Европа и Православие

«Европа заканчивается там, где начинается Православие». Формулируя ответ на вопрос о границах Европы таким образом, американский политолог и специалист по цивилизационным процессам Сэмуель Хантингтон вряд ли руководился богословскими размышлениями. Тем не менее, тезис Хантингтона из его вышедшей в 1999 году книги «Столкновение цивилизаций» вызвал  весьма неоднозначную реакцию, более того – породил резонанс и полемику, сделался причиной интенсивного размышления над вопросом со стороны как православных, так и иных исследователей, прямо или косвенно затронутых данным высказыванием. С особенной настороженностью восприняли тезис Хантингтона богословы и специалисты по межхристианскому диалогу. Ведь на сей раз речь шла о весьма своеобразной попытке воздвигнуть новый «железный занавес», попытке, в данном конкретном случае обусловленной философскими и мировоззренческими установками, корнями своими уходящими вглубь истории.

Европа и западная цивилизация

Вопрос о Европе, ее местоположении, географических и мировоззренческих координатах ни в коем случае не следует путать или отождествлять с вопросом о границах и координатах западной цивилизации. Если последняя вполне может быть отождествляема со странами западной Европы, Северной Америки и Австралии, то вопрос о Европе представляется гораздо глубже и ответственней по своему измерению, значению и размаху.

Цивилизация и ее перемещение

В IV–V веке, традиционно именуемом «золотым веком святоотеческой письменности», христианская мысль и, в особенности мысль отцов Церкви, закладывает основы того, что впоследствии проявляет себя как христианская цивилизация. Святоотеческое наследие превосходит собой то, что принято называть Востоком или Западом. Тем более превосходит оно то, что в том или ином смысле принято называть и считать Европой, в буквальном историческом и географическом смысле этого слова. Ведь многие представители святоотеческой мысли жили и действовали в Африке, Ближнем Востоке и даже в азиатской части Евразии. Тем не менее при внимательном богословском взгляде на христианскую светскую и секулярную историю создается впечатление, что наследие и богословско-философская герменевтика прочтения бытия и целеполагания существования мира, заложенные древней христианской цивилизацией, с течением веков все более и более воспринималась и актуализировалась в собственно европейском мире. Под воздействием объективных исторических и политических факторов, среди которых достаточно упомянуть распространение ислама, арабизацию и исламизацию прежде христианского мира, цивилизационная парадигма евроазиатского христианского как бы отступает с востока и юга и перемещается на запад и север.

Великие каппадокийцы

Богословие и цивилизация

Богословское, аскетическое и духовное наследие великих каппадокийцев – Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского – несомненно, было и является предметом множества исследований. В противоположность этому, философское и политическое значение и влияние заданной ими парадигмы, то, каким образом их мышление и интеллектуальное наследие повлияло на становление европейской цивилизации, то, как могло оно воздействовать и воздействовало на формирование христианских традиций и их преломление в свете историко-политических процессов и цивилизационных изменений, вряд ли обращало на себя пристальное внимание исследователей.

Европа и там, где ее нет

Великие каппадокийцы исторически, географически, философски и мировоззренчески происходят и принадлежат к той культурно-цивилизационной матрице, к которой восходит современный европейский мир: миру Средиземноморья, Черного моря, Малой Азии и Кавказа. Одного взгляда на карту тогдашнего распределения епископских кафедр и цивилизационных центров, в особенности на Вселенских соборах, достаточно, чтобы убедиться в том, где концентрировалась основная жизненная активность христианского мира. Сравнение древней карты с подобной же картой эпохи Нового Времени – в качестве примера можно взять XIV век и Тридентский собор – красноречиво указывает на тот факт, что восточный христианский мир как бы опустел и затих, а цивилизация переместилась. Другими словами, можно сказать, что за прошедшие столетия истории Европа оказалась похищенной.

Это утверждение о «похищении Европы» вряд ли нуждается в проверке географических и политических изменений. Как только что было указано, одного лишь упоминания о возникновении и распространении ислама и гибели Восточной империи в Константинополе здесь вполне достаточно.

