Эффективность или результат религиозного образования и воспитания учащихся до 1917 г. зависели от многих факторов, важнейшим из которых признавался сам учащий – преподаватель Закона Божия или законоучитель – его личность, профессиональная подготовленность, духовная и педагогическая, желание и способность нести детям свет Христова учения.

Для составления обобщённого «портрета» законоучителя дореволюционной школы важны все слагающие характеристики, к которым относятся: 1) отношение законоучителя к обязанностям и исполнение им своего долга учить детей основам веры; 2) научно-педагогическая и богословская подготовка, уровень общего и специального духовного образования законоучителя, владение им методическими приёмами и вообще наличие в нём педагогической нацеленности и учительности; 3) личность законоучителя и его личные характеристики как человека, оказывающие влияние на характер преподавания и общения: теплохладное отношение к вере или горение; имеет большое значение преобладание или соотношение (сочетание) тех или иных типов мышления законоучителя: рационально-аналитического, эмоционально-чувственного, художественно-эстетического, мистически-созерцательного, догматического; 4) умение организовать урок, внеклассные занятия и внешкольные мероприятия (чтения, экскурсии, паломничества и др.); владение вспомогательными средствами обучения; 5) руководство молитвой учащихся; 6) законоучитель как пастырь, совершающий богослужения, исповедующий и причащающий учеников в домовой (училищной) или ближайшей приходской церкви; он же – искренне и глубоко верующий человек, живущий жизнью Церкви; 7) обличение не только человеческих грехов и пороков, но и церковных ересей и социалистических учений, учитель как наставник детей и юношества; 8) умение выстраивать отношения с детьми и их родителями, с епархиальным и гражданским начальством; 9) место секретаря педагогического совета и ставящего свою подпись после директора (в средних учебных заведениях); занимаемое законоучителем место в педагогической корпорации учебного заведения; членство в педагогическом коллективе, участие во взаимоотношениях с преподавателями других учебных дисциплин.

Универсальность требований к законоучителю состояла в том, что в идеально-образцовом случае он должен быть одновременно не только священнослужителем, богословом, пастырем-духовником и проповедником, но и хорошим историком и словесником, и вместе с этим – простым и искренним в общении с детьми, понимающим и любящим своих учеников.

Объективно оценить личность и подготовленность законоучителя применительно к решаемым образовательно-воспитательным задачам можно только на основе изучения всех указанных составляющих. От них зависит ответ на вопрос о состоятельности законоучителя и о том, насколько он соответствовал задаче религиозного просвещения народа и выполнил ли её, оправдал ли своё назначение и возлагаемые на него ожидания. Однако простых и однозначных ответов на указанные вопросы быть не может.

ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ О ЗАКОНОУЧИТЕЛЕ

В огромном массиве литературы советского периода вопрос о религиозном воспитании и законоучителе или сознательно умалчивался, или преподносился необъективно – в односторонне отрицательном и разоблачительном тоне[1]. Поэтому в общественном сознании сложился и до настоящего времени преобладает негативный образ законоучителя – тёмного мракобеса, малообразованного, грубого, некультурного и несимпатичного типа.

«Красный профессор», литературовед и педагог В.А. Десницкий (1878–1958) в брошюре «Церковь и школа» утверждал, что в созданной во второй половине XIX в. триаде сельских носителей и охранителей российской государственности в лице земского начальника, урядника и священника последнему была отведена обязанность держать народную мысль «в плену невежества, религиозных суеверий и предрассудков». Духовенство было объявлено государством единственным признанным воспитателем народа, и образование должно было даваться детям и взрослым под его наблюдением и руководством. А Закон Божий, особенно в начальных школах, был объявлен первым и главным предметом преподавания[2]. Но, как писал автор брошюры, «обязательное преподавание закона божия во всех школах не достигало тех целей, которые преследовала светская власть и ревностные исполнители её предначертаний из среды самого духовного сословия». Причиной тому, по словам В.А. Десницкого, служили «равнодушие и неподготовленность духовенства», «прохладное отношение к своим педагогическим обязанностям» («манкирование своими обязанностями со стороны законоучителей»). Поэтому законоучитель «был, в большинстве случаев, фигуркой маленькой и ничтожной, не внушавшей к себе и своему "предмету" никакого уважения, часто подвергавшийся даже злым насмешкам. И отношение к закону божию, как обязательному предмету школьного преподавания, со стороны учащихся сплошь и рядом было отрицательным»[3].

В постсоветской историографии появилось немало исследований дореволюционной системы образования, однако отдельного труда, освещающего состояние преподавания Закона Божия, нет. По-прежнему не изучена объективно и не охарактеризована деятельность законоучителя, преподававшего этот предмет и руководившего религиозно-нравственным воспитанием детей в школе.

