Тринитарное богословие, бесспорно, самого выдающегося западно-христианского мыслителя эпохи патристики — блаженного Августина, епископа Гиппонского (354–430 гг.), — лежащее в основе как всего последующего западного тринитарного богословия (Боэция, Эриугены, Ансельма Кентерберийского, Гуго и Ришара Сен-Викторских, Бонавентуры, Фомы Аквинского, Дунса Скота, Майстера Экхарта, Я. Бёме, Ф. Шлейермахера, Ф.В. Шеллинга, Г.Ф. Гегеля, Э. Жильсона, И. Конгара, К. Ранера, Б. Лонергана и др.), так и многих характерных черт западно-европейской философии (таких как субъективизм, индивидуализм, психологизм, персонализм и пр.), всегда привлекало и продолжает привлекать внимание различных исследователей: патрологов, догматистов, философов, историков Церкви. Чтобы разобраться в его тонкостях сейчас, недостаточно просто прочитать основные труды Гиппонского святителя, такие как «Исповедь», «О символе веры», «О граде Божием», «Энхиридион», «Против Максимина», наконец, «О Троице». Необходимо также хорошо ориентироваться в поистине безбрежном море научно-исследовательской литературы, накопившейся как минимум за последние 100–150 лет. В связи с этим мы взяли на себя труд представить современным российским читателям своего рода «компас» для плавания в этом «море». И поскольку охватить это «море» целиком не представляется возможным по причине его безбрежности, мы ограничимся рассмотрением наиболее значимых российских и зарубежных исследований в области тринитарного богословия блаженного Августина, а также разъяснением тех основных концепций, которые в них представлены.

Мы начнем наш обзор с упоминания об исследованиях немецкого ученого второй половины XIX века ― Теодора Гангауфа. Ему принадлежат две книги об Августине, тесно связанные с тринитарной проблематикой: первое исследование посвящено «метафизической психологии» Августина[1], второе — его «спекулятивному учению» о триедином Боге[2]. Обе книги Гангауфа хотя и отличаются своей обстоятельностью, но в настоящее время считаются уже морально устаревшими и не принимаются в расчет современными исследователями. Вслед за книгами Гангауфа вышло небольшое исследование еще одного немецкого ученого Г. Лёше об использовании Августином Плотина в учении о Боге[3]. Однако оно ограничивается общим сопоставлением Плотина и Августина и содержит мало конкретного материала по нашей теме. Важной вехой в изучении не только тринитарного учения Августина, но всего патристического тринитаризма считается 1892 год, когда в Париже французский теолог Теодор Де Реньон опубликовал первый том своего четырехтомного историко-догматического исследования о «позитивной тринитарной теологии»[4], в котором он попытался показать, что «схоластическая тринитарная парадигма», которую он противопоставил «патристической», уходит своими корнями в учение Августина. В связи с этим он сформулировал основной принцип различения между западным и восточным патристическими тринитарным подходами, суть которого заключается в следующем: если для западных богословов (Августина и следовавших за ним схоластов) Бог — это конкретная, единичная сущность, проявляющаяся в трех Лицах, то для восточных — это три конкретные Ипостаси, обладающие одной общей сущностью. Другими словами, западная мысль движется от сущности к Ипостасям, а восточная — от Ипостасей к сущности[5]. Эта «парадигма Де Реньона», впоследствии ставшая классической, оказала определяющее влияние на понимание тринитарной доктрины Августина как минимум в последующие 100 лет[6], в том числе и среди православных богословов и философов, таких как прот. Сергий Булгаков, В.Н. Лосский, А.Ф. Лосев, митр. Иоанн Зизиулас и др. Наш российский историк Церкви В. Самуилов практически одновременно с Т. Де Реньоном (с трудами которого он, конечно, не был знаком) написал большую монографическую работу по истории арианства на латинском Западе во второй половине IV – первой половине V вв.[7] В конце своей книги он представил краткий обзор тринитарного учения блаж. Августина, поместив его в контекст антиарианской полемики[8] и полагая, что даже «его классическое сочинение DeTrinitate представляет распространенный свод возражений против ариан, помещенных в его сочинениях, непосредственно направленных против ариан — в большей части омиев (только учение о relatio было направлено против аномея Максима); в них же находим и главные аналогии Августина»[9]. Интересно, что независимо от Де Реньона Самуилов пришел к заключению, что в своем тринитарном учении Августин стремился подчеркнуть «сторону единства» в Боге[10]. Он также ясно высказывает мысль о том, что «в учении об исхождении Св. Духа от Отца и Сына (Filioque) Августин отклонился от учения православной Церкви»[11]. Но поскольку автор полагает, что тринитарным «аналогиям Августина нельзя придавать решительного значения при оценке его догматических воззрений»[12], мы не находим у него сколь-нибудь удовлетворительного анализа этих аналогий.

