Пятидесятницу порой называют днем рождения Церкви. В принципе, Евангелие позволяет употреблять такого рода наименование: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились (Иоан. 1, 12,13)». Тут напрашивается сравнение Церкви в первые месяцы после ее появления на свет с новорожденным младенцем. Действительно, как и новорожденный младенец, Церковь в первые мгновения своей жизни духовной пуповиной была связана с Иерусалимским Храмом: «И каждый день единодушно пребывали в храме...» (Деян. 2, 46), «...в притворе Соломоновом» (Деян. 5, 12). Эта духовная пуповина включала в себя и строгое соблюдение «закона Моисеева» (обрезания), а также некоторых других иудейских обрядов и обычаев. Но гонения, воздвигнутые на Церковь, а затем последующее разрушение Храма перерезали эту духовную пуповину. И здесь возникает вопрос: было ли в жизни Церкви в первые месяцы появления на свет Божий нечто, помимо Евхаристии, что свойственно лишь ей, как новому духовному существу, и к духовной пуповине не имеющее никакого отношения? Если было, то каков характер этого свойства? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определиться с тем, что такое Апостольская (Иерусалимская) община — этому и посвящена данная статья.

Новорожденная Церковь — Церковь Вселенская

Довольно часто в публикациях православных авторов стирается грань между Иерусалимской общиной, Иерусалимской Церковью и Новорожденной Церковью. Но этот разнобой вплотную касается догмата о Церкви: Иерусалимская Церковь – это одна из поместных Церквей Вселенской Церкви, Иерусалимская община – это своего рода иерусалимская епархия в Иерусалимской Церкви, Новорожденная Церковь – это Вселенская, то есть Едина Святая, Соборная и Апостольская Церковь, исток ее.

До какого времени Новорожденная Церковь существовала как Едина Святая, Соборная и Апостольская Церковь? Ответ ясен: до очевидного (когда их можно было воочию увидеть) появления поместных Церквей – Антиохийской, Римской, Александрийской. Начало видимому появлению поместных Церквей дала проповедь среди язычников Апостола Павла, обращение которого произошло через известный период после рождения Новозаветной Церкви. Но было ли время, когда этих поместных Церквей не было в Новорожденной Церкви? Такого времени не было: Церковь с первого же момента своего появления на свет была Соборной, охватывая собою весь мир. Об этом говорит Писание: «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих [делах] Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит?» (Деян. 2, 3-12); «Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Деян. 2, 41). Мы видим, что Церковь сразу же заговорила на разных языках и сразу же, в первый день, к ней присоединились в числе трех тысяч «люди набожные, из всякого народа под небом», которые в дальнейшем стали фундаментом поместных Церквей. То есть Новорожденная Церковь была воистину Соборной, как Она была и воистину Едина, воистину Святая, воистину Апостольская (все Апостолы, поставленные Христом, пребывали в ней каждый день). Лишь впоследствии, после первого гонения, последовавшего за убийством Стефана, Церковь стала произрастать в глубину языческого мира: ученики, рассеявшись, подготавливали почву для прихода Апостолов и насаждения поместных Церквей.