Как отмечали исследователи А.В. и Н.Н. Греховы, главным пороком религиозно-нравственного воспитания в Российских начальных и средних учебных заведениях была «идеологизированность» Закона Божия, через который детям внушалась «православно-религиозная идеология». В конечном итоге «воспитывались и формировались безынициативные люди, способные лишь к бездумному послушанию и смиренности». Авторы статьи разделяют мнения «передовой педагогической мысли и учительской общественности», высказанные на III съезде Всероссийского союза учителей в 1906 г., о том, что Закон Божий «не подготовляет учеников к жизни, а вытравляет критическое отношение к действительности, уничтожает личность, сеет безнадёжность и отчаяние в своих силах, калечит нравственную природу детей, вызывает отвращение к учению. И гасит народное самосознание». Отсюда исследователи сделали однозначный вывод о том, что «Закон Божий как обязательный учебный предмет объективно изживал себя»[4].

В целом ряде других публикаций делаются необоснованные, не подтверждаемые фактами выводы о бесполезности, никчемности и вредности Закона Божия, о полной неудаче и провале дела духовно-нравственного воспитания. По мнению Т.И. Пашковой, большая часть преподавателей гимназий и законоучителей в XIX – начале XX вв. представляла собой «обычных чиновников от образования, отбывавших в классах положенные часы и трепетавших перед грозным начальством. Немногие из них обладали даром красноречия, житейской мудростью и педагогическими талантами». По словам Т.И. Пашковой, среди гимназических учителей довольно редко встречались настоящие духовные пастыри, умевшие убеждать своих учеников, но это были, скорее, исключения из общего правила. Приводя отрицательные характеристики законоучителей в мемуарной литературе, историк делает безотрадный для сторонников введения религиозного образования в школе вывод: «Обязательность уроков закона Божия, неотвратимость экзаменов, безликость, излишняя суровость, а то и, наоборот, полное равнодушие священников, стоявших за учительской кафедрой, бдительный контроль за посещением церкви нередко превращали всё в фарс или рутину, а следовательно, подтачивали религиозность детей, приобретённую в лоне семьи»[5].

В статье с тенденциозным названием («Неоправдавшиеся надежды…») Е. Наумов,основываясь на опубликованных воспоминаниях, делает заключение о том, что «преподавание религии, вопреки созданным для этого условиям наибольшего благоприятствования, решительно не оправдало возлагавшихся на него надежд». В отношении законоучителей автор статьи делает оговорку и считает неверным утверждение, что все дореволюционные законоучители были злобными, ограниченными, тупыми солдафонами, указывает на воспоминания о добрых, талантливых священниках, пользовавшихся любовью и уважением учеников[6].

Нельзя согласиться с другими суждениями о полной утрате Законом Божиим положительного воспитательного воздействия на детей. К примеру, Е.А. Морозова, основываясь на антирелигиозных суждениях Л. Пахревского и Е.Ф. Грекулова, не проработав огромный пласт литературы, не подкрепив свои суждения архивными документами, однозначно негативно оценила дореволюционное состояние религиозного образования и отметила, что ещё до 1917 г. Закон Божий «перестал быть средством нравственного воспитания» и служил «своеобразным щитом правительства перед любым прогрессивным, гуманистическим учением»[7].

Характерно, что названные историки в своих выводах и заключениях исходят из сообщений одних источников, целиком доверяя им, и вместе с тем игнорируют другие. Так, Т.И. Пашкова и Е. Наумов используют исключительно воспоминания, А.В. и Н.Н. Греховы – материалы Всероссийских съездов учителей, а Е.А. Морозова основывается на недобросовестных суждениях Е.Н. Грекулова и не знакома с архивными материалами. Но никто из них даже не пытается расширить круг рассматриваемых источников.

Л.А. Андреева и Е.С. Элбакян призывают историков не идеализировать и не мифологизировать дореволюционную Церковь, не преувеличивать роль её служителей, а строго сохранять историческую достоверность. Но не находят в дореволюционном духовенстве ничего светлого и выдающегося. Священнослужители представлены исключительно «презираемым сословием», ненавистным народом и интеллигенцией, жадным до денег, малообразованным и некультурным[8]. Но сами того не желая, исследователи создают пугающий миф. Следует представлять и понимать, кто и почему писал о недостоинстве христиан, священнослужителей и законоучителей. Сами представители Церкви, болеющие за дело религиозного образования, критиковали её во исправление христиан, духовенства, но не подвергали сомнению истины христианства, искали пути их соединения с жизнью. Другие вскрывали пороки – в целях изобличения и опровержения христианства и отрицания религии как таковой, а вместе с ней и Закона Божия. Авторы упомянутых статей используют источники некорректно и исключительно в подтверждение своих выводов о нарастающем массовом религиозном индифферентизме, об «оскудении духовного сословия». Но эти предположения не могут быть признаны безусловными, поскольку не находят повсеместного подтверждения. Таким образом, роль Церкви и религиозного просвещения, которое несли народу законоучители, в указанных статьях непомерно занижена.

В целом исследователи, тенденциозно и негативно оценивающие деятельность законоучителей, основываются лишь на материалах периодической печати, воспоминаниях и публицистических брошюрах и, к сожалению, не знакомы с архивными документами, что делает их обобщающие выводы односторонними, неправомерными и не соответствующими истине.