Изучения заслуживает прежде всего цивилизационная парадигма, а точнее, тот тип христианской цивилизации, что был заложен в классическую святоотеческую эпоху и, в частности, наблюдается в богословии каппадокийцев. Попытаемся сформулировать основные характеристики каппадокийской вероучительной герменевтики с тем, чтобы иметь возможность  дальнейшего рассмотрения вопроса.

К основным характеристикам каппадокийской парадигмы

Философичность

Рассматривая и определяя основные мировоззренческие координаты каппадокийской модели христианства, мы можем охарактеризовать «каппадокийское» христианство как философское.

Философия и жизнь

В лице Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского мы встречаемся с тремя личностями, в образовании которых философия играет первостепенную роль. Без философского образования, или скорее без воспитания и глубокого проникновения в античную философскую культуру, становление каждого из великих каппадокийцев в качестве гения христианской традиции не было бы возможным. Философия входит в биографию каждого из великих каппадокийцев совершенно естественным образом, что соответствовало тогдашней воспитательной практике образованных семей. Получая образование, каппадокийцы становятся прежде всего философски образованными людьми.

Способность прочтения

Значение философии в деле великих каппадокийцев невозможно сформулировать в виде отдельных характеристик и эпитетов. Безусловно, в своем отношении к философии Василий Великий отличается от Григория Богослова, а последний отличается от Григория Нисского. Но то, что их объединяет, превосходит их различающее. Великие каппадокийцы обладают удивительной способностью философского прочтения мира. У каждого из них способность эта проявляется особенным образом. Так, Василий Великий интегрирует философские максимы и идеалы в столь важную для него область аскетического делания. Григорий Богослов глубоко философичен в своем автобиографическом творчестве. Философские мотивы и идеи глубоко пронизывают его поэзию. В свою очередь Григорий Нисский распространяет усвоенные им данные философской парадигмы на область интерпретации Писания, и в первую очередь на способы его мистического и аллегорического истолкования. Каждый из этих великих мыслителей и отцов Церкви приобретает в философии способность особого взгляда на мир. Это философия как любовь к миру и способность смотреть на мир философскими глазами, это прочтение бытия и истории в перспективе отыскания смысла и ответа.

В диалоге с философией

В контексте данного рассуждения важно отметить тот факт, что первым, главным, а зачастую единственным партнером по диалогу для первых христиан, а под таковыми я имею в виду и христиан первых столетий нашей эры, была философия. Трудно, и даже невозможно представить себе христианина золотой святоотеческой эпохи в диалоге и собеседованиях, в попытке найти общий язык с поклонниками культа Митры или иных богов, но совершенно естественно и для нас «привычно» видеть христиан в диалоге с философией. При этом следует отметить, что философия того времени была не менее нехристианской, чем философия и философии других эпох. По-видимому, помимо готовности к диалогу, речь в данном случае шла об уникальной способности интегрировать и христианизировать окружающий мир, свойственной гражданам древней Церкви.

Матрица богословия

Пожалуй, наиболее важным вкладом великих каппадокийцев в сокровищницу христианского вероучения является формирование и формулировка уникальной триадологической модели, ставшей классическим выражением богословия Троицы, в первую очередь, в восточно-христианской богословской традиции. Конкурентоспособность каппадокийского триадологического построения выразилась как в итоговой победе богословия единосущия над арианским богословием в его различных модификациях, так и в более чем полуторатысячелетней истории безоговорочного воспринятия этого наследия последующей христианской богословской традицией. Рецепция и коррекция каппадокийской триадологической модели в богословии святителя Августина Иппонского представляется в данном случае не исключением, но указанием на то, что каппадокийское богословие не является самоизолированной вероучительной системой, но живым, динамическим и последовательным богословским построением, заключающим в себе возможность дальнейшей рецепции.