Когда нет ясности в вопросе о Новорожденной Церкви, тогда помимо Единой Церкви появляется еще и Апостольская (Иерусалимская) община. Куда это «новообразование» отнести? Что это такое – Апостольская (Иерусалимская) община: Новорожденная Вселенская Церковь или ее какое-то структурное ее подразделение? Если это Новорожденная Вселенская Церковь, то словосочетанием «Апостольская (Иерусалимская) община», чтобы не ввести в соблазн неискушенных в богословии людей, нужно пользоваться очень осторожно, непременно давая понять, что речь идет о Новорожденной Церкви. Понятно, когда словосочетание «Апостольская (Иерусалимская) община» используют, скажем, философы, историки, протестантские богословы, большинство из которых являются внешними по отношению к Вселенской Православной Церкви. Другое дело, когда это словосочетание применяют православные богословы и при этом не указывают, что речь идет именно о Новорожденной Вселенской Церкви. В таком случае возникает вопрос, как должен звучать догмат о Церкви в Символе Веры? Получается, когда нет определенности относительно того, что такое Апостольская (Иерусалимская) община, соответствующее место Символа Веры начинает, помимо воли тех православных богословов, что используют это словосочетание, звучать так: «Верую... во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь... и в Апостольскую (Иерусалимскую) общину». Чтобы этого непроизвольного звучания в Символе Веры не было, здесь, несомненно, требуется предельная ясность: Апостольская (Иерусалимская) община (по крайней мере до последовавшего после убийства диакона Стефана гонения) — это Новорожденная Едина Святая, Соборная и Апостольская Церковь. И никаких дополнительных «новообразований», рожденных в один день с этой Церковью, не было. То есть Церковь одна, единственна и неповторима. Почему это столь важно? Новорожденная Вселенская Церковь имела определенную практику жизни, имеющую непреходящее значение для Церкви в силу того, что она (Церковь) была в тот короткий промежуток времени, по существу, и непрерывно действующим Вселенским Собором, что обеспечивалось ежедневным присутствием всех Апостолов в Церкви. Нравственные нормы, решения, претворенные в практику жизни Новорожденной Церкви и запечатленные книгой «Деяния Святых Апостолов», имеют нормативный характер для всей Церкви. Если мы будем отрицать императивный характер практических решений Новорожденной Вселенской Церкви для всей Церкви, то мы не признаем за ней право считаться Единой Святой, Соборной и Апостольской Церковью: в таком случае, она или Иерусалимская община, или Иерусалимская Церковь, постановления которых являются «частным решением» по отношению ко всей Церкви. Либо мы исповедуем какой-то иной догмат о Церкви, который позволяет включать в нее и другие, внешние по отношению к Церкви, религиозные группы. Этот вопрос особенно важен, когда речь заходит о том, какой собственности отдает предпочтение Церковь.

«Милостыня... служит связью тела Христова»

Отношение к собственности в Новорожденной Вселенской Церкви, часто называемой Апостольской (Иерусалимской) общиной, известно всем, оно зафиксировано в книге «Деяния Святых Апостолов»: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2, 44-45); «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4, 32). Но мы знаем, что это была не просто Апостольская община, а Новорожденная Вселенская Церковь, потому что «Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви» (Деян. 2, 47), а не просто к Апостольской общине. И мы видим, что Церковь с первых же дней своего земного существования отдала предпочтение общей собственности.

О том, что Церковь отдала предпочтение общей собственности с момента своего появления на свет, прямо говорится в восемнадцатом собеседовании книги «Писания» святого отца и учителя Церкви Иоанна Кассиана Римлянина: «Итак, род жизни киновитян получил начало со времени апостольской проповеди. Ибо таким было все множество верующих в Иерусалиме, которое в Деяниях Апостольских описывается так: у множества уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавали их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4, 32; 34-35). Такова была тогда вся Церковь...»; «было установлено апостолами вообще для всей Церкви»[i]. Посмотрите, в книге Иоанна Кассиана прямо говорится: «такова была тогда вся Церковь» и «было установлено апостолами вообще для всей Церкви». Преподобный Иоанн Кассиан в книге седьмой послания к епископу Кастору, упоминая о поступке Анании и Сапфиры, прямо пишет, что они «должны были полностью принести апостолам (имущество. — В.М.) или раздать братьям»[ii]. О том же говорит и святитель Иоанн Златоуст в «Беседе на Деяния Апостольские»: «Не часть одну они давали, а другую оставляли у себя; и (отдавая) все, не считали за свое. Они изгнали из среды себя неравенство и жили в большом изобилии, притом делали это с великою честию»[iii]. В другом месте этот вселенский учитель поясняет, почему возникла такая совершенная милостыня: «Милостыня есть мать любви, – любви, отличающей христианство, превосходящей все знамения, служащей признаком учеников Христовых; она – врачество против наших грехов, очищение нечистот нашей души, лестница, ведущая на небо; она служит связью тела Христова. Хотите знать, какое она благо? При апостолах все продавали свои имения и приносили к ним вырученные деньги, которые и раздавались: "и каждому давалось", – говорится, – "в чем кто имел нужду" (Деян. 4, 35). Скажи мне без отношения к жизни будущей, – мы не станем говорить теперь о будущем царствии, но взглянем на настоящую жизнь, – кто приобретает больше, принимающие или дающие? Другие роптали и ссорились между собой, а они имели одну душу: у всех их, сказано, "было одно сердце и одна душа; великая благодать была на всех их" и жили они с великой для себя пользой (Деян. 4, 32-33). Видишь, сколько они приобретали через это? Скажи же, где желал бы ты находиться, – в числе ли покидавших свое имение и ничего не имевших, или в числе принимавших чужое? Таков плод милостыни: через нее упразднялись перегородки и препятствия, и души их тотчас соединялись; у всех их "было одно сердце и одна душа". Впрочем, и без милостыни отвержение богатства приносит великую пользу»[iv].