Авторы диссертаций более объективно подходят к оценке личностных и служебных характеристик законоучителей. Так, историк О.В. Осипов на материалах Оренбургской епархии показал, что духовенство, хотя и не было идеальным по своему нравственному уровню и образовательному цензу, но в большинстве своем обеспечивало решение стоящих перед ним задач. Можно сколько угодно критиковать систему преподавания Закона Божия и низкую квалификацию законоучителей, но востребованность религиозно-нравственного просвещения детей у населения была огромной. Русское православие, являясь, по сути, главным идеологическим инструментом государства, разработало стройную систему религиозно-нравственного, патриотического воспитания населения и являлось инициатором искоренения народных пороков (таких как пьянство, сквернословие, жестокость, распутство, воровство и проч.)[9].

Объективная оценка преподавания Закона Божия и законоучителя даётся в статьях Н.В. Казеровой, М.Ф. Пухальской, А.В. Ермошина, О.В. Фидченко. Во-первых, ими не делаются категорические выводы о бесполезности религиозного образования и неспособности законоучителей решать задачи религиозно-нравственного воспитания, во-вторых, не перечёркивается положительный опыт, методики в преподавании Закона Божия. Указанные историки пытаются извлечь уроки из положительного опыта и понять причины неудач. Поэтому такой подход к теме представляется продуктивным и взвешенным.

О нереализованном потенциале Закона Божия и способности законоучителей к реформированию системы религиозного образования свидетельствуют Н.В. Казерова и Г.А. Гриднев, изучившие материалы законоучительских съездов 1909 и 1913 гг. и пастырских собраний[10].

М.Ф. Пухальская выявила положительный опыт в преподавании Закона Божия и отметила отрицательные явления. К последним она отнесла неправильный взгляд самих преподавателей на свой предмет как на обучающий, а не воспитывающий. Справедливо её мнение о том, что важно извлекать полезные уроки как из позитива, так и из негатива[11].

На трудности и противоречия в дореволюционном религиозном образовании указал казанский исследователь А.В. Ермошин. Несмотря на занимаемое первое место в официальных программах и учебных планах, Закон Божий не был по-настоящему главным предметом в школе, которая, к тому же, всё более пропитывалась духом неверия и нигилизма[12]. А талантливый законоучитель не всегда имел возможность «раскрыться» в полной мере и часто мог поплатиться за свою «реформаторскую» деятельность.

Особого внимания заслуживают статьи О.В. Фидченко, в которых всесторонне рассмотрен вопрос о деятельности законоучителей. Историк отметила, что их труд на ниве народного образования был самоотверженным и чаще всего безмездным (т.е. бесплатным). По её данным, в 1907 г. в России платно работало лишь 7374 законоучителя, в то время как 19400 человек работало бесплатно. Таким образом, по подсчётам историка почти ¾ (72,5 %) преподавателей Закона Божия не получали платы за свой труд[13]. Последнее означало, что материальное вознаграждение не являлось главным в мотивации законоучительского труда.

Используя многочисленные архивные свидетельства о полезной законоучительской деятельности священников, исполнявших долг и обязанность преподавателя Закона Божия, О.В. Фидченко приводит факты истинно христианского духовного единения между законоучителем и его учащимися. Сам факт того, что оценка по Закону Божию в аттестатах светских учебных заведений стояла на первом месте, говорит о важном идеологическом значении этого предмета в системе российского образования рубежа XIX–XX вв.[14].

Историк обратила внимание исследователей дореволюционного образования на то, что преподавание Закона Божия оказывало положительное влияние на формирование и развитие морально-нравственных качеств учащихся, что, на её взгляд, не требует специальных доказательств. Хотя с указанным тезисом не согласятся исследователи, придерживающиеся марксистско-ленинских оценок религиозного образования. Так или иначе, но в дореволюционный период успешно развивались разнообразные формы сотрудничества светской и духовной власти в плане воспитания учащихся. В данном случае речь идёт об участии законоучителей в работе педагогических советов учебных заведений, о подготовке учительских кадров в духовных учебных заведениях, о проведении внеклассных занятий – религиозно-нравственных чтений, экскурсий, соединённых с паломничеством к местам религиозных святынь, а также контроле со стороны законоучителей за посещениями учителями и учащимися исповеди и причащения. О.В. Фидченко принадлежит немаловажное наблюдение относительно внешнего вида законоучителя, являвшегося ещё одним фактором воспитательного воздействия на учащихся. Аскетический чёрный цвет их одеяний (ряс), а также наличие у священника креста на груди оказывали дисциплинирующее влияние на поведение и настроенность учащихся[15].

Как справедливо писал один из зачинателей религиозного образования в 1990-е гг. протоиерей Глеб Каледа, в дореволюционной России «было много прекрасных приходских школ, прекрасных преподавателей Закона Божия. Опыт их, конечно, надо изучать»[16].

