Текст глубокоуважаемого отца Андрея Кордочкина производит впечатление как разнородностью аргументов, так и категоричностью выводов, начиная с заголовка. Автор рассматривает высказывания Ивана Ильина, сделанные в разное время, по разным поводам и имеющие разный контекст, специфически их интерпретирует и заключает: да, Ильин фашист и довольно опасный. Но стоит взглянуть внимательно — рассыпаются и аргументы, и финальный вывод.
Автор этих строк — не специалист по Ильину и не претендует на исчерпывающий разбор. Мы лишь попытаемся выделить конкретные утверждения отца Андрея об Иване Ильине и проанализировать насколько убедительно они выглядят. Также сразу нужно определиться с термином «фашизм», который, к сожалению, давно превратился в ярлык для шельмования оппонента. Вслед за священником примем как эталон фашизма доктрину Бенито Муссолини, а как эталон национал-социализма — доктрину Адольфа Гитлера; к ним и будем апеллировать при рассмотрении взглядов Ильина.
Прежде всего согласимся, что «Иван Александрович Ильин — «один из самых востребованных философов русского зарубежья». В отличие от отца Андрея, мы не станем разбирать, в чём корни этой востребованности, и тем более не будем анализировать общественно-политическую атмосферу в современной России: здесь нужна отдельная статья. Однако востребованность сама по себе вряд ли может считаться негативной характеристикой — востребован сегодня и Николай Александрович Бердяев, которого отец Андрей упоминает как оппонента Ильина и, очевидно, фашистом не считает.
Начинается материал с критического высказывания Ильина о Русской Православной Церкви как «учреждении советского противохристианского, тоталитарного государства», «православии, подчинившемся Советам и ставшем орудием мирового антихристианского соблазна» и вообще «не православии, а соблазнительной ереси антихристианства, облекшейся в растерзанные ризы исторического православия». «Готовы ли мы принять столь серьезную критику в адрес нашей Церкви от человека, которого прославляем как "философа русской мечты"?» — риторически спрашивает автор. Однако аналогичные высказывания (их во многом можно понять, но вряд ли возможно полностью с ними согласиться) свойственны чуть ли не большинству представителей русского православного зарубежья в ХХ веке. Подобную критику нашей Церкви можно встретить и у святителя Иоанна Шанхайского (Максимовича), и у иеромонаха Серафима (Роуза), и, тем более, у митрополита Филарета (Вознесенского). Ни в одном из этих случаев она не становится препятствием для уважения и почитания — так почему же должна оказаться камнем преткновения с Ильиным?
Ильин «был непримиримым антисоветчиком и антикоммунистом, и популярное современное видение "единой истории" России было для него неприемлемым», — продолжает священник. Что ж, многие могут назвать себя антикоммунистами и антисоветчиками — и автор этих строк, и, вероятно, сам отец Андрей. Многие могут так или иначе полемизировать и с концепцией «единой истории России» (это предмет отдельного разговора), и с выставками «Россия. Моя история», но при этом не отделяют себя от России — ни исторической, ни современной.
Главное, в чём автор обвиняет философа, — то, что он симпатизировал сначала итальянскому фашизму, а затем даже немецкому национал-социализму. В подтверждение этому отец Андрей приводит многочисленные цитаты Ильина. О таком, конечно, говорится далеко не впервые — нам приходилось возражать на подобные выпады. Самое интересное, что исходили они от убеждённого коммуниста и сталиниста, но поскольку отец Андрей не является ни тем, ни другим, сейчас отвечать проще.
Любой мыслитель может быть рассмотрен только в развитии: важно не только что он утверждал в определённый период, но и к чему пришёл впоследствии. Отец Андрей цитирует статью Ильина «Национал-социализм. Новый дух» 1933 года (действительно очень смутительную), где тот с воодушевлением пишет о нацистской идеологии и практике. Но почему-то священник не упоминает, что уже в следующем 1934 году нацистские власти выгнали философа с работы и подвергли преследованиям гестапо. Очевидно, это произошло не из-за похвал Гитлеру, а совсем наоборот. Как и то, что в 1938 году Ильин был вынужден навсегда покинуть Германию и перебраться в нейтральную Швейцарию. «Тут стало невозможно ни дышать, ни свободно работать, национал-социализм проповедует изуверскую доктрину, одни там обезумели, другие настолько глупы, что не понимают, куда это их ведет, — говорил он. — Они ненавидят Россию, и теперь уже ясно видно, что никакой надежды на изменение положения нет» (Лодыженский Ю. И. От Красного Креста к борьбе с коммунистическим Интернационалом. — М.: Айрис-пресс, 2007).