Говоря о гениальности каппадокийской триадологической модели, мы по необходимости признаем глубину философского усилия, предпринятого каппадокийцами при формулировке богословия Троицы. Именно способность каппадокийцев перевести язык Откровения на язык философской парадигмы, не утрачивая при этом связи с самим Откровением, а, наоборот, обрабатывая и перерабатывая философские данные исходя из заданной богословской герменевтики, позволила им создать непревзойденный синтез троичного богословия. В этом с особенной силой проявляется то, что я бы охарактеризовал как философскую составляющую переданного ими христианства.

Аскетичность

Другой важнейшей основополагающей характеристикой каппадокийского христианства является аскетическая парадигма. Аскетичность мировоззрения и аскетичность христианства по-своему и неповторимым образом преломляются и оформляются в богословии каждого из великих каппадокийцев.

Личное прочтение аскетизма

Для Василия Великого аскеза и аскетическое делание вначале становятся весьма важным моментом его личного становления. Вспомним, что Василий, начиная свое сознательное служение в Церкви, проводит значительный период времени в монашеских общинах, в частности, у Евстафия. Впоследствии Василий старается использовать аскетические настроения современников, направляя эту мощную силу на реформу и дисциплинирование Церкви, превращая монашество из протестной силы, противопоставляющей себя официальной церковности и царящему в обществе лаксизму, в одну из важных сил социума Церкви.

Григорий Богослов переживает аскезу на гораздо более личном, выражаясь точнее, неповторимо-личностном уровне, нежели Василий. Аскетическое восприятие действительности в произведениях Григория теснейшим образом переплетается с характером самого Богослова. Стремление к уединению, нелюбовь к миру и светскости в разнообразных ее проявлениях сочетаются с личной устремленностью Григория к размышлению и жизни в уединении, так что в автобиографических произведениях Григория довольно сложно отличить момент, в который к нам обращается человек, воодушевляемый аскетическим идеалом, а где мы встречаемся с тем, кто в силу самого своего характера стремится к уединению и самоограничению. Важной составляющей аскетического идеала у Григория является применение этого идеала к понятию и определению богослова и богословия. В полемике с арианством, по мнению Григория, тесно связанным с роскошью и расчетом светской жизни, Григорий предлагает и отстаивает идеал богослова-аскета и созерцателя, отождествляемого с молитвенником и духовным делателем, что впоследствии оказало столь важное влияние на формирование православного «вненаучного» понимания богословия.

Особенное преломление аскетический идеал получает у святителя Григория Нисского. Здесь аскетическое видение мира преломляется и переходит в мистическую перспективу прочтения действительности и целеполагания человеческого существования, с особенной силой размышления применяемую Григорием для истолкования Писания.

Цивилизационное прочтение аскетизма

Аскетичность, эта вторая ключевая составляющая каппадокийской христианской парадигмы, была передана и усвоена последующей традицией как на Востоке, так и на Западе христианского мира. В рамках настоящего размышления я бы обратил внимание на следующие аспекты аскетического понимания, оказавшие влияние на развитие последующей христианской цивилизации. Во-первых, идеальной моделью человеческого существования в прочтении каппадокийцев является одиночество и безбрачие. Во-вторых, центр тяжести в распределении социальной и организационной активности в Церкви начинает смещаться в сторону монастырей и монашествующих общин. В третьих, аскетическая парадигма в понимании каппадокийцев не распространяется исключительно на монашествующих, но призвана стать наполнением и достоянием всей христианской цивилизации.

Аскеза как путь самоограничения и стремления к идеалу становится одной из ключевых составляющих общественного бытия и получает с течением столетий новое и разнообразное прочтение. Если на Востоке монашеская и аскетическая составляющая становится определяющей в жизни и управлении Церкви, практически заменяет собой собственно богословскую составляющую церковного бытия, то на Западе уже в эпоху Высокого Средневековья духовность и аскеза выделяется в особую дисциплину, не претендующую на исключительность и в своем развитии идущую путем параллельного развития относительно собственно богословского пути построения церковной мысли и деятельности.