К источникам, проливающим свет на проблему законоучительства относятся прежде всего: а) законоположения, указы, инструкции и методические материалы, изданные к исполнению высшими правительственными органами, Министерством народного просвещения, Св. Синодом и его комитетами; б) методические материалы и пособия, статьи видных законоучителей, авторов учебников и методистов; в) материалы Всероссийских учительских и законоучительских съездов; г) информационно-аналитические публикации в периодической печати; г) публицистические статьи, сообщения и заметки из общественно-политических, литературных и церковных журналов и газет; д) воспоминания – документальные, автобиографические и литературные, – дореволюционные и написанные в советский период; е) отдельные произведения художественной литературы, в которых приводятся ярко написанные портретные характеристики законоучителей, лишь отчасти соответствовавшие действительности. Наконец, ещё одним важным источником в понимании отношения самих детей к Закону Божию являются школьные сочинения учащихся, в которых гимназистами и реалистами раскрывается понимание ими нравственной обязанности заботиться о собственном духовном состоянии. Распространено ошибочное мнение, к сожалению, ставшее аксиомой, о том, что подавляющее большинство учащихся не любили этот учебный предмет, презирали и ненавидели законоучителей, – что не соответствует действительности и опровергается фактами.

В рамках указанных источников возможно определить исторический «портрет» законоучителя – в прошлом влиятельной в деле религиозного образования фигуры, исчезнувшей из социального пространства России в первые советские годы, и дать ответ на вопрос: выполнил ли преподаватель Закона Божия свою историческую задачу?

ТРЕБОВАНИЯ К ЗАКОНОУЧИТЕЛЮ

В дореволюционный период в России сложилась система духовно-нравственного воспитания и религиозного обучения, главным звеном которой было обязательное преподавание во всех учебных заведениях, независимо от ведомственной принадлежности, – в церковно-приходских школах, воскресных, начальных и средних учебных заведениях, – Закона Божия, имеющего целью «обучение истинам религии и правилам нравственности, на религиозном учении основанным, а также сообщение сведений о богослужении и истории данной религии, её учреждениях и установлениях»[17].

Состав Закона Божия как предмета преподавания в низших школах слагался из церковных молитв, священной истории, объяснения богослужения и катехизиса. В средних учебных заведениях (гимназиях, реальных училищах) преподавались те же предметы, только в более объёмном и углублённом виде, с присоединением истории христианской Церкви. Безусловное право и обязанность преподавания Закона Божия, на основании церковных канонов (64 правило VI Вселенского собора) и действовавшего законодательства, принадлежало исключительно священнослужителям и лицам, окончившим духовные школы не ниже семинарии. Законоучитель, помимо преподавания Закона Божия, руководил ещё и молитвой учеников, чтением ими Священного Писания и религиозных книг, а также «следил за исполнением ими долга исповеди и причащения», наставляя учеников в соблюдении правил Церкви[18].

Преподавание этого предмета имело огромное значение: влияние его на подрастающее поколение было, несомненно, положительным. Но нельзя сказать, что вся система религиозного воспитания, и Закон Божий в частности, были безупречны. Современники видели и понимали очевидные недостатки этого курса, из-за которых нередко происходили сбои. Споры и дискуссии в обществе (на всероссийских законоучительских съездах, в Учебном Комитете Св. Синода, в Министерстве народного просвещения, в педагогическом сообществе, в родительской среде) – о структуре и содержании курса Закона Божия, программах и порядке изучения его составляющих, методах и методиках преподавания, обязательности экзаменов и оценок по Закону Божию и т.д. – объективно способствовали поднятию эффективности изучения Закона Божия, качества преподаваемых религиозных истин вероучения и повышению отдачи, т.е. результата религиозного обучения.

Многое зависело от учителя, его личных и профессиональных качеств. По справедливому мнению известного деятеля народного образования М. Демкова, «учитель, и по своей профессии и по своему призванию, должен быть носителем просвещения». И если школа «действительно должна отправлять важную функцию в государстве, то на деятельность и личность учителя должно быть обращено серьёзное внимание. Мысль эта сознавалась прекрасно ещё нашими предками». Как сказано в одном достаточно древнем документе (в уставе Луцкой школы 1624 г.): «Дидаскал, или учитель сей школы должен быть благочестив, рассудителен, смиренномудр, кроток, воздержлив, не пьяница, не блудник, не лихоимец, не гневлив, не завистлив, не смехотворец, не сквернослов, не чародей, не басносказатель, не пособник ересей, но споспешник благочестия, во всём представляя собою образец благих дел»[19]. Характерно, что из пяти положительных качеств учителя (благочестие, рассудительность, смиренномудрие, кротость, воздержание) благочестие упоминается дважды. Другие десять качеств формулируются через отрицание недолжного.

К учителю начальной школы предъявлялись высокие требования. В программе испытаний на звание учителя (1896 г.) отмечалось, что, помимо знания русского языка, счисления, истории и других преподаваемых предметов, учитель должен был проявить знания и по Закону Божию, который им хотя и не преподавался, но религиозная настроенность учителя обязывала к соблюдению требований, в число которых входило знание: 1) молитв (по учебному часослову, изданному по благословению Св. Синода); 2) священной истории Ветхого и Нового Заветов (по одному из учебников, одобренных для городских и уездных училищ); 3) краткого катехизиса (по книге «Начатки христианского учения»); 4) учения о богослужении (по одному из учебников, одобренных для городских и уездных училищ); 5) церковной истории (по книге «Краткая церковная история по программе городских и уездных училищ» П. Смирнова или другому учебнику, одобренному для городских и уездных училищ»)[20]. Как видно из обязательного минимума требований, право на занятие должности народного учителя было сопряжено не только со знаниями по отдельным учебным дисциплинам, но и с христианским мировоззрением учащего.