Эта тема в последнее время довольно часто обсуждается в православном обществе. Критики указывают на то, что в Церквах, которые с помощью Божьей создавал Апостол Павел из бывших язычников, такого рода общей нормы – общения имений – не было. Отчасти ответ на этот вопрос дан в указанной выше книге св. Иоанна Кассиана: «Но когда после смерти апостолов начало охладевать общество верующих, особенно те, которые из иноплеменников и разных народов присоединились к вере Христовой, от коих апостолы, по их невежеству в вере и застарелым обычаям языческим, ничего больше не требовали, как только воздерживаться от идоложертвенного и крови, блуда, удавленины (Деян. 15, 29); и когда свобода, предоставленная язычникам по причине слабости их веры, начала мало помалу ослаблять совершенство и церкви Иерусалимской, и при ежедневном возрастании числа из туземцев и пришельцев горячность первой веры стала охладевать; то не только обращавшиеся к вере Христовой, но и предстоятели церкви уклонились от прежней строгости. Ибо некоторые, позволенное язычникам считая позволительным себе и для себя, думали, что они не потерпят никакого вреда, если при имуществе и богатстве своём будут содержать веру и исповедание Христа. А те, у которых ещё была горячность апостольская, помня о прежнем совершенстве, удаляясь из своих городов и общения с теми, которые считали позволительным для себя и для Церкви Божией распущенную жизнь, стали пребывать в местах подгородных и уединённых, и что было установлено апостолами вообще для всей Церкви, в том начали упражняться всякий сам по себе». «Отсюда последовало, что по совместному жительству они стали называться киновитянами, а кельи и местожительство их – киновиями. Следовательно, этот только род монахов был самый древний, который не только по времени, но и по благодати есть первый... Следы этого даже ныне мы видим в отдельных киновиях.

От этих совершенных, как бы от плодовитого корня, после произошли цветы и плоды святых анахоретов»[v].

Здесь, в этом отрывке из книги св. Иоанна Кассиана, мы видим: в целях домостроительства Божия свобода от строгости этого правила — икономия — была позволена членам Церкви из бывших язычников «по их невежеству в вере и застарелым обычаям языческим». Однако призывом к щедрой милостыне, благотворительности Церковь всегда направляла своих членов к тому установлению, что имело место в Новорожденной Церкви: «разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2, 45); «каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4, 35). Этот момент подчеркивает и Апостол Павел: «Совершите же теперь самое дело, дабы, чего усердно желали, то и исполнено было по достатку. Ибо если есть усердие, то оно принимается смотря по тому, кто что имеет, а не по тому, чего не имеет. Не [требуется], чтобы другим [было] облегчение, а вам тяжесть, но чтобы была равномерность. Ныне ваш избыток в [восполнение] их недостатка; а после их избыток в [восполнение] вашего недостатка, чтобы была равномерность, как написано: кто собрал много, не имел лишнего; и кто мало, не имел недостатка» (2 Кор. 8, 11-15). Но в Древней Церкви продолжала существовать и общность имущества, о чем свидетельствует в конце второго века Тертуллиан: «Мы братья по имуществу, которое у вас почти уничтожает братство... Мы, соединяясь духовно, имеем общее имущество. У нас все нераздельно, кроме жен. В этом только мы не допускаем общности, в чем одном другие только и имеют общность»[vi]. Правда, нужно заметить, что некоторые исследователи высказывали сомнение относительно этого свидетельства, поскольку-де Тертуллиан здесь же, в «Апологии», чуть выше писал: «Если и есть у нас некоторое подобие денежного ящика, то он набирается не из почетных сумм, как бы из сумм религии, взятой на откуп. В наш ящик каждый в первый день месяца или когда хочет и если только может, делает небольшое подаяние. Ибо к этому никто не принуждает, но каждый приносит добровольно. Это есть как бы залог любви. Ибо деньги, собранные в этот ящик, тратятся не на пиры, не на попойки и не на неблагодарные харчевни, но на питание и погребение бедных, на мальчиков и девочек, лишившихся имущества и родителей, и на стариков уже домашних, также на потерпевших кораблекрушение и, если кто-либо находится в рудниках, или на островах, или под стражею, то и он делается воспитанником своего исповедания»[vii]. Казалось бы, явное противоречие, но это противоречие живой жизни: в те времена христианство существовало в условиях враждебного окружения, и открытая жизнь общины значительно упрощала действия гонителей, что ставило под угрозу само существование Церкви. Наружность Церкви ничем не отличалась от языческого окружения: большинство христиан жило раздельно, имея внешне изолированную собственность. Но внутри Церкви любовью эти перегородки снимались. Хотя, порою и «вредное насаждение»[viii], происходящее от Анании и Сапфиры, давало свои ростки и в Древней Церкви.