Универсальность

Третьей важнейшей составляющей каппадокийской модели христианства является ее универсальность. Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский – каждый из них всегда имеет перед собой христианство в его универсальном измерении, отождествляемое в каждом конкретном случае с универсумом тогдашней Римской империи. Эта соотнесенность с миром Средиземноморья, безусловно, включавшим в себя и территории Малой Азии и Кавказа, придает каппадокийской герменевтике особую значимость в контексте размышления о судьбах христианской цивилизации, восточной и западной, и последующего «перемещения» христианского мира на север и запад, характеризуемого в начале доклада спонтанным наименованием «похищение Европы».

Варианты прочтения

Христианство в прочтении и передаче его великими каппадокийцами характеризует себя как «философское, аскетическое и универсальное». Вполне возможно, что сочетание этих трех сторон не является очевидным, а более внимательное изучение вполне может скорректировать предложенный мною выбор. Важно отметить, что три основные характеристики каппадокийского христианства в данном прочтении могут быть рассмотрены и восприняты как по отдельности, так и в совокупности.

Христианская наука

Отправной точкой для дальнейшего рассуждения я хотел бы выбрать 529 год. Признавая невозможность определения точной даты перехода в Средние века, известный немецкий философ Йозеф Пипер, тем не менее, останавливается именно на этом историческом моменте[1]. В 529 году император Юстиниан закрыл философскую академию в Афинах. Почти одновременно в Италии преподобный Бенедикт Нурсийский основывает монастырь в Монте-Кассино. Сеть бенедиктинских монастырей становится не только центром духовности, но и местом основания и развития школ, в которых особое внимание уделяется сохранению философского наследия в его, безусловно, упрощенном, но христианском преломлении. Если первое событие в конечном итоге означает отказ от продолжения философской традиции пусть в ее языческом, внехристианском осуществлении, то второе, современное ему, в некотором роде демонстрирует желание сохранения преемственности в передаче философского знания.

Распределение характеристик и перемещение цивилизаций

Христианство «философское, аскетическое и универсальное». Если соединение этих элементов явилось одной из основополагающих характеристик каппадокийского богословия, то раздельное и отдельное их восприятие имело место в последующей истории христианства, как на Востоке, так и на Западе. Возможно, что именно принцип сочетания этих ключевых элементов способствовал или же соответствовал тому, каким образом христианская цивилизация «перемещалась» в истории и по географической карте последующих и новейших столетий.

Путь Православия

Феноменологическое рассмотрение православной традиции позволяет нам задаться вопросом о том, какая из трех вышеуказанных фундаментальных характеристик мировоззренческой парадигмы в прочтении каппадокийского богословия явилась наиболее воспринятой последующей восточной традицией вплоть до нашего времени.

Тень философии

Если философское определение христианской истины во многом оказалось под вопросом уже со времени закрытия афинской академии[2], то «универсальное» прочтение христианства было впервые поставлено под вопрос в эпоху монофизитских споров. Последующая «ре-элленизация» Восточной Римской империи и падение Константинополя в 1453 году кардинальным образом изменили способ самовосприятия и построения восточной христианской цивилизации. Еще до появления и расцвета европейских национализмов XIX века православный мир начал существование по локально-территориальному принципу.

Мир аскезы

В противоположность философской и универсальной составляющим выбранной нами модели, из которых первая весьма рано уходит на задний план в выбранной мной «триаде» качеств, аскетическое измерение бытия мира и Церкви в восточном христианстве продолжает играть весьма важную роль, расширяясь и распространяя свое влияние, в особенности после преодоления иконоборческого кризиса, в котором на защиту ортодоксии встали именно носители аскетической парадигмы: монашествующие и последовавшие за ними миряне.

Преломление аскетического идеала

Одно из интереснейших соединений аскетического и эстетического в античном философском сознании находило свое отражение в понятии о «калогафии», когда духовная красота этически гармоничной личности находила свое одновременное отражение в красоте физической, при соответствии аскетическому идеалу воздержанности и самоограничения.

То немногое, что мы можем почерпнуть у великих каппадокийцев на тему становления и воспитания отдельного человека в рамках человеческого социума, указывает нам на глубокое соответствие их мышления античному идеалу, воспринимаемому в каппадокийском богословии в христианской перспективе следования заповедям Христовым.