Для преподавателей средних учебных заведений обязательным было приведение к присяге, которая ко многому обязывала учителя, вступающего в должность. В её начале говорилось: «Я, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием…». Присяга давалась по написанному лично тексту и приводилась в исполнение чтением «клятвенного обещания», завершаясь целованием «слов и Креста Спасителя», в присутствии директора учебного заведения. К присяге учителя приводил, как правило, священник домовой (училищной, гимназической) или приходской церкви. Если наёмные трудовые отношения предполагали лишь соблюдение условий и требований договора и не имели в виду исполнения нравственного долга, то текст присяги был глубже и значительнее обычного трудового договора и включал обращение к нравственной совести присягающего. Клятвенное обещание давалось «во исполнение правил, предписанных ст. 186 (Уст[ановление] о служ[ебных]. Прав[илах]., Т. III. Изд. 1896)», а присяжный лист отправлялся попечителю учебного округа[21].

Требования к законоучителю были на порядок выше, чем к учителю, и определялись законоположениями правительства и Святейшего Синода, среди которых на первом месте стояли предписания, руководства об обязанностях законоучителей и методических приёмах преподавания, сформулированные в Уставе духовных консисторий, правилах о церковно-приходских школах, методических указаниях, в Инструкции настоятелям церквей, в материалах совещаний в Министерстве народного просвещения по реформе школы и др. документах.

В 1853 г. Палата Государственных имуществ препроводила в сельские училища для сведения и к руководству замечательное мнение директора училищ Пермской губернии «О способах преподавания некоторых предметов в уездных и приходских училищах», в котором о роли законоучителей сказано: «Основанием всякому преподаванию служит Закон Божий – страх Господень [который] есть начало премудрости. Обязанность законоучителя в особенности важна и священна; религия доставляет первое и существенное благо для человека в жизни здешней и указывает верный и прямой путь к спасению в будущей [жизни]; потому она должна руководить всеми поступками человека. Внушения молодому человеку твёрдых религиозных понятий послужат самым надёжным орудием к его нравственному образованию, которое должно идти всегда впереди умственного»[22].

Согласно Уставу Духовных Консисторий 1883 г. приходскому священнику вменялось в обязанность: «наблюдать за религиозно-нравственной жизнью своих прихожан, наставлять их в вере и христианской жизни как в церкви, так и вне её, отвращать… от всяких суеверий и вразумлять заблуждающихся». Особенно он должен был заботиться «об обучении детей своих прихожан началам христианской веры, заповедям и молитвам, а также грамоте» в устроенной при храме церковно-приходской школе[23].

В «Правилах о церковно-приходских школах», высочайше утверждённых 13 июня 1884 г. и в циркулярном указе Святейшего Синода от 12 июля 1884 г., указывалась цель начальных школ, открываемых православным духовенством, состоящая в том, чтобы «утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщать первоначальные полезные знания»[24]. В «Правилах» особо оговаривалось воспитательное значение предметов Закона Божия и давались некоторые методические указания относительно способа преподавания[25].

 В «Инструкции настоятелям церквей» 1901 г. содержались требования, предъявляемые к должности настоятеля, среди которых 7-м пунктом значилось важнейшее: «распространение религиозно-нравственного обучения и воспитания детей, открытие церковных школ, создание церковных библиотек»[26].

Как отмечалось в материалах по реформе школы на созванном по поручению Министра народного просвещения совещании духовных и светских лиц под председательством А.А. Бобринского (1916 г.), «целесообразное сообщение религиозных истин должно просветить и укрепить в вере христианских отроков и юношей, соделав их веру сознательной и плодотворной». Поскольку вера есть более сложное явление, чем простое рассудочное усвоение предметов, обозначенных термином «Закон Божий», то между успехами в познании религиозных истин и успехами поданной живой веры нельзя поставить знака равенства. Поэтому считалось, что обязанности законоучителя не должны были замыкаться границами классного преподавания, а переноситься и за стены класса – «в сферу отношений духовного отца к духовным детям, пастыря к пасомым»[27].

Изданные законоположения и методические руководства подробно расписывали обязанности законоучителей. Параллельно этому проходила работа по совершенствованию программ преподавания Закона Божия. Священник-законоучитель признавался первым руководящим лицом в религиозно-нравственном воспитании учащихся. Как считал Н.Х Вессель, законоучитель «может и не иметь высшего богословского академического образования, но должен быть человек честный, добрый, умный, твёрдой нравственной жизни, истинно-верующий и умеющий просто и сердечно беседовать с учениками об истинах религии на уроках Закона Божия, так, чтобы ученики видели и чувствовали, что он сам действительно верует в то, чему учит»[28].

Таким образом, главнейшими качествами, которыми должен обладать учитель вообще и законоучитель в частности, считались религиозность, честность, любовь к делу и детям, терпение, твёрдость воли и настойчивость, самообладание, бдительность, аккуратность, справедливость. На первом месте далеко не случайно стояла религиозность[29].