Но одновременно с этим устроением в Церкви возникло общежительное монашество, которое стало хранителем указанной нормы, установленной Новорожденной Церковью. То, что монастыри, в которых имела место общность имущества, устраивались тогда в горах и пустынях, то есть в местах уединенных и труднодоступных, является подтверждением того, что христианская общность имущества не могла проявить себя открыто в виду враждебного окружения.

Часто этот вопрос стараются перевести и в такую плоскость: так вы хотите сказать, что богатые не спасутся? Вопрос о том, спасется или нет богатый собственник, давно уже решен Церковью: спасется, если богатством будет служить Богу и любви к людям: «Богатства с правдою и благотворением не уничижаем» (21-ое Правило Святого Поместного Гангрскаго Собора). Толкуя это правило, епископ Далматинско-Истрийский Никодим пишет: «Богатство не следует осуждать, если оно приобретено честно и если оно соединено с благотворением бедным... нужно уважать и богатых людей, оказывающих из своего имущества помощь бедной братии, если они это делают согласно преданию... через посредство церкви»[ix]. Если ты честно приобрел богатство и оказываешь им «благотворение бедным» «согласно преданию... через посредство церкви», то кто осудит тебя?

Вопрос же, поднимаемый здесь, совершенно в другом: отдавала или нет Церковь предпочтение одной из форм собственности? Одна группа богословов настаивает на том, что Церковь не отдавала предпочтение ни одной из форм собственности. Другая, малочисленная, не согласна с этим мнением, приводя на этот счет вышеуказанные слова из книги святого отца Иоанна Кассиана Римлянина и слова святителя Иоанна Златоуста. Конечно, если использовать «сумму богословия», то святых отцов и учителей Церкви Иоанна Златоуста и Иоанна Кассиана можно проигнорировать: подавляющее большинство современных богословов не согласно с учением этих святых отцов по этому пункту. Если же принять во внимание то, что они не просто святые, а еще и учителя Церкви, не внимать сказанному ими по этому вопросу нельзя.

Но здесь есть и следующий момент. Получается, что первая группа богословов не признает права за Новорожденной Церковью считаться Единой Святой, Соборной и Апостольской Церковью, ибо Новорожденная Вселенская Церковь, а не просто Апостольская община, сразу же отдала предпочтение одной из форм собственности – общей собственности: «Все же верующие были вместе и имели все общее» (Деян. 2, 44); «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4, 32). Отсутствие ясности в вопросе тождественности Новорожденной Вселенской Церкви Апостольской (Иерусалимской) общине не позволяет дать верный ответ на вопрос о том, какой собственности отдала предпочтение Новорожденная Вселенская Церковь: Апостольская (Иерусалимская) община это вроде как бы и не Вселенская Церковь, а стоящая особняком часть ее...

«Имеющий невесту есть жених»

Довольно легко понять, почему Новорожденная Церковь отдала предпочтение общей собственности, если прибегнуть к соответствующей аналогии, поясняющей этот выбор. Она будет касаться брака.

Что такое брак? Вот как читаем об этом в Социальной Концепции Русской Православной Церкви: «Различие между полами есть особый дар Творца созданным Им людям. "И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их" (Быт. 1. 27). Будучи в равной степени носителями образа Божия и человеческого достоинства, мужчина и женщина созданы для целостного единения друг с другом в любви: "Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть" (Быт. 2. 24). Воплощая изначальную волю Господа о творении, благословенный Им супружеский союз становится средством продолжения и умножения человеческого рода: "И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею" (Быт. 1. 28). Особенности полов не сводятся к различиям телесного устроения. Мужчина и женщина являют собой два различных образа существования в едином человечестве. Они нуждаются в общении и взаимном восполнении»[x].

