Говорят, что христианство имеет два «легких»: одно — западное, а другое — восточное, и оба они необходимы для правильного дыхания. Эта метафора была предложена людьми, жаждущими восстановления единства, разорванного в 1054 году, когда Папа Римский и Константинопольский Патриарх взаимно отлучили друг друга. Триггер великого раскола для восточных христиан печально известен — это филиокве, добавление к христианскому вероисповеданию Римским Папой слова, означающего, что Святой Дух исходит «и от Сына», а не просто «от Отца», как считалось традиционно. Символ веры без филиокве и по сей день продолжает читаться православными христианами во время Божественной литургии.
В рамках настоящего исследования мы не будем рассматривать богословские сложности, возникшие при появлении этой прибавки, а также исторические и геополитические процессы, которые в течение предшествующих столетий подготовили почву для раскола. Однако здесь важно подчеркнуть, что этот эпизод в христианской истории имел монументальные и непредвиденные последствия не только для христианства, но и для развития европейской цивилизации и мира в целом. Западная часть христианства следовала кардинально другому историческому опыту, чем восточная. В то время как римо-католицизм все более вовлекался в дела мира сего и становился более рационализированным в своих богословских формулировках, касающихся богопознания, восточная часть христианства, напротив, становилась более потусторонней и сосредоточенной на внутреннем и мистическом опыте переживания Божественного. В рамках Римо-Католической Церкви появился масштабный труд Фомы Аквинского, который включил в христианское богословие философию Аристотеля. Это новшество заложило основу научной революции и параллельного развития капитализма[1]. Бог стал восприниматься в рационалистических терминах как Тот, кто создал вселенную, управляемую рациональными законами и принципами. Поэтому людям, созданным по образу Божьему, рекомендовалось применять свой богоданный разум, чтобы понять окружающий мир и своего Создателя. Великие монастыри Запада, как убедительно показал ведущий социолог религии Родни Старк, стали мастерскими по изучению природы[2]. Западным монахам был дан зеленый свет на проведение экспериментов и изучение природы, чтобы они могли понять, как Бог управляет Своим творением. Такой рационалистический подход к Богу открыл путь для научной революции и, как следствие, росту рационалистического мировоззрения на Западе. Иными словами, современное положение дел, а именно: увеличение материальных благ, технологические инновации, социальный прогресс и светскость, уходит корнями в теологию западного «легкого» христианства.
Восточная же часть христианства обратилась внутрь, сосредоточив свое внимание на общении с Богом. Этот путь в большей степени основывался на созерцании, медитации и опыте мистических практик[3]. Различие в подходе к Божественному закрепилось еще больше, когда территории восточного христианства были захвачены исламскими воинами. Кульминацией стало падение Константинополя в 1453 году, а позднее — коммунистический переворот в России в 1917 году. Восточная часть христианства осталась отрезанной от западной, то есть, например, от дальнейшей рационализации событий, начатых протестантской Реформацией, и продолжающихся споров между наукой, которая отделилась от своих религиозных истоков, и христианским богословием. Восточная часть христианства, практически не играя никакой роли во внешних событиях западной истории, оставалась довольно изолированной в своем мировоззрении и более сосредоточенной на созерцательных подходах, практиковавшихся в монастырях, подобным монастырям горы Афон.
Сегодняшние жители Запада, духовно истощенные от господства рационализма и материализма и разочаровавшиеся в западных организованных религиях, ищут выход в таких религиях Востока, как дзен-буддизм, даосизм и индуизм. Они ищут целебную духовность, которую не смогли найти в секулярном этосе, доминирующем в современной западной культуре. Особенно он преобладает в университетах. Мир высших учебных заведений более сорока лет был моей средой обитания как ученого-социолога. Восточная часть христианства с ее эмпирическим, мистическим фокусом и методологиями, связанными с духовным исцелением, остается в основном неизвестной на Западе. В этой статье я поделюсь результатами своего личного поиска и открытием богатства православной духовности, а также своим мнением об ее потенциальной актуальности для христианства и мира в целом. Своей задачей я вижу изучение второго «легкого» — восточного христианства. Оно может способствовать исцелению нашего мира, который многие считают духовно поломанным.
Мое открытие целительской традиции восточного православия произошло в результате неожиданного столкновения с группой целителей и мистиков на Кипре в 1980-х годах. Эта встреча привела к многолетним полевым исследованиям мира этих необычных людей. В этот период я стал, среди прочего, свидетелем исключительных исцелений, которые не поддались, по крайней мере для меня, рациональному объяснению. После моего ознакомления с кипрскими целителями и осознания возможности чуда как части человеческого опыта, несколько случайных совпадений, случившихся в моей жизни, открыли для меня возможность взглянуть на религию, в которой я был воспитан, по-новому. Таким образом, начиная с середины 90-х годов я изучаю и исследую мистическую и наполненную чудесами культуру восточного православия, сохранившуюся по сей день в древних монастырях, таких как Афон — изолированный полуостров в Северной Греции. Он также известен как Святая Гора, с десятого века служащая убежищем для монахов и отшельников.