 ПРОБЛЕМЫ ЗАКОНОУЧИТЕЛЬСТВА В ИНФОРМАЦИОННЫХ, АНАЛИТИЧЕСКИХ И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛАХ

Как и во всяком живом деле, в преподавании Закона Божия наблюдалось немало отрицательных моментов, о которых открыто писалось в периодике. Нередко законоучители проявляли формализм и откровенную халатность в проведении уроков Закона Божия. Встречались и недостойные законоучители, далеко отошедшие от своего призвания по духовному просвещению детей. Наряду с огромным положительным влиянием на подрастающее поколение, преподавание Закона Божия в самых разных учебных заведениях имело, безусловно, и недостатки, ответственность за которые целиком ложилась на законоучителей.

О слабой постановке преподавания Закона Божия писал сельский священник, пожелавший остаться неизвестным, подписавшийся как «протоиерей и благочинный в приходе близ губернского города в одной из приволжских губерний» [Саратовской губ.][30].

В некоторых школах Камышинского уезда Саратовской епархии наблюдалось «неосмысленное, нередко даже механическое знание учащимися всего учебного курса, особенно же молитв и катихизиса»[31]. В 1910 г. здесь же отмечалось «неумелое и небрежное отношение законоучителей к своему делу», «непосещение ими уроков» и как результат – «плохое знание учащимися этого предмета». Законоучители, занятые по основному месту службы в приходе, перепоручали учителям проводить уроки Закона Божия вместо себя. Земство приняло решение удерживать из зарплаты за непроведённые ими уроки[32].

В 1912 г. Могилёвское губернское собрание указывало преосвященному епископу на недопустимое и «из рук вон плохое преподавание Закона Божия» в земских школах[33]. Небрежное отношение и открытое пренебрежение своими законоучительскими обязанностями не только в министерских, но и в церковно-приходских школах («манкировка православными священниками уроков Закона Божия») отмечались в северо-западном крае[34]. Невыдача уроков Закона Божия была зафиксирована в Воронежских уездных земских школах и составляла более половины часов от всей программы[35].

Земские органы Курской губернии обвиняли духовные власти в низком методическом уровне преподавания Закона Божия, в пропусках занятий и в уклонении законоучителей от своих обязанностей (в «теплохладном» отношении к своим законоучительским обязанностям). В свою очередь, духовная власть, горой стоявшая за церковно-приходские школы, обвиняла земства в утрате церковности и особенно в том, что Закон Божий в земских школах становится обычным в ряду других, когда к его преподаванию допускаются лица, не имеющие на то ни призвания, ни права, а также в том, что через земских учителей происходит «заражение» школы революцией[36].

Обычной практикой в школах были наказания учащихся, среди которых и унижающие человеческое достоинство. Некоторые законоучители позволяли себе ставить учащихся на колени или в угол, оставлять без обеда, таскать за «вихры», высмеивать нелестными эпитетами перед классом и т.д.[37]. Как писал один исследователь истории народного образования в России, обращение с учениками в церковно-приходских школах не отличалось мягкостью. «Розги были главным дисциплинарным средством, а сечение ими поручалось ученикам, которые считались лучшими; кроме розог практиковалась постановка на колена, иногда на горох, а теребачки, щелчки и колотушки считались мерами самими обычными и без них не выучивался ни один урок»[38]. В старейшей на Дону церковно-приходской школе для прихожанских православных детей в слободе Даниловке Усть-Медведицкого округа, как отмечалось в церковно-приходской летописи, метод обучения зависел от учащих, но самым главным способом, к которому прибегали учащие для достижения лёгкости обучения, была розга, которая отвечала за «непонимание учащих и учащихся»[39].

В светских и церковных журналах обсуждались вопросы преподавания Закона Божия в начальных и средних учебных заведениях. Немало высказывалось справедливой и заслуженной критики в адрес законоучителей, разработчиков программ и методик, устроителей школ и педагогических работников. Анализировались причины постепенного и ползучего расцерковления народа. Законоучителей критиковала не только либеральная и революционно-настроенная интеллигенция, называвшая себя «передовой». О недостатках в преподавании Закона Божия и об уклонении от решения главной задачи – воспитания религиозного чувства, писали представители Церкви, законоучители, методисты, т.е. те, кто искренне переживал за состояние религиозного воспитания учащихся. Если на страницах либерально-прогрессивных изданий высказывались соображения, радикально отрицающие значение Закона Божия, ставившие под сомнение сам принцип религиозного образования и воспитания детей и юношества, то в статьях церковных деятелей острая постановка вопроса о законоучителях имела целью устранение безобразных явлений и повышение качества религиозного обучения. Среди материалов аналитического порядка преобладают статьи и книги священников, законоучителей и церковных людей.

Примером такой продуктивной и полезной критики являлись книги, статьи выдающегося законоучителя, методиста, историка религиозного образованиях протоиерея Д.П. Соколова (1832–1915)[40], который ещё в 1868 г., размышляя на страницах «Журнала Министерства народного просвещения» о причинах малой успешности Закона Божия, с огорчением писал об отвлечённом, неприложимом к жизни, безжизненном и сухом преподавании Закона Божия. Он был убеждён в том, что успех преподавания, кроме душевных качеств преподавателя и окружающей среды, во многом зависит от дидактических приёмов[41].