Совсем не упоминает отец Андрей о том, что, при всём антикоммунизме, в годы Великой Отечественной войны Иван Ильин ни дня не поддерживал нападение Третьего Рейха на нашу страну. В отличие, кстати, от многих соотечественников за границей, которых он жёстко и последовательно критиковал: «Многие наивные русские эмигранты ждали от Гитлера быстрого разгрома коммунистов и освобождения России. Они рассуждали так: враг моего врага — мой естественный единомышленник и союзник. На самом же деле враг моего врага может быть моим беспощадным врагом. Поэтому трезвые русские патриоты не должны были делать себе иллюзий» («Враг моего врага», из сборника «Наши задачи»). Или: «Немцы верны своему прежнему плану: Россию по возможности ослабить, обезлюдить, разорить, оккупировать, отодвинуть в Сибирь и заселить своими немцами. Жестокость германцев равносильна жестокости большевиков. И там и тут для русского народа рабство, безбожие и гибель» (Лодыженский Ю. И. Там же). Выражал философ и веру в победу нашего народа. «Германия проиграла эту войну», — писал он в сентябре 1941 года (!). Или же: «Русские воюют на собственной территории и за собственную страну. Ведь русский народ ощущает себя подвергшимся нападению и считает, что находится в состоянии обороны» (Ильин И.А. Собрание сочинений: Гитлер и Сталин. Публицистика 1939-1945 годов. — М.: Русская книга, 2004).
Таким образом, уже во второй половине 1930-х, а тем более в войну, национал-социализм для Ильина — безусловное зло, по сравнению с которым даже ненавидимый им коммунизм — зло меньшее и относительно терпимое: «Русские народные массы временно примирились с навязанной им тоталитарной государственной формой как целесообразным орудием войны» (Ильин И.А. Собрание сочинений: Гитлер и Сталин. Публицистика 1939-1945 годов. — М.: Русская книга, 2004). В этом смысле слова отца Андрея о том, что «после войны Иван Ильин был уже не столь радикален в своих оценках нацизма» и проявлял «как иногда выражаются, антиномичное мышление», представляются не только слишком мягкими, но и, увы, ошибочными. И до войны, и в войну, и после неё Ильин был вполне радикален в отрицательной оценке нацизма.
Обратимся к утверждениям о симпатиях Ильина к Муссолини и итальянскому фашизму. Отец Андрей цитирует ту часть статьи «О фашизме» 1948 года, где говорится о первоначально «здоровых и охранительных» чертах этого явления (вспомним, что в 1920-е и начале 1930-х фашизму симпатизировали многие европейские интеллектуалы-антикоммунисты — не только консерваторы, но и либералы), однако обходит подробное перечисление совершённых фашизмом «целого ряда глубоких и серьезных ошибок, которые определили его политическую и историческую физиономию и придали самому названию его ту одиозную окраску, которую не устают подчеркивать его враги» (выделено мной — Д.С.). Иными словами, пороки и преступления фашистов погубили всё «хорошее» и навсегда дискредитировали как сущность, так и само именование фашизма. «Если кто-нибудь назовет свое движение прежним именем ("фашизм" или "национал-социализм"), то это будет истолковано как намерение возродить все пробелы и фатальные ошибки прошлого», — прямо пишет Ильин. И уж никак мыслитель, вопреки словам уважаемого отца Андрея, не «напоминает современных апологетов Сталина: "Может, что-то было не так, где-то перегнули палку, но не надо все раскрашивать черными красками, правда? Ведь было и много хорошего!"» Хорошее-то было, но только оно оказалось раздавлено и погребено плохим; ни один почитатель Сталина с таким суждением об «отце народов» не согласится.