Для начала я хотел бы отметить, что эти два ключевых опыта — моя работа с мистиками Кипра, принадлежавшим к прослойке мирян, а затем мои исследования духовной целительной традиции восточного православия — оказали глубокое влияние на мое мировоззрение и взгляды на жизнь. Неудивительно, что этот опыт радикально повлиял на мою академическую карьеру. Первоначально получив образование политического социолога, изучавшего проблемы, связанные с националистическими движениями и международным терроризмом, я переключился на изучение религии, духовности и мистики. На следующих страницах я поделюсь некоторыми аспектами этой тридцатилетней интеллектуальной и духовной одиссеи и попытаюсь обобщить ключевые черты целительной духовности православия, которую я испытал на себе и изучал через общение с афонскими старцами и отшельниками. Затем я осмелюсь предложить обоснование ее потенциальной значимости и вклада в современную западную культуру и выявить возможные слабые места и препятствия, которые могут помешать такому развитию событий.
Должен признаться, что, как и большинство ученых, я сначала с подозрением относился к любым утверждениям, связанным с предполагаемыми чудесными исцелениями и «паранормальными» явлениями, которые пользуются популярностью в народной культуре и так часто развенчиваются научным сообществом. Моя подготовка в области общественных наук заставила меня опасаться любых необычных и экстравагантных утверждений о «чудесных» исцелениях, ясновидящих и т. п., которые не могли быть подкреплены твердыми научными доказательствами, под которыми я понимаю управляемые и воспроизводимые эксперименты. Кроме того, я, разумеется, принимал, хотя и неохотно, лежащие в основе неписанных постулатов, в рамках которых действует современный академический дискурс, предположения, основанные на позитивизме, релятивизме и детерминизме. Смысл этих постулатов заключается в том, что истинное знание может быть получено только нашими органами чувств при помощи научного метода (позитивизм); что единственная существующая на свете реальность — это реальность наблюдаемой физической вселенной (редукционизм); что объективных ценностей не существует и все наши ценности являются продуктом установок того или иного социума (релятивизм) и что человек в конечном счете — это всего лишь продукт биологических и социокультурных процессов (детерминизм). Эти постулаты научного материализма, которые не оставляют в нашей жизни места для духовных или нематериальных процессов, ввергаются в наше сознание очень рано, при нашей академической подготовке.
Но что, если в результате полевых исследований в культурах за пределами доминирующей орбиты западного, постмодернистского понимания реальности, мы станем свидетелями явлений, противоречащих предположениям, о которых я говорил выше? Тогда что? Как мы можем преодолеть в наших умах серьезный когнитивный диссонанс, который является результатом вопиющего несоответствия между тем, во что, с одной стороны, мы верили, как в истинную природу этого мира, и, с другой стороны, тем, как мы переживаем этот мир в своем личном опыте? Некоторые антропологи, изучавшие шаманские практики в племенных обществах, постоянно сталкивались с этой дилеммой (Harner 1982). Полностью осознавая возможность обмана, они стали свидетелями того, что считали подлинными феноменами, которые невозможно было объяснить в рамках доминирующих парадигм современной западной науки.
Это то, что случилось со мной, когда я впервые столкнулся с целителями Кипра, и что заставило меня пересмотреть доминирующие предположения академической, научной культуры о природе реальности (Markides 1990, 1987, 1990). Когда мы сталкиваемся с такими дилеммами, в нашем сознании неизбежно встают вопросы: возможно, реальность — это гораздо больше, чем физическая вселенная; возможно, мы — гораздо больше, чем то, что мы позволяем себе предположить о себе, что мы не просто биологические организмы, судьба которых определяется нашим ДНК и культурной средой, в которой мы живем; возможно, есть знания, которые выходят за рамки нашего разума, как утверждают многие мудрецы от Пифагора и Платона до основателя специальности «социология» Гарвардского университета Питирима Сорокина (Sorokin 1947), современных трансперсональных теоретиков, таких как Кен Уилбер, ученых-медиков, как Ларри Доссей, и экспериментальных психологов, как Дин Рэдин (Wilber 1998; Dossey 2014; Radin 1997), а также ведущих ученых-компаративистов, таких как Хьюстон Смит (Smith 2002). Эти мыслители считают ошибочным предполагать, что познание мира достигается только через рациональную область науки (философию и математику) и наши чувства (экспериментальная наука), но оно достигается также, и это самое главное, через интуицию. Перед выходом на пенсию после работы в Гарварде Питирим Сорокин выступал за необходимость уважать все три нити знания, за более «интегральное» и целостное понимание Реальности. В своих сенсационных работах он утверждал: «Наряду с подсознательным (или бессознательным) и сознательным уровнем человеческой личности, третий слой — надсознательный — получает все большее признание. Это не подсознание или бессознательное, а сверхсознательные энергии, которые начинают рассматриваться как реальный источник всех великих человеческих творений, открытий и изобретений во всех областях культуры — науки, философии, права, этики, изобразительного искусства, технологии, политики и экономики <...> экстрасенсорное восприятие и телекинез, как сверхсознательный религиозный опыт великих мистиков; как предведение; как так называемые “вычисляющие мальчики” или “арифметические вундеркинды”, как состояние самадхи йога, или сатори дзен-буддистов; как когнитивная и творческая интуиция не являются ни подсознательными, ни бессознательными, но сверхсознательными, и как таковые не сводятся к низшим формам жизненной и умственной энергии»[4].
