В 1933 году архиепископ Вениамин прибыл в Америку, чтобы исполнить поручение заместителя Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского): выяснить каноническое положение Североамериканской епархии Русской Православной Церкви. Временно управляющий этой епархией митрополит Платон (Рождественский) отказался подчиниться митрополиту Сергию, после чего архиепископ Вениамин был назначен экзархом Московской Патриархии в Америке, а митрополит Платон отстранен от управления и запрещен в священнослужении. Однако ни сам митрополит Платон, ни его иерархия и клир, ни североамериканские приходы с прихожанами не послушались указа из Москвы. В подчинение архиепископу Вениамину перешли лишь единицы из духовенства и небольшая группа мирян. Некоторое время спустя, к экзарху присоединился архиепископ Алеутский Антонин (Покровский).

^{После кончины митрополита Платона, последовавшей в ноябре 1934 года, главой Североамериканской епархии на Соборе в Кливленде (США) был избран старший викарий митрополита Платона Феофил (Пашковский)[1]. Североамериканская епархия была провозглашена митрополией, а законность экзархата Московской Патриархии хоть и не отрицалась, но значение его для Америки считалось сомнительным, ввиду необходимости здесь «автономной церкви»[2]. Вскоре митрополит Феофил нашел «прочный канонический фундамент» в сближении с Заграничным Архиерейским Синодом в Сремских Карловцах (Югославия), подписав в 1935 году «Временное Положение о Русской Православной Церкви заграницей»[3]. Вслед за этим американские приходы «карловчан» вошли в состав Североамериканской митрополии.}

^{14 июня 1938 года архиепископ Вениамин был возведен в сан митрополита, как говорилось в указе Синода, «ввиду особого положения нашей маленькой епархии в Америке перед лицом воинствующих раскольников, а также в воздаянии самоотверженной готовности, с какой Преосвященный экзарх наш несет тяжкие лишения, труды и поношения»[4]. О поношениях в свой адрес владыка Вениамин писал в 1945 году в письме к митрополиту Сергию (Тихомирову): «За 12 лет моей жизни я много натерпелся от отколовшихся (включительно до угрозы – убить меня). А уж об озлоблении и не говорю. Все это продолжалось до начала декабря 1944 года. О подробностях не пишу, их слишком много»[5].}

^{В первые годы своего пребывания в Новом Свете митрополит Вениамин жил бедно, спал на полу, подметал улицы, чтобы как-то заработать на хлеб[6]. В свой адрес в периодической печати и лично он выслушивал многочисленные оскорбления за свою приверженность к Московской Патриархии. В начале своего служения в Америке в его подчинении находился всего лишь один приход[7]. И хотя уже в октябре 1943 года митрополит сообщал о 12 приходах[8], материальное положение американского экзархата не становилось от этого лучше. По сути, верность Матери-Церкви в то время за границей являлась настоящим исповедничеством. Те приходы, которые переходили в подчинение американского экзарха Московской Патриархии, вынужденно теряли свой прежний доход. Юрисконсульт С.С. Парфенов писал владыке Вениамину по этому поводу в 1944 году: «…я хотел бы обратить внимание на Ваше экономическое положение, как экзарха Московской патриархии. Положение очень трудное для Вас, и оно стоит на пути к объединению. Предположим, какой-нибудь священник хотел бы присоединиться к Матери-церкви, но придет к Вам, посмотрит, как Вы живете, то и скажет себе, что в такой бедности он и его семья жить не могут. Помню, когда я посетил Вас в первый раз, то даже Ваша кухня была в бывшей уборной. Кто же из современных священников может делить такие лишения? Священник видит, что он не только не будет иметь обеспечения на будущее, но у него не будет ни крова, ни обеда, как только он оставит феофиловский приход. Например, еп[ископ] Макарий [Ильинский] и др[угие] и рады перейти к Вам, но Вы их даже на время приютить не можете»[9]. Это понимал и сам владыка. Однако для того, чтобы исправить свое бедственное материальное положение, ему необходимо было возвращать церковное имущество в ведение экзархата. По этому поводу он писал Патриарху: «…этот вопрос в Америке оч[ень] трудный, т[ак] к[ак] Правительство не вмешивается непосредственно в церковно-имущественные дела. На все нужны с  у  д ы. А это стоит и денег, и борьбы»[10]. Денег как раз у экзарха не было. О бедности патриаршего экзарха свидетельствовал даже советский посол, ходатайствуя в 1945 году о материальной помощи ему от Патриархии «на экипировку»[11]. Что же касается «борьбы», то митрополит Вениамин не считал нужным к ней прибегать, так как надеялся на мирный и естественный процесс примирения. «Мы жили, мы просто физически жили, и этим показывали, что жива московская Патриаршая Церковь…» – говорил он впоследствии митрополиту Григорию (Чукову)[12].}