Чуть ниже читаем: «Особая внутренняя близость семьи и Церкви видна уже из того, что в Священном Писании Христос говорит о Себе как о женихе (Мф. 9. 15; 25. 1-13; Лк. 12. 35-36), а Церковь изображается в качестве Его жены и невесты (Еф. 5. 24; Откр. 21. 9). ...Святитель Иоанн Златоуст именует семью "малой церковью". "Скажу еще и то, — пишет святой отец, — что брак есть таинственное изображение Церкви"»[xi].

Мы видим, что брак — это единение мужчины и женщины в союзе любви, благословленное Господом для продолжения человеческого рода. Есть ли у Церкви что-то общее с такого рода брачным союзом? Конечно. И в выше цитированных словах из Основ Социальной Концепции Русской православной Церкви мы видим, что и Архиерейский Собор РПЦ находит «особую внутреннюю близость семьи и Церкви», то есть уподобление, аналогию.Имеются и сходные существенные признаки, которые допускают такого рода аналогию.

Во-первых, Церковь — это невеста Христа, «жена Агнца»: «Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф. 5, 29-32).

Во-вторых (другой признак), сама Церковь есть единение любящих сердец, стремящихся к вечной жизни в Брачном Союзе с Богом.

В-третьих, Церковь и Христос – «двое одна плоть».

В четвертых, Христос, как и муж, есть Глава этого Союза.

Таким образом, мы видим полную аналогию с браком мужа и жены в Союзе Любви Христа и Церкви. Но каково отношение к собственности брачного союза, единого тела, в котором «два одна плоть»? У них, мужа и жены, собственность раздельная (в том числе поделенная на собственность руки, ноги, головы, туловища?) или же традиционно в христианском обществе она является общей? Известно, что всюду в христианском мире, поскольку муж и жена становятся одним телом, собственность у них общая. Конечно, есть и исключения из этого правила, особенно в наше апостасийное время. Но, заключая брачный союз, христиане, как правило, объединяют свое имущество, которое принадлежит им по праву, и делают его общим. И пользуются им сообща.

А каково должно быть отношение к собственности в том Брачном Союзе, о котором сказал Апостол Павел: «Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его»? Ответ мы находим в Писании, где об отношении к собственности в Новорожденной Церкви говорится так: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2, 44-45); «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4, 32). То есть, как и в обыкновенном брачном союзе, в Новорожденной Церкви, которая есть жена Агнца, вся собственность была общей.

Святитель Иоанн Златоуст учит: «Если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем»[xii]. Отсюда святитель объясняет предпочтительность общественной собственности над частной: «Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем отдельное, владение вещами, и оно более согласно с самой природой»[xiii].

Мы знаем, что Церковь — тело Христа: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10, 16-17). Именно это единение, по словам святителя Иоанна Златоуста, подтолкнуло христиан Новорожденной Церкви к общей собственности: «Смотри какой тотчас успех: не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни!»[xiv] – восклицает он на слова «все у них было общее».

Иоанн Златоуст считал следование этому установлению Новорожденной Церкви и самой эффективной миссионерской политикой Церкви: «И какая бы была благодать! – восклицал Иоанн Златоуст. – Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей Вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде по Вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом, мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дела таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни»[xv].

Таким образом, мы видим, что в Новорожденной Церкви, которая была одно тело с Христом, и Главой которой был Христос, все было общее. Как и в природе. И это естественно. Раз Церковь находится в Брачном Союзе с Христом, то все, что принадлежит христианам, становится собственностью и Главы Церкви, то есть Христа. Христос, как Жених, как Глава Брачного Союза, естественно, заинтересован в том, чтобы ни одна «клеточка» тела не была ущемлена каким-то образом, чтобы никто ни в чем не имел нужды. И это осуществлялось в Новорожденной Церкви не отказом от собственности, не отвержением ее, а передачей своего имущества в общую собственность. А уж Христос через Утешителя посредством диаконов распределял ее таким образом, чтобы имущественное неравенство и нужда ушли из Церкви.

Общежительные монастыри не просто стали хранителями этой нормы, но и наглядным свидетельством того, какой желает Бог видеть Церковь в Брачном Союзе, каково должно быть отношение к собственности внутри Церкви, то есть тела Христа. Конечно, нестяжание в виде общности имущества — это верх совершенства, что, казалось бы, исключает всякое упоминание о норме. Но и святость является верхом совершенства, однако из этого совсем не следует, что христианин не должен стремиться к святости: «Как послушные дети, не сообразуйтесь с прежними похотями, бывшими в неведении вашем, но, по примеру призвавшего вас Святаго, и сами будьте святы во всех поступках. Ибо написано: будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет. 1, 14-16).