Чтобы проиллюстрировать предлагаемую мною гипотезу, я поделюсь своим непосредственным полевым опытом столкновения с феноменом исцеления у кипрских мистиков — явлениями, которые, по моему мнению, не могут быть решены в рамках устоявшихся рационалистических и научных парадигм. Именно по этой причине, признавая эту проблему, в своих полевых исследованиях я с самого начала предпочел использовать феноменологический подход. То есть я избегал навязывать свои собственные социологические категории в объяснении мира изучаемых мною объектов. Вместо этого я попросил их объяснить свой мир из своих собственных категорий понимания.
Однажды мне позвонил мужчина из Нью-Йорка, жена которого страдала серьезным хроническим заболеванием, которое врачи не смогли диагностировать. Этот человек, прочитавший мою первую книгу о целителях, спросил меня, могу ли я взять с собой к Даскалосу[5] (целителю, которого я изучал более других) фотографию его жены, надеясь, что он, возможно, сможет определить источник ее проблемы. Я вызвался сделать это во время моей предстоящей поездки на Кипр. Когда я дал Даскалосу фото, он закрыл глаза, руками начал поглаживать его и «чувствовать вибрации» женщины среднего возраста, изображенной на снимке. Затем он открыл глаза и заявил, что проблема этой женщины в ее зубах. Он сказал, что все десны заражены и что зубы нужно выдрать и заменить зубными протезами. Я счел поставленный им диагноз слишком несуразным и сначала не хотел писать письмо человеку в Нью-Йорк. Но по настоянию Даскалоса я преодолел свои первоначальные колебания и написал с Кипра письмо с его рецептом. Через два месяца после того как я вернулся в Мэн, этот человек (с которым я никогда не встречался) позвонил мне вновь и сообщил, что, когда он получил мое письмо, то выбросил его, прочитав радикальное предложение Даскалоса. Вскоре после этого, однако, два передних зуба жены выпали и из десен закапал гной. Затем она обратилась к челюстно-лицевому хирургу, который вылечил ее инфекцию, и полностью поправилась. Какова была вероятность, что кто-то поставил такой точный диагноз женщине, которая находится за семь тысяч миль от него, просто прикоснувшись к ее фотографии? На самом деле некоторые врачи сегодня, основываясь на собственном опыте, считают такое возможным. Сертифицированный невролог и психиатр доктор Мона Лиза Шульц, которая называет себя «медицинским интуитом», применяет такой нетрадиционный подход в своей медицинской практике, когда традиционные подходы к диагностике заболеваний не работают (Schulz 2005).
Даскалос, выпускник средней школы, исцелил не только израильскую женщину, страдающую психическими расстройствами, которую не могли вылечить авторитетные психиатры, но и местную женщину от проблем позвоночника после того, как ведущие врачи на Кипре и в Израиле пришли к выводу, что ее болезнь неизлечима. Эти эксперты предложили ей свыкнуться с мыслью о том, что большую часть своей жизни она будет прикована к постели. После вмешательства Даскалоса (который в течение сорока пяти минут едва касался ее спины — процедура, которую я видел своими глазами) пациентка встала с постели и с того самого дня начала жить нормальной жизнью. После исцеления рентгеновские снимки, которые она сделала в тот же день, показали здоровый, нормальный позвоночник, в отличие от рентгеновских снимков, которые она сделала неделей ранее. В другом случае кипрский целитель точно предупредил моего друга, покойного Леонарда Дуба, профессора психологии Йеля, об инфекции печени, просто случайно разговаривая с ним. Целитель предупредил его, что он никогда не должен сдавать кровь для другого человека, поскольку, хотя его болезнь не угрожает жизни, он всегда будет носителем вируса. Мой друг отверг мысль об этом незваном диагнозе и совет Даскалоса. Он только что прошел осмотр в Нью-Хейвене, и врачи признали его совершенно здоровым. Но три месяца спустя, после того как мы вернулись в Штаты, он связался со мной и сказал, что врачи обнаружили у него гепатит Б, «как говорил ваш целитель», как он назвал Даскалоса. Врачи утверждали, что никто не может обнаружить вирус в печени, так как инкубационный период составляет три месяца, и лишь после этого он становится заметным для медицинского оборудования. Это означает, что, когда Даскалос сказал ему, что у него вирусная инфекция, вирус уже находился в печени на ранних стадиях инкубации, но не мог быть обнаружен ни одним традиционным врачом, использующим самые современные медицинские технологии. Однако целитель на Кипре «видел» инфекцию не с помощью какого-либо инструмента, а сознанием. Как пояснил Леонарду следующим летом Даскалос, он использовал другую когнитивную способность, неизвестную медицинской науке. В другом случае, используя эту особую способность, он точно описал в мельчайших деталях внутреннюю часть нашего дома в штате Мэн, хотя он никогда не был в США. Он даже с юмором предположил, что нам нужно установить телефон на втором этаже нашего дома, чтобы избежать риска падения со ступеней каждый раз, когда телефон звонит на кухне! Однажды он связался с нами, чтобы призвать Эмили обратиться к врачу по поводу проблемы с коленом, хотя мы никому не говорили на Кипре, что у нее проблемы с коленом.