^{Патриарший экзарх также не считал себя вправе вмешиваться в чужую область и зачастую отказывал в переходе к нему целых приходов из других юрисдикций Поместных церквей в Америке[13]. Хотя многие смотрели здесь на такие вещи весьма снисходительно: «Путанная страна церковного своеволия и противоречивых националистических столкновений», – сетовал владыка в своем письме митрополиту Сергию (Страгородскому)[14]. С другой стороны, по слову Спасителя («Приходящего ко Мне не изгоню вон» – Ин. 6:37) митрополит Вениамин не отказывал в принятии к общению отдельным лицам. В том числе и тем, кто его впоследствии дискредитировал[15].}

^{Нельзя при этом сказать, что владыка Вениамин нисколько не заботился о своей небольшой епархии, а лишь спокойно выжидал присоединения к нему многочисленных приходов Североамериканской митрополии. Реалии американской жизни не позволяли патриаршему экзарху проводить жесткую централизацию епархиальной жизни в США: переписывать на себя как на экзарха имущество приходов, требовать отчислений в епархиальное управление и совершать тому подобные меры административного хозяйствования. По свидетельству епископа Феодора (Текучева): «Митрополит Вениамин часто посещал свои американские и канадские приходы, совершал в них богослужения, за которыми неизменно проповедовал. Сам вел канцелярию Епархиального управления и обширную переписку. Лично отвечал каждому на его письмо, а также на праздничные приветствия. После богослужений митрополит Вениамин за трапезой любил вести назидательные беседы о жизни святых, подвижников, святителей, замечательных людей или рассказывал о поучительных случаях из своей жизни. Эти беседы всегда были увлекательными и интересными, очень объединяли верующих людей»[16]. В октябре 1937 года владыка организовал в Нью-Йорке богословские курсы. Первоначально на этих курсах обучалось 20 человек[17].}

^{С началом вторжения немецких войск в Советскую Россию митрополит Вениамин стал одним из самых активных организаторов патриотического движения в поддержку Красной армии. Искренне сочувствуя своей Родине, он видел в патриотическом движении не только залог единения русской эмиграции, но и предпосылки к церковному объединению. 2 июля 1941 года на многолюдном митинге в Мэдисон Сквер Гарден в Нью-Йорке он выступил с обращением к соотечественникам, в котором призвал забыть прежние разногласия и оказать посильную помощь Родине в борьбе с фашизмом[18]. В годы войны митрополит участвует в различных комитетах и общественных организациях, оказывающих помощь России[19], а также ведет обширную переписку с различными корреспондентами как в США, так и Зарубежом. В августе 1941 года он пишет письмо композитору С.В. Рахманинову, в котором просит последнего взять на себя миссию объединения русской эмиграции, надеясь, что «Бог внушит ему такую благую мысль». Поскольку владыка знал, что, в отличие от многих русских эмигрантов, тот не только страдал душой за Россию, но и желал ей победы, то писал ему: «И вот, может быть, по Божьему Промыслу, пришло Ваше имя. Не суждено ли Вам начать это доброе и святое дело? Доколе же русская интеллигенция будет продолжать свое разделение с народом своим: Так было; неужели так и будет? Неужели даже смертельная борьба наших братьев русских против удушения их немцами не соединит нас, беженцев, с общим Отечеством? Чего еще тогда ждать? Неужели – только смерти и вымирания (физического и духовного) среди чуждых нам иностранцев? Не пора ли «домой», хотя бы пока душою? А момент – исторически-единственный…»[20]}

