнхена.

А.Г.: Благодаря последнему отец в 1954 году получил постоянную работу в университете, и мы переехали в Мюнхен. Профессор Эрвин Кошмидер, будучи этническим немцем, возглавлял  в то время кафедру славянской филологии философского факультета Мюнхенского университета, где отец стал читать лекции о русском литургическом пении. Только в 1965 году он защитил диссертацию на тему «Проблема древнерусского церковного демественного пения и его безлинейной нотации», после чего ему присвоили ученую степень доктора философии. Отец не только преподавал, но и долго работал в Баварской государственной библиотеке, где по заданию Баварской академии наук занимался описанием и комментированием Азбуки крюкового пения виленских старообрядцев-беспоповцев.

А.Х.: Вы помните адреса тех квартир, где жила ваша семья в Мюнхене?

А.Г.: Сначала в течение короткого времени мы жили у хорошего друга моего отца, а позже поселились в районе Богенхаузен, на улице Рёнтгенштрассе 5 (Röntgenstraße), в доме, принадлежавшем иезуитам. В этом доме жили почти все русские эмигранты. Потом мы переехали в дом Толстовского фонда на Боосштрассе 2 (Bosstrasse), который находился поблизости от реки Изар. В этом доме, где тоже остановилось около 30 русских эмигрантов, мы прожили около полугода. С жильем в послевоенном Мюнхене было сложно, но мои родители нашли большую квартиру площадью 120 кв. м на 5 этаже по улице Аугустенштрассе 16 (Аugustenstraße). Это была последняя наша квартира, где и скончался мой отец в возрасте 86 лет от воспаления легких.

Жили мы в пяти минутах от главного вокзала Мюнхена, и мой отец почти ежедневно туда ходил и все изучал новые марки паровозов, а потом и электровозов. И знаете, что интересно: отец как-то признался мне, что хотел стать инженером по строительству мостов или машинистом локомотивов. Это была его мечта. На последней мюнхенской квартире у нас всегда было много его учеников, всех и не упомнишь…

А.Х.: Например, нынешний епископ Штутгартский Агапит из РПЦЗ тоже учился у вашего отца. Также и Ксения Рар-Забелич, регент Мюнхенского прихода Свято-Воскресенской общины (Московский Патриархат).

А.Г.: В последние годы жизни отец проводил семинары со студентами на дому – по состоянию здоровья. С 1972 года Баварская академия наук заключила с ним контракт для дальнейшей исследовательской работы в области древнерусского богослужебного пения. Он был очень общительным человеком и очень любил людей. Поэтому и его очень многие любили. Дома часто проходили дискуссии на музыкальные темы, в которых участвовали представители разных религий. Гости пили чай – любимый напиток отца. Отец имел пристрастие и к сладкому, а чай он пил днем и ночью. Мы даже дома шутили, глядя в его чашку: то ли он пьет чай с сахаром, то ли кушает сахар с чайной заваркой?! Отцу не было свойственно употреблять алкоголь, и он никогда не пил пива, зато любил хорошо поесть и знал толк в еде. Можно сказать, что он был гурманом. Любил французские блюда. С 1955 года у нас дома часто бывал Ириней Тоцке.

Отец был дружен с этим своим студентом. Тоцке – выпускник Папского восточного института в Риме. Ириней Тоцке, руководивший двумя церковными хорами, даже выпустил пластинку к 80-летию отца, где его хор исполнил несколько произведений Ивана Гарднера. Кроме того, Тоцке переводил на немецкий язык песнопения православного богослужения и переложил для церковного хора несколько произведений моего отца.

А.Х.: А чем объяснить то, что весь архив Ивана Алексеевича был передан вами именно баварскому бенедиктинскому аббатству Нидеральтайх?

А.Г.: Да, после смерти отца мы решили подарить архив этому древнему монастырю, где монахи хранят добрую память об отце. Он рассказывал, что его большой архив вместе с имуществом сгорел в январе 1944 года в Берлине во время бомбардировки города. В Нидеральтайхе, кстати, в 1973 году отмечался 75-летний юбилей отца. Кроме того, в аббатстве давно служит один из любимых учеников моего отца архимандрит Ириней Тоцке. Он считается большим знатоком церковно-певческой византийской традиции. Монастырская библиотека в Нидеральтайхе выделила для отцовских архивных материалов специальное помещение, называемое «Garderiana». Там и книги, и нотные материалы, переписка и часть фотографий. Другая их часть хранится сейчас у меня дома. Таких фотографий скопилось более 1200 штук. С архивными материалами в 2007 году уже работал протоиерей Борис Даниленко из Москвы.

А.Х.: Большая часть научных работ вашего отца по церковному пению опубликована на немецком языке. Иван Алексеевич в последние годы жизни вел обширную переписку со многими своими коллегами. Мне известно, что в Москве у музыковеда, доктора искусствоведения Анатолия Викторовича Конотопа хранятся несколько писем вашего отца, содержание которых тоже было бы интересно российскому читателю. В газете «Русская мысль» некоторые статьи, написанные Гарднером в 60-е годы, подписаны псевдонимами «Присутствовавший» или «Мирянин».

А.Г.: Да, это так. Отец начал писать еще в 1921 году. В нашей семье мы насчитали около пятисот подготовленных им различных произведений, куда входят публикации, научные работы, статьи и заметки. Кроме того, он является автором 160 духовно-музыкальных произведений. В годы существования СССР его жизнью и творчеством, мне кажется, интересовались немногие. Сейчас времена другие, и его имя стало известно в России. Популярность отца там постепенно возрастает, и я от лица всей нашей семьи Гарднеров, живущей в Германии, это только приветствую.

Мюнхен, декабрь 2010.