Конечно, это невероятный опыт и истории, которые невозможно обосновать научно. Однако, говоря за себя, я не могу отрицать свой собственный опыт. Кроме того, все большее число авторитетных наблюдателей сообщают об аналогичном опыте в других социальных и культурных условиях. Еще в начале шестидесятых годов доктор Джером Франк, реалистично мыслящий ученый и профессор психиатрии Университета Джонса Хопкинса, заявил в своей классической работе «Убеждение и исцеление»: «Некоторые люди могут иметь дар исцеления, который бросает вызов научному мировоззрению... Нельзя также исключать такую возможность — есть действительно убедительные доказательства того, что некоторые целители служат своего рода проводниками исцеляющей силы Вселенной, которую часто называют жизненной силой. За неимением лучшего термина эту силу следует называть “сверхъестественной”» (Frank 1974).
Еще один ученый с безупречной репутацией, сделавший аналогичные выводы, — невролог и известный исследователь мозга доктор Уайлдер Пенфилд, который указал в работе The Mystery of The Mind (Penfield 1975), что большую часть своей жизни был полным материалистом, полагая, что ум не может существовать независимо от мозга. Однако, основываясь на своих исследованиях, он признал, что некоторые функции ума не могут быть объяснены через одни лишь процессы материального мозга. Это привело его к выводу, что ум не сводится к мозгу и что последний является просто средством выражения для первого. Один из рецензентов заявил: «”Тайна разума” — оправдание Уайдлера Пенфилда за его запоздалый переход из монизма в дуализм. Может показаться, что в этом нет ничего особенного, но профессор Пенфилд в конце своей карьеры первопроходца-нейрохирурга и исследователя мозга пришел к выводу, что мозг и ум являются отдельными сущностями и что хотя ум в своей деятельности обычно зависит от мозга, его работа не может быть полностью объяснена мозговыми процессами. В области, где многие исследователи даже не признают существования нефизических реальностей, таких как ум, это довольно серьезный вывод... Однажды я слышал, как индуистский йог сказал группе западных ученых, что “весь мозг содержится в уме, но не весь ум находится в мозге”. Примечательно, что о том же самом говорит и западный нейрохирург» (No Author 1976).
Необычные явления также были тщательно изучены и зафиксированы парапсихологами, осуществляющими свою работу в контролируемых экспериментальных условиях. За последние сто лет с момента создания британскими учеными Общества по изучению паранормальных явлений накоплен огромный объем таких исследований[6]. Тем не менее, за очень немногими исключениями, ведущие ученые отказываются даже рассматривать такие доказательства, полагая, что этих феноменов вообще не существует. Реагируя на это предвзятое отношение со стороны ведущих ученых, британский писатель и философ Колин Уилсон писал: «Скептически настроенные ученые, живущие в Лондоне или Нью-Йорке, заранее пришли к выводу, что паранормальных явлений не может быть просто потому, что их не может быть никогда. Почти все они без исключения отказываются брать на себя хлопоты пойти и увидеть парапсихического хирурга, даже если он живет за углом: они устало говорят вам, что знают, что ничего не случится или что, даже если это произойдет, это будет обманом. Все, что они готовы сделать, — это рассмотреть доказательства из вторых рук, предпочтительно в какой-то легко усвояемой форме, поскольку у них не хватает терпения, а затем придумать возражения. И результат их рассуждений затем воспринимается остальным научным сообществом как беспристрастные выводы ученых, сделанные в результате кропотливого труда. На самом деле это почти что отрыгивание мнений, которые они выражали в течение многих лет, мнений, которые они не готовы поменять, потому что эти ученые абсолютно не хотят изучать доказательства» (Wilson 1988).
Рассматривать «паранормальные» явления (на языке горы Афон «чудеса») серьезно может только тот, кто готов радикально пересмотреть наши материалистические и редукционистские предположения о реальности и со всей серьезностью воспринять идею о том, что ум не сводится к мозгу, что он на самом деле может быть «нелокальным» и что душа и дух могут быть теми реальностями, которые необходимо учитывать для более полного понимания себя, общества и космоса (Fontana 2003). Кроме того, мы должны быть открыты для возможности признания того, что значительное число людей, которые живут обычной, нормальной жизнью, также имеют опыт, который можно назвать «паранормальным», «неординарным» или «чудесным», но из-за отвержения такого опыта ведущими учеными, которые считают его не более чем заблуждениями или галлюцинациями, эти люди предпочитают хранить молчание, чтобы не быть стигматизированными как душевнобольные. Я часто становился свидетелем этой проблемы. Когда появились мои книги о целителях и мистиках Кипра, десятки людей связались со мной, чтобы сказать, что они сами живут в условиях, которые я описал в моих книгах, но предпочитают молчать о них, чтобы их не высмеивали, стигматизировали и/или не уволили с работы. А это люди из всех слоев общества, включая ученых и академиков!
Как я уже упоминал ранее, необыкновенные явления исцеления и «паранормальные» способности, свидетелями которых я стал в своей работе с Даскалосом и его кругом мистиков и целителей, подготовили меня к моему личному открытию горы Афон. Друг, знакомый с моей работой, призвал меня присоединиться к нему в его путешествии на Афон, чтобы встретиться с «настоящими святыми» (Markides 1995). Их молитвы, по его словам, были настолько сильны, что чудесные исцеления и другие необычные явления являлись для них обычным делом. Я принял его приглашение, и мои исследования и жизнь приняли новый поворот. За годы изучения афонских старцев я слышал о подобных чудесных исцелениях от физических и психологических заболеваний после того, как один из старцев помолился за страждущего человека. В последние годы появилось множество книг (в основном на греческом языке) о чудесной жизни современных святых, таких как старцы Порфирий и Паисий. Эти книги хотя и не являются «научными» в традиционном смысле этого слова, могут развеять сомнения, показав, что жизнь старцев поистине была чудесной. Наблюдая за феноменом исцелений во время работы с кипрскими мистиками, я был готов к встрече с этим феноменом в жизни почитаемых старцев, афонских монахов и отшельников.