^{Рахманинов, чуждавшийся общественно-политической деятельности, откликнулся по-своему: 1 ноября 1941 года он дал в Нью-Йорке первый концерт с целью сбора средств для медицинской помощи Советской армии. Эффект от этой акции был именно таким, о котором мечтал митрополит Вениамин: Сергей Васильевич, пользовавшийся колоссальным авторитетом, уважением и любовью в русских диаспорах, духовно поддержал и объединил всех тех, кто в то время молился за русскую победу[21].}

^{Начиная с 1943 года, авторитет Советского Союза в США стал неуклонно расти. Этому способствовала значительная поддержка, которую оказывала своему союзнику по антигитлеровской коалиции администрация президента США Ф.Д. Рузвельта, пропаганда в печати и на киноэкранах, а также военные успехи Советской армии. Немаловажным фактором изменения общественного мнения в Северной Америке по отношению к своему недавнему противнику явилось избрание митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси, а также «новый курс» по отношению к Русской Православной Церкви, обозначенный в политике И.В. Сталина.}

^{Владыка Вениамин продолжал совершать поездки по стране и выступать на многочисленных собраниях и митингах. Так, 6 ноября 1943 года он выступает в Чикаго, 8 ноября – в Нью-Йорке, 11 – в Патерсоне, 14 – в Монреале (Канада), 21 – в Нью Хэвене и т.д.[22] Не оставляет вниманием и прессу: публикует в печати свои статьи, дает многочисленные интервью и комментарии.}

^{Возведение митрополита Сергия в сентябре 1943 года в сан Патриарха, как писал митрополит Вениамин, «всколыхнуло весь мир»[23]. С каждым годом возрастали надежды на преодоление церковного разделения в Америке. По свидетельству владыки, «народ (миряне)… стал сердцем за Родину, а это пододвинуло и клир»[24]. При этом патриарший экзарх отмечал, что «народное движение» происходит не столько исходя из мотивов церковных, «сколько из патриотических побуждений – любви к братьям русским»[25]. В докладе Патриарху Сергию 3 февраля 1944 года он говорил: «…Господь разными путями ведет к церкви людей: слава Богу и за это! Такое народное движение, не ослабевающее, а пожалуй, все усиливающееся (хотя и не ярко) и заставляет сначала приходских священников, а дальше – и архиереев, все больше продвигаться к вопросу о необходимости так или иначе решать дело»[26].}

^{Сближение приходов Североамериканской митрополии с Московской Патриархией во многом зависело от голоса простого приходского духовенства и мирян. Большие надежды на то, чтобы этот голос был услышан, митрополит Вениамин возлагал на Всеамериканский православный Церковный Собор. Он писал Патриарху Сергию в марте 1944 года: «Архиереи все откладывают «всеамериканский собор» с мирянами – по той же боязни участия народа в церковной жизни. А если и допускают его, – то стараются выбирать «нужных людей». – Мы, ведь, умеем, – говорил мне один протоиерей, – провести на Собор, кого хочем. Это есть грех против Церкви, ­– или против, Духа Божия, живущего и в мирянах. Это уклон в католицизм с его «учащей и правящей» «Церковью» <…> Конечно, опасности могут быть и тут (в демагогии); но они угрожают меньше, чем «пресвитерианизм» духовенства (как, напр[имер], в обновленчестве) и самоволие архиереев без народа»[27]. В так называемом «онародовлении» церковной жизни митрополит Вениамин видел одну из самых главных задач своей деятельности в Америке. Не доверяя американской иерархии и духовенству, он всячески приветствовал активное участие мирян и в приходах, и в благочиннических советах, и в Епархиальном Совете, и в Епархиальных собраниях, считая, что такова идея Христовой Церкви и таковы дух и буква приходского устава 1917–1918 годов[28].}