Гораздо больше указанному вопросу уделяется внимания в статье другого российского исследователя Н.П. Остроумова, так и называющейся — «Аналогии и их значение для выяснения учения о Св. Троице, по суду Блаж. Августина»[13]. В ней он рассматривает Августина как представителя «среднего направления» — такого подхода к постижению христианского догмата о Божественной Троичности, в котором отвергаются крайности как рационалистического направления (в древности — ариане, в Новое время — Ф.В. Шеллинг, Г.Ф. Гегель и др.), считавшего этот догмат совершенно постижимым для человеческого разума, и даже его необходимым требованием, так и мистического направления (древние и новые мистики: Иоганн Таулер и др.), совершенно отвергавшего какую-либо возможность такого постижения[14]. По мнению Остроумова, «среднее направление», к которому принадлежит Августин и большинство отцов Церкви, хотя и «признает христианский догмат о Св. Троице тайной, непостижимой вполне для разума, и в то же время, признав библейское учение о богоподобии нашей природы, считает возможным уяснить эту тайну естественным разумом»[15]. Далее в своей статье автор разбирает такие тринитарные аналогии Августина, как единство – форма – порядок, мера – число – вес, предмет – образ – ощущение, ум – знание – любовь, память – мышление – воля, любящий – любимый – любовь и др.[16] Он также анализирует учение Августина о самопознании, происходящем через рождение «внутреннего слова» из глубины ума, с которыми оно затем связывается посредством любви ума к слову[17]. По мнению Остроумова, «замечаемое в самосознании и мышлении человеческого духа Августин переносил на абсолютный Дух, на абсолютное сознание и мысль Божественного Духа. С понятием слова, рождающегося из глубины нашей мысли и выражающей наше познание о себе, он сопоставляет понятие о втором лице Св. Троицы, Божественном Сыне, или Слове, вечно рождающемся от Бога Отца; с понятием же воли или любви сопоставляет понятие о Св. Духе как третьем лице Св. Троицы»[18]. Вместе с тем в статье Остроумова явно не хватает анализа философских и патристических источников, оказавших непосредственное влияние на формирование тринитарного учения Августина, а вследствие этого его анализ представляется слишком поверхностным. Этот пробел отчасти восполняет статья другого русского патролога П. Верещатского[19], в основе которой лежит его вступительная лекция, прочитанная на кафедре патрологии в 1910 г. В целом, статья посвящена сравнению учения Плотина о трех ипостасях и тринитарного учения Августина. Однако представления автора о неоплатонической философии весьма приблизительны, а параллели с Августином поверхностны и не выдерживают критики. Сходный характер имеет и монография французского исследователя Л. Гранжоржа[20], посвященная влиянию неоплатонизма на богословие Августина, в частности, на его тринитарное учение[21]. Однако, несмотря на обстоятельность работы и гораздо более глубокое знакомство автора с неоплатонической философией, в последнем вопросе автор не пошел далее сравнения зрелой триадологии Августина с тем же учением Плотина о трех ипостасях, между которыми он усматривает больше различий, чем сходств[22]. В авторитетной энциклопедической статье об Августине французского ученого Эжена Порталье, написанной им в 1913 г. для многотомного «Словаря католической теологии»[23], отводится определенное место его тринитарному учению[24]. Следует подчеркнуть, что этот французский автор в целом следует парадигме Де Реньона, утверждая, что Августин помещает Божественную природу прежде трех Лиц, в которых она существует[25]; он также останавливается на учении о нераздельном действии Лиц Св. Троицы в творении и на «психологической теории» их происхождения, а кроме того, приводит весьма интересную сводную таблицу основных тринитарных аналогий, использовавшихся Августином[26].