Вот один из многих примеров таких случаев из жизни старца Паисия, которого я встретил за два года до его смерти, в начале 90-х годов. Он весь день принимал паломников в своем ските на Афоне. К четырем часам дня он объявил, что устал и больше не может принимать паломников. Один из посетителей был очень огорчен, так как хотел провести личную встречу со старцем. «Пожалуйста, отец, — умолял он, — я должен тебя увидеть. Это для моей жены». «Прости, сын мой, но я очень, очень устал». «Но, отец, моя жена умирает. Мне нужно поговорить с тобой». Этот паломник хотел попросить старца Паисия заступиться перед Богом и помолиться за исцеление его жены, умирающей от рака. Старец похлопал посетителя по спине и сказал: «Иди, сын мой, твоя жена в порядке». Этот паломник вернулся в Афины, чувствуя, что его путешествие за несколько сотен миль было проделано зря. Когда он вошел в свой дом, его жена, которая до этого была прикована к постели, поднялась и двигалась по дому. Позже врачи выяснили, что каким-то чудом ее опухоль исчезла. Она объяснила, что, когда лежала в постели, чувствовала тепло по всему телу, как будто рак тает. Это было в тот час, когда старец Паисий сказал ее мужу: «Иди, сын мой, твоя жена в порядке».
Афонская культура изобилует историями не только о феноменах исцеления, подобных тому, что я только что описал, но и о других типах необыкновенных мистических переживаний, о материализации и дематериализации священных икон, о телепортации, путешествиях вне тела, левитации и нахождении святых старцев в двух местах одновременно. Истории подобного рода обычно можно встретить в мистических традициях индуизма и тибетского буддизма (Yogananda 1987; Sogyal 2012). Я был очарован, когда понял, что такие рассказы живы и в самом сердце христианства. Я также заметил, что на горе Афон сохранилась система старчества, отношений между учителем и учеником, которые, как я предполагал до этого момента, были исключительной отличительной чертой религий Востока. Я говорю это потому, что современных западных жителей, включая меня, привлекал к религиям Индии и Тибета тот акцент, который они делали на эмпирическом, мистическом подходе к Божеству, — то, чего, как мы чувствовали, не хватало в западном христианстве. Но с тех пор как я встретился с Даскалосом и его группой, а также с афонскими старцами, я понял, что мистическая духовность жива и в пределах западной цивилизации — в культурных останках восточной части Римской империи. Мы просто игнорировали эту реальность из-за триумфа научного рационализма и некоторых других исторических и социологических причин, выходящих за рамки настоящего исследования.
Моим ключевым информатором и наставником в исцелении и мистической культуре восточного православия был отец Максим[7], тридцатитрехлетний монах, с которым я познакомился во время своего первого визита на Афон в 1991 году. Он прожил уже более десяти лет в качестве афонского аскета, намереваясь провести остаток своей жизни на Святой Горе. Но по просьбе своих старцев он покинул Афон в 1993 году и стал настоятелем монастыря Панагия в горах Троодос на Кипре. Там он служил духовным наставником для около тридцати пяти монахов и сорока монахинь из ближайшего женского монастыря. Благодаря тому что он быстро стяжал репутацию духовно одаренного старца, к нему приезжали сотни мирян, желавших исповедоваться и получить наставление. Его популярность была столь велика, что он считался человеком, несущим главную ответственность за монашеское возрождение на острове. Именно на Кипре я присоединился к нему как ученый-резидент, изучающий его жизнь и работу, а также временно выполнял роль его шофера, что позволило мне больше времени говорить с ним. Во время многих часов непосредственного наблюдения с моей стороны и разговоров, связанных с темой моей работы, я начал ценить духовную традицию, в которой вырос. Я был отчужден от этой традиции с момента переезда в Америку, положившего начало неизбежному процессу моей секуляризации и впитыванию скептической культуры академической социальной науки. Отец Максим лично показал мне целительскую культуру православия и его «апофатическое» богословие. Именно от него я впервые услышал новую мысль о том, что Церковь следует рассматривать в первую очередь как духовную больницу, лечебное учреждение, и что теология как дисциплина должна быть частью медицины, а не гуманитарных наук, как это традиционно считалось. Как и в случае медицины, в центре внимания Церкви должно быть исцеление; самое главное — исцеление своего «я», которое отчуждено от своей истинной божественной родины. Это достигается, как я покажу позже, за счет применения конкретных методов лечения, дающих практические и наблюдаемые результаты (Markides 2001, 2005, 2012).