^{В декабре 1944 года митрополит Вениамин был приглашен в Советский Союз для участия в Поместном Соборе Русской Православной Церкви, который должен был избрать нового Патриарха. Через экзарха на Собор были приглашены также представители Североамериканской митрополии. Сам владыка Вениамин вспоминал, что мысль пригласить на Собор представителей со стороны Североамериканской митрополии у него возникла по следующим причинам: «Я верил, что делегаты увидят тут свою ошибку и примирятся. И действительно, приглашение их на Собор вызвало чрезвычайное движение и в духовенстве, и среди мирян»[29].}

^{Делегация представителей митрополита Феофила (Пашковского) в лице епископа Алексия (Пантелеева) и протоиерея Иосифа Дзвончика прибыла в Москву 10 февраля, когда работа Поместного Собора была уже завершена. Они представили Синоду «Доклад Русской Православной Церкви в Америке Всероссийскому Церковному Собору 1945 года» и «Наказ делегатам Русской Православной Церкви в Америке посылаемым на Всероссийский Церковный собор 1945 года». В этих документах установление отношений с Московской Патриархией предполагалось только при условии предоставления Североамериканской митрополии полной автономии. В «Краткой записке по поводу доклада и наказа американской делегации» от 11 февраля 1945 года митрополит Вениамин писал: «Эта группа в сущности желает быть автокефальной, хотя говорит лишь будто бы об «автономии». Связь «автономистов» выражается лишь в том, что избранный глава автономной церкви не утверждается Матерью Церковью, а лишь решение об избрании его посылается к «сведению» в Патриархию. Еще есть пункт об апелляции епископов против главы автономного округа. Да еще будут получать они мощи и св[ятое] миро от Матери Церкви. Это – почти фактическая автокефалия»[30]. При этом экзарх просил Священный Синод «всемерно сохранить и мудрую осторожность и даже любовь» к посланникам, утверждая, что они выражают мнение не большинства, а только «архиереев и наиболее самочинных клириков и политиков из мирян»[31]. В качестве выхода из сложившейся ситуации митрополит Вениамин предлагал созыв Всеамериканского Церковного собора, на котором Московскую Патриархию должен был представлять специальный «делегат», облеченный патриаршими полномочиями. Также владыка полагал, что в этом случае нужно даже пойти навстречу «автономии», но умеренной, а не «автокефальной» и «снять запрещение с Американской епархии (Церкви), иначе невозможно нам работать совместно с запрещенными»[32].}

^{14 февраля 1945 года на заседании Священного Синода был заслушан доклад епископа Алексия (Пантелеева) и представлен проект устройства Американской Церкви после ее воссоединения[33]. Руководствуясь докладом и предложениями митрополита Вениамина, Священный Синод постановил все епархии в Северной Америке объединить в митрополичий округ – экзархат Московской Патриархии. Для избрания главы экзархата в мае 1945 года созвать Всеамериканский православный собор, под председательством архиепископа Ярославского и Ростовского Алексия (Сергеева), делегируемого в Америку Патриархом. И рекомендовал кандидатами в экзархи всея Америки и Канады митрополита Вениамина (Федченкова) и архиепископа Алексия (Пантелеева), не стесняя Собор выдвинуть и избрать своего кандидата, но сохраняя за собой право отвода. От митрополита Феофила (Пашковского) требовалось декларирование отказа от политических выступлений против СССР (слово «лояльность» «как неприемлемое и неверно толкуемое представителями противоположной стороны» было отвергнуто). И в случае принятия этих условий, до созыва Всеамериканского собора снималось запрещение, наложенное на Американскую Церковь 4 января 1935 года[34]. До выполнения этих требований Патриарх Алексий (Симанский) от совместного служения с делегатами уклонился. Таким образом, проведя три встречи с новоизбранным Патриархом, американская делегация 17 февраля 1945 года отправилась в обратный путь, увозя с собой условия Патриархии о воссоединении[35].}