Позже, к основательному историческому очерку преподавания Закона Божия в России, изданному в 1874 г., его автор протоиерей Д.П. Соколов приложил «Заметку о нравственном влиянии законоучителя», в которой обозначил обучающую и воспитывающую стороны Закона Божия. Будучи авторитетным специалистом, он считал, что в обучении предмету требуется всесторонне подготовленный и методически знающий преподаватель, но поскольку целью преподавания Закона Божия являются не знания сами по себе, а религиозное воспитание, то в этой области всё зависит от личности законоучителя, от его сердечности, и здесь никакие наставления, правила, руководства или программы не помогут. Д.П. Соколов так характеризовал недостаточность обучающей компоненты религиозного образования: «Можно тысячу раз приказывать: "развивайте религиозное чувство воспитанников, имейте на них нравственное влияние", и ничего не достигнуть. Иногда даже, при строгих приказаниях законоучителям иметь влияние на учеников и при настойчивых стремлениях учителя выполнить рачительно приказание начальства, – в результате оказывается, что в учениках развивается ханжество, индифферентизм, или, ещё хуже, отвращение к религии, если преподаватель религии – человек чёрствый или только заученно-верующий»[42]. Как считал Д.П. Соколов, к сожалению, «у нас большею частию идёт одно обучение Закону Божию, а не воспитание в этом Законе». Поэтому до тех пор, пока класс Закона Божия не примет характера религиозного, а законоучитель не станет духовным отцом и представителем Церкви Божией, изучение этого предмета останется простой выучкой, а законоучитель – простым учителем[43]. Д.П. Соколов напомнил одно важное общее правило религиозного воспитания: «Живите сами так, как хотите, чтобы жили ваши дети». На самом деле, если жизнь родителей или воспитателей идёт вразрез с религией, то дети видят эту рознь слова и дела и приучаются к не очень честному правилу жизни: «не всё то делается, что говорится»[44].

Известный педагог С.А. Рачинский (1833–1902), создатель уникальной сельской школы, ставшей прообразом церковно-приходской школы, считал главным для преподавателя Закона Божия в сельской школе – «практическое знакомство с церковным богослужением», которое даётся не образованием, а «постоянным, с самого детства участием в церковных службах». Поэтому малограмотного дьячка в качестве законоучителя он ставил выше «усовершенствованного учителя», напичканного приёмами передовых западных педагогов[45].

В острой форме вопрос о религиозном воспитании поставил Н.С. Лесков в статье «Чудеса и знамения»: «Мы хотим, мы просим… чтобы нам в наших детях сберегли веру, которую мы посевали в них с колыбелей, как посевали её в нас отцы наши». Закон Божий, как самый живой и необходимый предмет школьной программы, по словам писателя, «неумелые законоучители» обратили «в мучительную докуку». Н.С. Лесков просит, требует переменить отношение преподавателей к Закону Божию: «Мы не хотим и не можем оставить своих детей без религии, которую делают им неприятною и противною различные “начатки” и “кончатки”, выдуманные с целью упразднить изучение Слова Божия в его простой и всякому доступной форме»[46].

В другой статье 1880 г. писатель обнажил проблему, состоящую в том, что по тем или иным причинам в каждой пятой начальной школе в России Закон Божий не преподаётся, назвав это печальное явление «безбожными школами». По мнению писателя, причиной тому послужили законоучители, одни из которых не могли и не хотели преподавать Закон Божий, находя этот труд безвыгодным, другие оправдывали уклонение от законоучительства своей неспособностью. Третьи были чрезвычайно заняты исполнением своих священнослужительских обязанностей на приходе, а четвёртые оказались не на высоте своего призвания. Пропуски уроков и уклонения священнослужителей приобретали угрожающие масштабы. Публичное обсуждение вопроса вызвало предложения о праве светским учителям преподавать Закон Божий под наблюдением священников[47].

Свящ. Г.С. Петров (1866–1925), известный своими публичными лекциями, пользовавшийся популистскими средствами и обличавший правительство, общество и Церковь, писал в одной из своих брошюр: «Возьмите, наконец, уроки Закона Божия. Какие это должны быть ценные золотые часы и как часто утомительно скучны, безнадёжно сухи бывают они!..»[48]. Публицист и философ В.В. Розанов (1856–1919), журналисты, писатели, – все видели серьёзные пороки в деле преподавания Закона Божия в учебных заведениях[49].

Задолго до 1917 года современники отмечали: что-то неладное творится с преподаванием Закона Божия, мало кого удовлетворяла его постановка, как и в целом религиозно-нравственного воспитания молодёжи. Жалобы и нарекания на неудовлетворительные результаты этого преподавания слышались и со стороны родителей и педагогов, со стороны самих законоучителей, земских деятелей, представителей Думы и архиереев.