«Если бы Ильин жил в сегодняшней России и поделился подобными мыслями (из статьи «О фашизме» — Д.С.) в "Фейсбуке" или "Одноклассниках", он мог бы получить до 3-х лет по статье 354 УК РФ ("Реабилитация нацизма")», — пишет автор. Это утверждение вызывает недоумение. Неужели отец Андрей разделяет подобные, крайне тенденциозные и репрессивные, интерпретации Уголовного кодекса (кстати, речь идёт о статье 354.1)? Думаю, что нет, но зачем тогда их приводить? Чтобы показать несогласие с, увы, нередко встречающейся правоприменительной практикой российских следственных органов и судов? Так с ней многие не согласны, в том числе почитатели Ивана Ильина.
Перейдём от генезиса ильинских воззрений к их непосредственному анализу. «Итак, каким образом мыслитель, придерживавшийся столь сомнительных на сегодняшний день взглядов, стал настолько востребован в стране, которая воспринимает победу над нацизмом как основное событие в своей истории?» — задаётся ключевым вопросом отец Андрей. Прежде чем ответить, нужно понять: так ли уж сомнительны с нравственной точки зрения эти взгляды?
Отец Андрей подробно сопоставляет точки зрения Ильина и Бенито Муссолини. Не будем разбирать здесь воззрения итальянского диктатора, так как это потребовало бы целого трактата и, честно говоря, лишь увело бы от темы. Нас интересует одно: насколько взгляды Ильина противоречат или не противоречат христианскому мировоззрению?
Да, Ильин ещё в середине 1920-х восхищался Муссолини (как, повторим, многие). Но почему бы не привести такую цитату из послевоенных «Наших задач»: «Иное дело (в отличие от Корнилова и Врангеля — Д.С.) партийные главари.. Их движет не тревога за Россию, а беспокойство за себя. Сидит он, сидит в эмиграции; время идет; "лучшие годы" его уходят, и досадно, и обидно! И начинает у него голодать и пухнуть честолюбие. И вот, как выразился один остроумный наблюдатель, человека начинает "дучить" (от слова "дуче", что по-итальянски значит "вождь"). Его "дучит" и "вздучивает"» («Национальный вождь и партийные главари»). Словом «дуче» тогда называли одного человека — Бенито Муссолини. Ну и где здесь остатки былой симпатии?
«Предсказывая падение коммунизма, Ильин говорит о том, что когда "мировая закулиса" будет режиссировать развал России и демократические институты будут лишь способствовать распаду страны, то спасти Россию сможет только "национальный диктатор", мессианская фигура, которая является единственной альтернативой этому распаду», — отмечает отец Андрей. Но разве в 1920-е и 1930-е годы во многих европейских государствах, переживших политические катаклизмы, «правые» диктатуры не оказались меньшим злом, чем приход к власти коммунистов на фоне кризиса демократических институтов? Разумеется, речь совсем не о Гитлере и Муссолини; но легко понять, почему Ильин приходит к соответствующему заключению, называя примерами «национального вождя» Корнилова и Врангеля, а отнюдь не фашистов.
«Духовная природа государства — это общий знаменатель Муссолини с Ильиным, который в этом отношении верен Гегелю (см. главу "Сущность государства" в книге "О Сущности правосознания"). И у Ильина, и у Муссолини государство — это значительно больше, чем царство кесаря. Ему нельзя принадлежать частично, ему можно принадлежать лишь целиком. В этом смысле их взгляды несовместимы с христианством, которое провозглашает Иисуса Христа царем, то есть тем, кто имеет всю полноту власти. Не случайно Бердяев упрекает Ильина в том, что он "взял Православие напрокат" для своей философии государства», — продолжает автор и прибавляет большую цитату из бердяевской работы «Кошмар злого добра». Но почему-то отец Андрей не принимает во внимание ответных возражений Ильина из его статьи «Кошмар Н. А. Бердяева. Необходимая оборона» (с чувством юмора у Ивана Александровича было всё в порядке).