Возможно, хороший способ представить эту православную традицию исцеления — кратко рассказать две взаимосвязанных истории. Первая история — о заключенном в камере смертников, которого я назову Дэвид, несколько лет назад написавшем мне после прочтения моих книг о кипрских врачевателях-мирянах. Он попросил меня связать его с кем-то, кто мог бы дать ему духовный совет. В письме он подчеркнул, что просьбу необходимо выполнить срочно, поскольку не знал, сколько времени у него осталось до казни. Он не сказал, какое конкретно преступление совершил, упомянул только, что был причастен к торговле наркотиками. Я предполагал, что он был осужден за убийство. Он также отметил, что является выпускником колледжа и имеет степень магистра по английской литературе. По письму было ясно, что он образованный человек. Без колебаний я послал ему адрес отца Максима. Через несколько месяцев Дэвид снова написал мне. Он поблагодарил меня за то, что я познакомил его с о. Максимом, и утверждал, что за всю свою жизнь он никогда не испытывал столько любви, приходящей к нему, как через письма отца Максима. Они регулярно переписывались, отец Максим предлагал духовные советы, пересылал ему классические тексты о православной духовности (такие как «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» и «Филокалия»). Этот контакт сыграл решающую роль в личностном преобразовании и искуплении Дэвида, как станет ясно из второй истории, которая самым необычным образом связана с его судьбой.
Примерно в то же время, когда я получил письмо Дэвида, мне позвонил техасский бизнесмен, чтобы рассказать об опыте, который он пережил во время паломничества на Афон. Это был очень богатый человек, который сделал состояние на недвижимости. В какой-то момент своей жизни он попал в автомобильную аварию, которая сделала его недееспособным. Он потерял большую часть памяти и не мог решить простейшую арифметическую задачу, хотя у него была степень магистра по математике и вторая степень — магистр по управлению бизнесом. По настоянию друга — православного священника — этот техасец (так я буду называть его), который не был православным, решил присоединиться к нему в паломничестве на Афон. Переходя от одного монастыря к другому, они заметили отшельника, одетого в ветхую одежду, который ухаживал за своим садом. Техасец пожалел его и предложил ему немного денег. Отшельник отказался от щедрого предложения, а его друг объяснил, что тот стал отшельником именно для того, чтобы жить вдали от мирских соблазнов. «Но, если ты хочешь дать ему немного денег, чтобы купить свечи и зажечь их в церкви для твоего исцеления, он сделает это», — предложил православный священник. Когда ему удалось объяснить эту задумку, отшельник принял небольшую сумму денег. Затем он положил руки на голову техасца и начал бормотать некоторые греческие молитвы, смысл которых техасец не мог понять. «Я на мгновение подумал, — сказал он мне по телефону, — что старый отшельник, живущий один в пустыне, наполовину спятил». Когда афонский отшельник закончил свою молитву, он повернулся к православному священнику американского происхождения и сказал: «Теперь ваш друг цел». Затем они продолжили свой поход. Как только они достигли места назначения, у ворот следующего монастыря память техасца внезапно восстановилась. Он снова был «целым». Ошеломленный полученным опытом, он решил истратить свои время и деньги на создание афонского монастыря в Соединенных Штатах. И вот что произошло. Старец преклонного возраста с горы Афон, известный своими харизматическими и пророческими дарами, эмигрировал в Соединенные Штаты и с помощью техасца и других покровителей создал монастырь посреди пустыни на юго-западе Америки[8].
История основания этого монастыря в пустыне сама по себе является чудом. Мне рассказывали, что пока они колесили по пустыне на джипе в поисках подходящего места для покупки земли, они услышали звон колоколов. Для старца это было знамением с неба, что они нашли нужное место, и он попросил своих товарищей купить тот участок земли. Вместе с тем они отметили, что поблизости нет воды и что государство не разрешит строить здесь что-либо без надежного водоснабжения. Старец настаивал. Повинуясь своему духовному руководителю и старцу, техасец и другие купили большую часть пустынной земли, зная, что они «выбрасывают деньги на ветер». Как они и предсказывали, государство отказало выдать разрешение, пока не будет обеспечен источник водоснабжения. Затем, согласно повествованию, старец, как ветхозаветный пророк, отправился в пустыню, чтобы три дня поститься и непрестанно молиться. На третий день он прервал пост и молитву и объявил место, где они должны копать, чтобы найти воду. И вот после бурения в глубине пустыни они обнаружили огромное подземное озеро. Монастырь был построен, и через шесть лет пустынная земля превратилась в настоящий оазис, куда каждый год приезжают тысячи паломников, чтобы посетить более сорока монахов, живущих там. Также было запланировано создать женский монастырь неподалеку.
Интересно, что монастырь находился в часе езды от тюрьмы строгого режима, где содержался Дэвид. Кроме того, настоятель монастыря (не духоносный старец, создавший монастырь, а другой человек) был другом отца Максима со времени их совместной работы на Афоне. Отец Максим попросил своего друга заняться делом Дэвида, и после девяти месяцев упорных усилий власти в конце концов разрешили бородатым, одетым во все черное монахам из монастыря встретиться с Дэвидом. Они разработали для него программу духовных практик и молитвенных размышлений для его духовного выздоровления. Это была программа, основанная на аскетических традициях православных монахов и отшельников. В своем последнем письме мне Дэвид сказал, что самое лучшее, что случилось с ним за всю его жизнь, были арест и приговор к смертной казни. Он сказал, что в камере смертников он открыл Бога. Если бы он остался в мире, то жизнь, которую он прожил, привела бы его к духовной смерти. Теперь он духовно жив и больше не боится смерти, а его тюремная камера стала для него афонским скитом, который помог ему найти себя и исцелить свою душу. Нет сомнений в том, что метанойя Дэвида (радикальное изменение сердца и разума, покаяние), по мнению отца Максима и монахов, сопровождавших его в духовном путешествии, является подлинной. Быть может, в конце концов его казнят, но в самом сердце своего существа он получил исцеление. Именно это в конечном счете имеет значение для православия.