Суммируя результаты такого преподавания в начале 1900-х гг., выступил в печати прот. Ф.Н. Орнатский (1860–1918), писавший о формальном и отрывочном усвоении Закона Божия одним умом, в итоге же высота и глубина истин православия остаются непознанными[50]. Он тогда сформулировал пожелания законоучителей в шести пунктах – тезисах, опубликованных газете «Новое время» (1901 № 9153), смысл которых сводился к следующему: 1) Закон Божий есть не учебный, а воспитательный предмет, а законоучитель – не только учитель, но и воспитатель личности христианина; 2) необходима замена учебников подлинным словом Божиим (об издании учебной Библии); 3) законоучитель должен «гореть духом» сам и возжигать религиозное чувство у детей и «живым словом быть руководителем в деле спасения»; 4) возврат учащихся под кров св. Церкви с её молитвами, богослужением и Таинствами; при этом законоучитель является пастырем для учеников; 5) участие в воспитании детей родителей – живым словом и примером; 6) обязательное увеличение числа уроков Закона Божия (с одного до двух часов в неделю)[51]. Из шести тезисов, предложенных Ф. Орнатским, 2-й и 6-й относились к организации уроков, 5-й касался родителей и три тезиса (1-й, 3-й и 4-й) были напрямую обращены к законоучителю и зависели только от него. Таким образом, самыми пристрастными критиками неудовлетворительного состояния преподавания Закона Божия были сами законоучители и священники[52].

Законоучителей упрекали в отсутствии педагогических знаний и навыков, что было отчасти правдой. Но ещё в 1866 году в духовных семинариях вместо упразднённых естественно-научных дисциплин была введена педагогика. Решено было будущих пастырей обучать основам педагогики с той целью, чтобы они, как законоучители церковно-приходских и светских начальных школ, на основе новейших достижений педагогической науки могли полноценно преподавать Закон Божий и проводить религиозно-нравственное воспитание и обучение[53]. Было понимание того, что законоучитель должен быть «вооружён» знаниями и навыками педагогического мастерства. Известный казанский законоучитель прот. А. Дружинин посвятил этой теме одну из своих лекций (1913 г.), названную «О средствах и методах религиозно-нравственного воздействия на учащихся на основании данных новейшей педагогической литературы», в которой обозначил цель воспитания: «Последняя цель воспитания есть цель религиозно-нравственного развития и усовершенствования человека, раскрытие в нём образа и подобия Божия, введение его в живое и деятельное общение с Богом и ближними в духе благочестия и благотворной любви к Богу и ближнему»[54].

На Съезде оо. Наблюдателей церковных школ Саратовской епархии (11 августа 1914 г.), по докладу Сердобского Уездного наблюдателя свящ. о. Д.В. Орлова о преподавании в церковных школах Закона Божия и о средствах повышения его успешности, указано, что «преподавание Закона Божия не во всех церковных школах поставлено на должную высоту и это заключение касается всех отделов программы этого предмета, а именно: молитвы в некоторых школах читаются без достаточного выражения и благоговейной настроенности и часто с искажением их текста, дети мало знакомы со смыслом молитв и со значением отдельных слов и выражений в тексте, нередко мало осведомлено и в священно-исторических событиях, затрудняясь связно и толково передать то или иное событие, истолковать его смысл и значение, встречаются неясные и мало отчётливые познания и в изъяснении Символа Веры». По мнению докладчика, причинами малоуспешности Закона Божия являлись следующие моменты: 1) перегруженность приходских священников уроками во многих школах своего прихода; 2) недостаточная осведомлённость некоторых законоучителей, главным образом, из лиц, не имеющих законченного богословского образования в деле преподавания Закона Божия; 3) нерадивое отношение некоторых оо. законоучителей к своим обязанностям и 4) несогласованность по местам преподавания славянского языка и церковного пения с преподаванием Закона Божия[55].

«К сожалению, наша школа ушла в мелочи, в богословско-схоластические тонкости и просмотрела суть христианского учения – религиозное воспитание, – писал в 1917 г. на страницах «Журнала Министерства народного просвещения» М.А. Миропиев, – Вследствие этого религиозное знание поставлено у нас выше религиозного воспитания, религиозного спасения. Отсюда… религиозная казуистика и формализм, индифферентизм и неверие, уход в… рационалистические секты. Иисус Христос учил нравственности, а мы об ней большею частью молчим и сообщаем только разные сведения о религии. Христос учил о любви к Богу и ближним, а мы говорим об этом только вскользь, так как даже в нашем Филаретовском катихизисе в отделе любви предлагается 10 заповедей Синайского законодательства, а не христианское учение о любви к Богу и ближнему. Иисус Христос указал нам высочайший идеал для бесконечного совершенствования, а мы говорим об этом только мимоходом. Иисус Христос о самых возвышенных истинах учил просто, наглядно, образно, в форме сравнений и притч, а мы говорим туманно, отвлечённо, превыспренно. Мы низвели Закон Божий до уровня обыкновенного учебного предмета и даже оцениваем успехи по нему баллами. Примеры окружающих лиц и особенно воспитателей не только не содействуют делу религиозного воспитания, но довольно часто даже вредят ему. Наконец, некоторые оо. законоучители погасили в себе религиозный огонь, являясь наёмниками, часто без уважительных причин не посещают своих уроков»[56]. Но не эти указанные негативные явления определяли главное. В народе сохранялась тяга к религиозному просвещению, уважительное и почтительное отношение к законоучителям, которым родители доверяли своих детей*.