Мы приведём эти возражения, чтобы показать, что претензии Бердяева к Ильину несправедливы: «Если отрицать государственное дело — нелепо, зловредно и фальшиво, то переоценивать государственное дело — недопустимо, опасно и гибельно. Дело государства является, по моему убеждению, в полном смысле слова второочередным, предварительно-отрицательным, не абсолютным, не праведным; и все же необходимым, ответственным и могущественным делом. Исследованию этой необходимости и пределов этой мощи и посвящена моя книга. Ввиду всего этого, когда г. Бердяев приписывает мне "языческую абсолютизацию и языческое обоготворение государства", или воззрение, будто "государство может принуждать к добру и победить зло", или когда он уверяет, будто я верю "в принудительное и насильственное спасение и освобождение человека", или будто я понимаю свободу как "принудительную организацию добра в мире через государство", или будто я хочу "восстановить инквизиционную юстицию" и т. д., — то он просто галлюцинирует насчет моей книги и моих воззрений; и затем, как и полагается в кошмаре, впадает в ярость от собственной своей галлюцинации. <…> Вот живые примеры. Я утверждаю, что религиозно-церковный дух «не осуждает, но осмысливает и освящает путь Кесаря"; что истинное соотношение Церкви и государства найдено в духе древнего, русского Православия: оно состоит в обоюдной независимости их организаций, при духовном руководстве и содействии Церкви и лояльном невторжении ее в дела земные (с. 220). Что приписывает мне г. Бердяев? Что я "совершенно смешиваю и отождествляю" Церковь и государство…»
Далее, отец Андрей утверждает, что Ильин презрительно относится к счастью, обусловленному материальным благосостоянием граждан, и связывает его «с животным состоянием человека». В подтверждение он цитирует главу «Благословенно неудовольствие» из работы «Взгляд в даль: Книга размышлений и упований». Но, возможно, автор не читал следующей главы («Оправдание удовольствия»), иначе нашёл бы такой фрагмент:
«Без удовольствия на земле невозможна никакая органическая жизнь, никакое органическое творчество. Здоровая циркуляция крови есть уже удовольствие; нормальный обмен веществ — то же самое; всякая здоровая психологическая нагрузка и нервный разряд — источник удовольствия. И все это целесообразно, необходимо, созидательно, жизнеустрояюще, хорошо. Здоровому человеку свойственна естественная радость бытия, упоение жизнью, радость видеть, слышать, есть, спать, творить. Ведь человека создал Бог, а природа только вскормила его и воспитала. Он есть таков, каков он есть, таковым и останется... Поэтому для меня всегда было непонятным, как это людям пришло в голову запрещать себе или другим вкушать радости жизни, представлять наслаждения вообще и чувственные в частности неким «грехом» и т.д. Жизнь без радостей просто невозможна; даже во всем себе отказывающий, нищий аскет может продолжать свою жизнь только потому, что в этом отречении и в этих лишениях он видит своего рода источник удовольствия и радостей... <…> Без радости — значит без интереса. "Без радости" — значит и "без страстности". А если человек живет без интереса и созидает без страсти, тогда и сам он вял, и созданное им — мертво. Ничто великое на земле не рождалось без радости, страсти и удовольствия, даже если исходным пунктом для того была далеко не радость: лишения, разочарованность, недовольство».
Вытекает ли из этих слов, что «если люди живут плохо — это не случайный сбой в системе. Это просто такое видение государства, которое и не предполагает, чтобы люди жили в достатке», как утверждает отец Андрей?
По его словам, ни Муссолини, ни Ильин «не видят и не чувствуют ужаса и трагедии войны. Оба восхищаются войной». Интересно, как этот тезис сочетается со словами из «Кошмара Н. А. Бердяева»: «Вся книга моя («О сопротивлении злу силою» — Д. С.) и, особенно, ее основные, последние главы доказывают, что человекоубиение ни при каких условиях не будет праведным делом; что государственная необходимость его (в том числе на войне — Д. С.) есть трагедия и ведет к духовному компромиссу, который возлагает на правителя и на воина обязанность покаянного самоочищения»?
Наконец, подводя читателя к выводу, в чем секрет привлекательности Ильина сегодня, отец Андрей выдвигает шесть тезисов, которые подытоживают его статью. Рассмотрим каждый отдельно. Повторим: нас интересует не то, притягивают ли эти идеи современных поклонников Ильина, а то, привлекали ли они в действительности его самого, и если да, то предосудительны ли для христианина и могут ли считаться фашистскими.
«1. Ставка на национал-патриотическое чувство, взамен интернационал-коммунистического пафоса». Само по себе национальное и патриотическое чувство вряд ли плохо — вопрос в злоупотреблениях им, о чём отец Андрей здесь не говорит.
«2. Убежденность в том, что государство есть наиболее совершенное проявление человеческого духа, и человеческая жизнь имеет смысл лишь в служении тому, что власть провозглашает его благом». На наш взгляд, это суждение опровергается приведённой выше первой цитатой из «Кошмара Н. А. Бердяева»; в той работе можно найти и другие подобные цитаты.