Я считаю, что эти две параллельные истории — радикальное преобразование Дэвида и психическое восстановление техасского бизнесмена — являются архетипическими чертами восточного православия, целительной, чудотворной и пустынной традиции. Это традиция исцеления, поскольку ее конечная цель состоит в том, чтобы исцелить душу в самой ее глубине. Пройдя через глубокую метанойю, Дэвид находился в процессе духовного спасения от огромной пропасти между ним и Богом, которая явилась результатом той жизни, которую он вел, живя в этом мире. Согласно православию, конечная цель всех людей состоит в том, чтобы восстановить это единство между нами и Богом, которое изначально было разрушено в результате грехопадения Адама и Евы, как об этом говорится в повествовании, носящем мифический характер.
Более того, православие — это чудотворная традиция, поскольку в ней жизнь духоносных старцев и святых, установивших связь с Богом, становится средством исцеления через энергию Святого Духа, которая творит чудеса не только на духовном и психологическом, но и на физическом уровне, как в случае с афонским отшельником, исцелившим техасского паломника, и со старцем Паисием, исцелившим женщину, страдавшую от рака. На самом деле, чудеса являются необходимым требованием, которое, как правило, выдвигается, прежде чем человек может быть объявлен Церковью святым. Эти чудеса должны иметь место, пока святой жив и после того, как он или она уходит из этого мира. Гора Афон и православие в целом наполнены чудесными историями исцелений.
Наконец, в восточной православной мистической духовности пустыня играет заметную роль — как буквально, так и образно — в развитии богословия и духовных практик. Со времен установления христианства в качестве официальной религии Римской империи в начале четвертого века новые «мученики», живые свидетели веры, были отшельниками, как Антоний Великий, который отказался от комфорта городской жизни и вошел в пустыню, чтобы найти Бога через непрестанную молитву, созерцание и духовные упражнения. Эта традиция сохраняется и по сей день в древних монастырях, подобных монастырям Афона, которые культивируют внутреннюю тишину, чтобы практикующий мог услышать голос Бога. То есть путь достижения Бога и объединения с Богом — создание внутри нас пространства, так сказать, «внутренней пустыни», свободной от эгоистических страстей, и в этом молчании голос Бога будет звучать в глубинах наших сердец. Практиками этого внутреннего молчания являются аскеты, из рядов которых пришло большинство ведущих святых и великих богословов восточного христианства. Эти святые старцы заложили основы практики исцеления, а также мистического богословия.
Как я узнал от отца Максима и других старцев, отличительной чертой мистической духовности православия является то, что я назвал Тройнственным путем (Markides 2001, pp. 212-24). Святые старцы учат, что восстановление разрушенного единства между людьми и Богом совершается в три стадии: катарсис (очищение души), фотизис (просвещение души) и теозис (единство с Богом). Ниже я резюмирую эти три этапа. Меня поразила их универсальность. Их можно считать необходимым и основополагающим путем, по которому должны пройти все люди, прежде чем воссоединиться с Богом, с конечным исцелением своего внутреннего «я» и конечной целью души.
Предпосылкой, на которой строится Трехчастный путь, является вера в то, что люди с незапамятных времен отпали от Благодати. Они разрушают связь с Богом и живут в состоянии изгнания из своей истинной родины. Таков смысл «первородного греха», понимаемый святыми старцами-мистиками восточного христианства. Ключевым условием для объединения с Богом, как я уже говорил, является глубокая метанойя, которая приведет к катарсису и очищению души от эгоистических страстей. История Творения в Ветхом Завете и притча о блудном сыне в Новом Завете указывают на эту фундаментальную экзистенциальную истину о происхождении и судьбе человека. В притче блудный сын покинул дворец любящего отца, отрезал себя таким образом от небесных духовных корней. В конце концов он растратил свое божественное наследие, предаваясь различным страстям и искушениям материального мира. Вся человеческая природа блудного сына была искажена, и страсти, которые изначально были даны человеку как благие свойства его души, чтобы употребить их на прославление Творца, стали использоваться ради удовлетворения эгоизма. Например, способность души гневаться, данная как сила противостоять искушению и греху, стала источником раздора между людьми и средством удовлетворений их низменных желаний как на коллективном, так и индивидуальном уровнях. Точно так же гордость за божественное происхождение трансформировалась в гордость за свое имущество, жажду внимания и славы, власти над другими и т. д. Должен признать, что я нашел эту интерпретацию притчи убедительной. В определенный момент блудный сын доходит до истощения в своем жалком существовании (то есть жизни, отрезанной от Бога) и начинает тосковать по дворцу. Это — начало обратного пути. Блудный сын после больших трудностей и невзгод в конце концов возвращается, отец обнимает его и организует праздник, чтобы отпраздновать возвращение своего потерянного сына. Я понял, что это должно быть намеком на историю каждого человека, который жаждет связи с Богом и начинает процесс метанойи и катарсиса. Дворец — это Внутреннее Царство, которое всегда является частью нас, но мы не узнаем его из-за наших плохих привычек, невнимательности и материальных желаний. Блудный сын никогда не перестает быть принцем, даже живя среди свиней (обратите внимание на сходство истории блудного сына с притчей Платона о пещере).