^{Во время своего пребывания в Москве митрополит Вениамин много ходил по городу и ездил на трамвае[36]. «В тот приезд Вениамин и в самом деле много где побывал, – вспоминает в своей автобиографической повести «Верую!» советский писатель Леонид Пантелеев. – В том числе был и на Чкаловской у Маршака. Самуил Яковлевич рассказывал о нем с восторгом; образованный, умница, с юмором... Рассказал мне Самуил Яковлевич и о том, что когда он провожал митрополита, во двор изо всех подъездов сбегались женщины, подходили к владыке и просили благословения <…> Митрополит Вениамин расспрашивал тогда у Самуила Яковлевича о многом и о многих »[37].}

^{В одну из таких поездок по Москве митрополит обратился к рядом сидящей с ним женщине и в разговоре с ней упомянул о своей любви к русскому народу. На что собеседница ему ответила: «А если бы не любил, то Вас бы сюда и не пустили»[38]. Поразили и запали в душу владыке слова одного протоиерея, который сказал ему тогда же в Москве: «Да, нам дают права. Все больше и больше. Но теперь уже не в этом дело, – а в нас самих: чем, духовенство, ответим на это и правительству и народу?»[39] Ответ в сердце митрополита созрел давно. В письме к митрополиту Сергию (Тихомирову) по дороге из Москвы он писал: «…если бы вы знали, какое счастье служить православной церкви и вообще всему русскому народу в Отечестве! Конечно, мы и за границей знали, что такое русский народ, о котором мы тоскуем вне Родины. Но когда я лично встретился с ним и по пути через Чукотку – Сибирь и в Москве и в Ленинграде, то я был умилен до глубины души! Какая вера, какая сердечность, какое смирение, какая ласка, какая простота души!»[40]}

 ^{С 22 по 27 февраля 1945 года митрополит Вениамин по приглашению архиепископа Григория (Чукова) совершил поездку в Ленинград[41]. А уже 14 марта 1945 года владыка прибыл в Сан-Франциско и вечером того же дня выступил в Свято-Никольском соборе с докладом о своей поездке на Поместный Собор, в котором подробно остановился и на условиях объединения[42]. В эти дни он постарался встретиться с митрополитом Феофилом, который находился здесь же, в Сан-Франциско. При первом своем посещении митрополита Феофила тот отказал ему в приеме, сославшись на  состояние здоровья. Владыка Вениамин пришел на второй день. В этот раз митрополит Феофил его принял. Состоялась первая и последняя встреча двух иерархов[43]. О деталях разговора мы не знаем. Однако вскоре после этого митрополит Вениамин выехал в Нью-Йорк. В своей телеграмме Патриарху Алексию он с горечью сообщал: «Посетил Феофила. Тяжелое впечатление. Хочет отложить вопрос до осени. Что делать?»[44] Оставалось ждать созыва Всеамериканского православного собора.}

^{В эти дни патриарший экзарх активно выступает в печати и рассказывает обо всем, что видел в Советском Союзе. Будучи полон впечатлений от поездки в Москву и Ленинград, он всей душой стремился быть с русским народом в России. В своем письме митрополиту Сергию (Тихомирову) Владыка писал: «…я объездил почти весь свет (Англию, Францию, Германию, Австрию, все славянские страны – кроме Польши, Грецию, Турцию, Америку, Канаду и др.) и скажу без колебаний: другого такого народа, как русский, нет на свете! Какая радость иметь общение с ним! А какая жертвенность в защите Отечества! Только один русский народ мог выдержать эту колоссальную войну и победить врагов! Только один Ленинград мог вынести невероятно тяжелую блокаду от зверей немцев, с голодом, холодом, без света, без воды при непрестающей бомбардировке»[45].}

^{Еще 8 марта по дороге из Красноярска митрополит Вениамин пишет письмо Г.Г. Карпову, в котором, в частности, сообщает: «О возвращении на Родину (если не выберут в Америку) остаюсь при прежнем желании. Но представляю это на воле Божией – через Патриарха, Синод и русский православный народ. Я готов жить, где угодно. Не ищу ничего, кроме Родины и Матери Церкви. А Ваше дело – сказать свое слово, если это будет угодно Вам»[46].}

Продолжение следует