Интеллектуальная эволюция Августина, начиная с его увлечения манихейством и скептицизмом и до обращения к сочинениям неоплатоников, стала предметом углубленного исследования сразу двух крупных ученых — отечественного патролога И.В. Попова[27] и французского историка философии Проспера Альфарика[28]. Однако если в первом исследовании автор просто не доходит до тринитарного вопроса, вероятно, намереваясь посвятить ему второй том своего труда (который так и не был написан)[29], то во втором влиянию неоплатонизма на тринитарное учение Августина отводится всего пара страниц[30]. Роль неоплатонизма в формировании христианского мировоззрения Августина исследуется в книге еще одного французского ученого Шарля Буйе[31]. Более подробно о влиянии плотиновского учения о Едином и Уме на учение Августина о Боге и Его Слове Буйе останавливается в своей второй книге, посвященной истолкованию идеи истины в философии Августина[32], где также разбирает терминологический вопрос о совпадении в Боге сущности, ипостаси и природы. В еще одной своей статье Буйе впервые подробно рассмотрел важнейшее для тринитарного богословия Августина учение об «образах Троицы»[33], которое впоследствии станет главным предметом исследований целого ряда ученых. Значение основных «психологических тринитарных аналогий», приводимых Августином в третьей части трактата «О Троице» (кн. VIII–XV), рассматривает еще один французский ученый Фульбер Кайрэ в шестой главе своего исследования о принципах духовности Августина, где также разбирает вопрос о мудрости как образе Божием в человеческой душе[34].

Одновременно с французскими учеными большой интерес к тринитарной доктрине Августина проявил немецкий теолог из Тюбингена Михаэль Шмаус, в 1927 году издавший капитальное исследование о «психологической тринитарной теории» Августина[35], не потерявшее своей актуальности и по сей день[36]. В своей книге он сначала рассматривает богословские основания для «психологической теории», такие как учение о бытии и сущности Бога, происхождение Божественных лиц, Их взаимные отношения, Их взаимопребывание, явления в тварном мире, различные физико-космологические аналогии Троицы[37]. После этого он переходит к собственно «психологической теории» и ее составляющим: человек как образ Божий, отражение Троицы во «внутреннем человеке», роль понятия «любовь» и т. п. Автор также подробно разбирает значение таких «психологических триад», как бытие – мышление – воля, ум – знание – любовь, память – мышление – воля, а также значение их отдельных составляющих[38]. В заключении автор дает оценку психологическим аналогиям с точки зрения теории познания и уточняет вклад Августина в последующую философско-богословскую традицию[39]. В целом, исследование М. Шмауса при всех его несомненных достоинствах и глубине носит более богословско-догматический, чем историко-философский характер.

Вслед за этим в начале 1930-х некоторые аспекты тринитарной доктрины Августина были рассмотрены в статьях французского ученого Фердинанда Каваллера[40] и в двух фундаментальных монографиях ― В. Тайлера и Л. Леграна. Автор первой монографии[41], специалист по античной философии и профессор Бернского университета Вилли Тайлер, выделил характерные особенности философии Порфирия и затем попытался показать, что Августин испытал непосредственное влияние именно Порфирия, а не Плотина. В частности, Тайлер полагал, что «психологическая теория» Троицы у Августина является «отпрыском» учения Порфирия о самопознании души, которое известно из фрагментов его трактата «О словах: “Познай самого себя”» и «Подступы к умопостигаемому» ( Sententiae )[42]. В целом, тезис Тайлера о преобладающем влиянии Порфирия на тринитарную мысль Августина впоследствии имел как своих сторонников[43], так и критиков[44]. Другая монография, принадлежащая французскому исследователю Луи Леграну[45], специально посвящена философскому пониманию Св. Троицы у Августина и раскрытию его «тринитарной диалектики». По мнению автора, в философии Августина преобладает «идея Бога, имеющего тринитарную структуру с фундаментальным ритмом Божественной Жизни, которая одновременно есть активность, мышление и эмоциональность»[46]. Автор подробно разбирает философские истоки тринитарного учения Августина, такие как учение Филона Александрийского о Логосе, понятие Первоначала у досократиков, платоновскую теорию идей, учение Плотина о Логосе и учение стоиков о пневме и симпатии[47]. Затем он переходит к тринитарному учению самого Августина, которое рассматривает в такой последовательности: Бог Отец как нерожденное Первоначало и аналог Единого у Плотина; Сын, причастный природе Первоначала как Премудрость и Слово Божие и аналог Ума у Плотина; Св. Дух, связывающий Отца и Сына взаимной любовью как аналог мировой Души у Плотина[48]. В последней главе своей книги Легран анализирует основную тринитарную терминологию Августина: единство сущности, различие Лиц и личных отношений, тварные аналогии Троицы[49]. В заключении автор приходит к выводу, что хотя Августин в своем тринитарном учении примирил Платона, Аристотеля и Плотина, он превзошел их «в бесконечной личности Бога, ставшего Человеком»[50]. Однако, как представляется, автор был плохо знаком с традицией постплотиновского неоплатонизма и игнорирует эволюцию тринитарного учения Августина. Этих недостатков вполне лишена книга немецкого исследователя И. Риттера[51], посвященная влиянию на Августина неоплатонической онтологии, в частности учения об «умопостигаемом мире». Однако тринитарная проблема в книге немецкого ученого не получила специального рассмотрения.