Благодаря отходу философской перспективы, определявшей и дополнявшей видение мира в эпоху великих каппадокийцев, в последующие столетия идеал представления о человеке претерпевает изменения. Аскетическое делание, взятое в отрыве от эстетической и собственно нравственной перспективы, может превратить самоограничение аскетического усилия в усилие по физическому угасанию, когда этическое и тем более эстетическое начало остаются не воспринятыми.

Путь инославия

Не имея возможности подробно рассмотреть различные и многообразные измерения и проявления заданной темы, мне представляется возможным и интересным отметить, что если аскетическая составляющая христианского идеала приобрела особое значение и силу раскрытия в Православии, то идеалу западной христианской традиции в целом присуще акцентирование именно этического измерения христианского бытия.

Единство и распределение парадигм

Размышление о перемещении или похищении Европы в контексте изучения каппадокийской богословской проблематики является новой, доселе не изученной, а, быть может, и не поставленной темой в контексте научного рассуждения. Интересным представляется рассмотрение основных координат богословского и философского мышления каппадокийцев с тем, чтобы в дальнейшем проследить их перемещение и смещение в последующей истории христианского мира. Обобщая, можно сказать, что если философская и универсальная составляющая христианской мысли и богословия была более очевидным образом усвоена западной цивилизацией и традицией, то аскетическое измерение в гораздо большей полноте проявилось на христианском Востоке.

Богословское рассуждение о цивилизационных парадигмах является областью, где место конкретных данностей и доказуемых построений почти всегда заменяют интуиции и предположения, которые вряд ли могут быть проверены и выверены на практике. Рассмотрение наследия великих каппадокийцев и его рецепция указывают на то, что если собственно богословская или доктринальная составляющая их дела была более подробно и точно реципирована и воспринята восточной христианской традицией, то три основные герменевтические координаты их прочтения в их усвоении различным образом распределились между Востоком и Западом. Если «философское и универсальное» сделалось достоянием севера и запада, то «аскетическое» раскрылось на востоке и юге. Подобное распределение можно проследить как на более глобальном цивилизационном уровне, так и на уровне специальном, частном, примером чего может служить представление об антропологическом идеале.

Рожденная богословием

В случае если предложенная здесь интерпретация имеет под собою основание, то распределение «цивилизационных потоков» и постепенное похищение Европы, то есть перемещение центра христианской средиземноморской и евразийской цивилизации на Запад, с последующим отождествлением последнего с Европой, которая нередко ассоциируется с общепринятыми цивилизационными нормами как таковыми, имеет весьма глубокие корни, прослеживаемые уже в каппадокийской богословской герменевтике и распределении ее основных характеристик в рецепции последующих столетий.

Конечно же, определение того, чем является христианская цивилизация и каковы ее важнейшие определяющие характеристики, является отдельной, чрезвычайно объемной темой, выходящей за рамки данного текста. В контексте предложенной проблематики важно отметить, что великие каппадокийцы не относятся к разряду тех личностей, что закладывали камни определенной человеческой цивилизации, но именно они в определенные моменты истории придавали камням этой цивилизации особый и неповторимый вид.

«Европа кончается там, где начинается Православие». Это однажды прозвучавшее утверждение из книги о столкновении цивилизаций в действительности является одним из коллективных стереотипов современного сознания, которые сами по себе не нуждаются ни в позитивном, ни в негативном восприятии. Ведь даже возможное несоответствие православной цивилизации с тем, что обычно воспринимается как Европа, само по себе вовсе не указывает на какую бы то ни было дефицитарность или недостаточность. Тем не менее, даже обобщенный феноменологический анализ данной тематики указывает на упрощенность и редуцированность подобной перспективы, в случае если она теряет динамику рассуждения и превращается в постулат.

«Европа кончается там, где начинается Православие». Где кончается Европа? Думается, что прежде чем ответить на этот столь своеобразно поставленный вопрос о конце Европы, необходимо подробное изучение вопроса об ее начале и началах. Европа началась в богословии.