«3. Запрос на бессменного национального лидера, вокруг которого необходимо сплотиться для достижения блага государства». Как мы уже писали, подобный запрос связан с историей Европы в 1920-х — 1930-х годах. Но есть он и у современной российской демократической интеллигенции: многие либеральные политики (от Бориса Немцова до Валерии Новодворской) восхищались генералом Аугусто Пиночетом, а историк Андрей Зубов сравнительно недавно посвятил пространный панегирик генералу Франсиско Франко. Разве Зубов, Немцов, Новодворская — фашисты?
«4. Тоска по распавшейся империи, сознание самих себя как ее преемников, мечта о ее возрождении». О возрождении империи мечтали и византийцы, и русские эмигранты. Все они — фашисты?
«5. Видение жизни и истории как борьбы, милитаризация культуры, романтизация и сакрализация войны». С утверждениями о «милитаризации культуры, романтизации и сакрализации войны» мы полемизировали выше. А видение жизни и истории как борьбы восходит не к Муссолини, а к Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю с его тезисом о единстве и борьбе противоположностей. Конечно, с Гегелем можно не соглашаться, но вряд ли он фашист.
«6. Отсутствие заинтересованности в повышении уровня жизни и благосостояния граждан, которое компенсируется национал-патриотической риторикой». Вряд ли человек, выступавший с апологией радости и чувственного удовольствия (смотрите выше), не был заинтересован в повышении уровня жизни и благосостояния сограждан — иначе откуда браться удовольствиям?
Итак, как мы видим, большинство утверждений отца Андрея о воззрениях Ильина на поверку с этими воззрениями расходятся; на каждую цитату находится другая цитата, существенно усложняющая картину. Уверены, что в подобной ошибочной интерпретации автора нет никакого злого умысла, потому вызывает сомнения и его вывод: «Личность Ильина — одна из тех, которые нужно осмыслить, чтобы тогда, когда мы увидим знакомый силок, самим не побежать ему навстречу». Ни в чьи силки не стоит попадаться — ни Ивана Александровича Ильина, ни его критиков, которым доверяет досточтимый священник.
Конечно, у Ильина, как у всякого крупного мыслителя, есть спорные и неоднозначные идеи. О них необходим отдельный разговор, с ними можно и нужно полемизировать. Кстати сказать, у остальных русских философов «Серебряного века» (от Владимира Соловьёва до Алексея Лосева) спорных для православного человека идей гораздо больше.
Общественно-политические взгляды Ильина — не мейнстрим среди современной либерально-демократической интеллигенции, да и консерватор найдёт, с чем в них поспорить. Однако приводимое отцом Андреем резюме политолога Антона Барбашина («По сути, Иван Ильин ратовал за создание в России национальной диктатуры, которая должна опираться на исключительную роль церкви, армии и военизированных структур… Его философия базируется на культе "бремени и мук" русского народа, его исключительности и превосходства. Такое видение требует национального духовного обновления, селекции и гомогенизации общества по критерию "духовного достоинства" со всеми вытекающими последствиями для “неправильных” людей. Все вышесказанное указывает на прямую схожесть философии Ильина с философией европейских фашистов 1930-х годов. И Ильин этого не скрывает») грешит явной партийностью и никак не может быть принято на веру. Как и вся статья Барбашина, которую автор несколько раз прямо и косвенно цитирует.
Можно ли считать фашистом Ивана Александровича Ильина и, как следствие, всех, кто на него осознанно ссылается? По нашему убеждению — нельзя.
В заключение — несколько слов на другую тему. К сожалению, после выхода статьи отца Андрея появились обвинения в адрес редакции «Богослова.ру» в либерализме и русофобии. Полагаем, эти упрёки несправедливы. Для издания всегда была важна свободная дискуссия, включающая разные точки зрения. Если человек не согласен с материалом, он всегда может спокойно, адресно и аргументированно ответить на тех же страницах. Сам факт, что «Богослов.ру» размещает настоящий отклик, написанный по инициативе его автора, а не по заказу редакции, доказывает, что мнение уважаемого протоиерея Андрея Кордочкина — лишь его мнение, которое может быть оспорено. Оно заслуживает внимания, но не тождественно позиции портала.