Всколько статей о тринитарном учении Августина написал известный француский ученый Ф. ософии Августина. начале 1940-х вышли две важные работы швейцарского исследователя Ирене Шевалье, в которых был дан исчерпывающий анализ теории «тринитарных отношений» (relationes trinitaires)[52] на протяжении всего творчества Августина. Автор рассматривает данную теорию преимущественно в контексте антиарианской полемики и развития греческой патристической мысли (в частности, Шевалье доказывает, что источником теории «внутритроичных отношений» для Августина был св. Григорий Богослов — тезис, подвергнутый критике некоторыми современными исследователями), но также касается ее философских истоков, прежде всего логики Аристотеля, которая, по его мнению, в этом вопросе возобладала над первоначальными неоплатоническими тенденциями, наблюдавшимися у раннего Августина[53]. Той же теме тринитарных отношений посвящены работы итальянского автора Дж. Машиа[54], ограничившегося в своем исследовании трактатом Августина «О Троице», а также статья испанца И. Морана[55]. Сопоставлению учения Августина о Троице и учения Плотина об Уме была посвящена обстоятельная работа шведского исследователя А. Дала[56]. Знакомство Августина с трудами неоплатоников получило подробное освещение в классических трудах французских ученых Поля Анри[57], Анри Марру[58] и Пьера Курселя[59], однако без какого-либо отношения к тринитарной проблематике.

В 1951 г. вышла в свет монография французского неотомиста Анри Пессака, посвященная сравнению учения о Слове-Логосе у Августина и Фомы Аквинского[60]. Автор полагает, что понятие о Слове Божием является центральным для тринитарного учения Августина, поскольку в нем имплицитно содержится концепция внутренних отношений в Троице[61], и рассматривает это понятие в томистской перспективе. Его особенно интересует метод психологического анализа слова как умственного понятия и его приложение к тринитарной проблематике в трактате Августина «О Троице». Именно в этом Пессак видит сильную сторону учения Августина, повлиявшего на последующее развитие тринитарной доктрины на Западе и ее отличие от восточно-христианского учения. Начиная с исследования Пессака появляется целый ряд работ французских неотомистов, которые, разделяя мнение Де Реньона о том, что существует кардинальное различие между греческой и латинской тринитарными парадигмами, вместе с тем переосмыслили «парадигму Де Реньона» таким образом, что греческое тринитарное богословие, основанное, по их мнению, на концепте «единосущия», стало связываться с пониманием Бога как Сущности, а латинское, основанное на «психологической аналогии», ― с пониманием Его как Личности[62]. Такой точки зрения, помимо Пессака, придерживались французские ученые А. Малэ[63], Ф. Бурасса[64], Г. Лафон[65], М. Ле Гийу[66] и Б. Де Маржери[67]. Известный философ-неотомист Этьен Жильсон в своих трудах также касался различных аспектов тринитарной доктрины Августина, в частности, вопроса о «следах и образах Троицы»[68]. Он также принимал «парадигму Де Реньона» и видел в «латинской тринитарной модели», введенной Августином, «явный прогресс [по сравнению с «греческой моделью»]… прямо связанный с выдающейся способностью Августина к психологическому анализу»[69]. Эта «психологическая теория» Троицы у Августина вновь стала предметом исследования в статьях Р. Трембле[70]. В исследованиях другого французского теолога-иезуита Франсуа Бурасса[71] к Августину возводятся такие отличительные черты западной «тринитарной парадигмы», как концепция «апроприации» (appropriation) или «усвоения» особых субстанцальных свойств тому или иному Лицу Св. Троицы, и представление о Святом Духе как «общении» (communion) и «личной любви» (amour personnel) между Отцом и Сыном.

Философское учение об абсолютном бытии и его трансформация в богословии Августина, а также его предшественника Мария Викторина рассматривается в книге немецкого исследователя Герхарда Хубера[72]. В ней автор, в частности, пытается обосновать переход Августина от «онтологической» (ранней) к «психологической» (поздней) теории Троицы[73]. Зависимость тринитарной доктрины Августина от учения Плотина о трех ипостасях рассматривается в статье Т. Вассмера[74], который вместе с тем видит и принципиальное отличие Августина от Плотина, заключающееся в учении о «внутренних взаимоотношениях» в Троице[75].

В следующей части нашей статьи мы продолжим обзор исследований тринитарного учения Августина, выходивших в России и за рубежом в 1960-х – 1990-х годах.