Христианские старцы учат, что процесс исцеления и восстановления души требует напряженной духовной борьбы и усилий. На это также указывают современные религиозные мыслители. Эта идея часто теряется в культуре, в которой ценится мгновенное удовлетворение своих потребностей. Церковь, основываясь на опыте жизни и учений духоносных старцев и святых, предоставляет методику исцеления души, освобождения от эгоистических желаний и восстановления нашей связи с Богом. Эта методология называется аскезой, что буквально означает «упражнение». Люди, которые практикуют аскезу с утра до вечера, являются аскетами, их практики и открытия могут помочь тем из нас, кто живет в мире, продолжить наш путь воссоединения с Богом. Именно этой аскезе учили Дэвида афонские монахи, живущие в Америке, чтобы помочь ему избавиться от огромной пропасти, которую он создал, отделив себя от Божьей благодати.
Некоторые из практик, которые составляют часть аскезы, — регулярное участие в Таинствах Церкви, таких как исповедь и причастие, благотворительная деятельность в мире, пост, неспрестанная молитва, систематическое изучение священных текстов и житий святых, культивирование глубокого смирения, общинное богослужение и так далее. Благотворительность, когда она дается добровольно и безвозмездно, важна во всех аспектах (материальная и нематериальная отдача и забота о ближнем) как способ забыть о нашей зацикленности на себе и тенденции заключить наши сердца в вещи этого мира. Точно так же пост учит душу обуздывать низшие страсти. Логика этого заключается в том, что, если вы не научитесь постепенно преодолевать небольшие искушения, такие как избегание определенных продуктов питания, вы не будете развивать силу противостоять большим искушениям, которые неизбежно нападают в нашем повседневном существовании. Исповедь через духовное руководство опытного старца также имеет важное значение, так что мы не только обращаемся к нашим греховным действиям, но можем, что самое главное, стать сознательными и таким образом контролировать наши помыслы — негативные мыслеформы, которые мы постоянно генерируем в наших умах и которые шаг за шагом увеличивают нашу отчужденность от Бога. Мы призваны заменить эти помыслы систематическим и беспрестанным воспоминанием и созерцанием Бога через молитву. Наиболее важной практикой является непрерывное повторение коротких молитв, главной из которых является νοερά προσευχή, или Иисусова молитва («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня»). Выполняя эту практику, требуется как можно больше повторять эту молитву. Ее можно читать даже во время таких обыденных мероприятий, как ожидание автобуса или мытье посуды.
Цель этой практики заключается в том, чтобы свести к минимуму создание негативных помыслов и заменить их памятованием о Боге, благодаря чему она становится средством повторного захвата райского состояния, которое может быть достигнуто, между прочим, уже в этой жизни. Для святых старцев, конечно, молитва Иисусова — это призывание Святого Имени, которое в сочетании с чтением древних молитв, таких как Псалмы, чтения о жизни святых, и посещением регулярных церковных служб в конечном итоге принесет плоды в жизни практикующего. Есть и иные варианты Иисусовой молитвы, как, например, молитва святого Григория Паламы: «Господи, просвети тьму мою», которую он повторял вновь и вновь.
В определенный момент к душе, которая занимается практикой и систематическим очищением от мирских страстей, придет просвещение от Бога. На этапе, когда душа получила очищение, после достижения глубины смирения Божественное Провидение предлагает душе необыкновенные дары, такие как созерцание Нетварного света (Божьего света), пророческое видение, целительские способности, подобные упомянутым ранее, способность левитировать, находиться в двух местах одновременно и т. п. Эти дары глубоко погружены в человеческую природу и, как правило, проявляются после очищения души. Поэтому то, что мы называем «паранормальными» явлениями, на этом втором этапе на самом деле очень нормальны. Это дары, о которых сообщается в житиях святых, служащих для нас образцом правильной жизни.
Самым ценным даром Духа, касающегося святых, который заменяет все другие дары, является видение Нетварного света, мистическое созерцание Божьего присутствия в мире, наполняющее душу совершенной радостью. Ниже приведен пример такого опыта, рассказанный старцем Иосифом из монастыря Ватопед горы Афон: «Я ясно помню, что как только я начал несколько раз повторять в своей молитве имя Христа, мое сердце исполнилось любовью. Внезапно она возросла настолько, что я больше не молился, но был в состоянии изумления от этого переполнявшего меня чувства любви. Я хотел обнять и целовать всех людей и все творение, и в то же время я мыслил очень смиренно... Я чувствовал присутствие нашего Христа, но я не мог видеть Его. Я хотел упасть к Его безупречным стопам и спросить Его, как Он зажигает сердца людей и в то же время остается сокрытым от них. Тогда мне открылось, что Христос внутри каждого человека. Я сказал: “Господи, позволь мне оставаться в этом состоянии всегда, и мне больше ничего не нужно”. Это состояние длилось некоторое время, и когда я вернулся к своему первоначальному состоянию, я не мог дождаться поездки к своему геронде (старцу), чтобы рассказать ему все об этом…»
Кроме того, он сказал об этом следующее: «Когда ум человека бывает очищен и просвещен <...> он получает, помимо своего собственного света, свет Божественной Благодати, чтобы оставаться в нем постоянно. Затем он захватывает его и подвергает его видениям и восприятиям, верным его собственной природе. Однако такой человек имеет возможность, если он того пожелает, просить через молитву. Тогда благодать питается энергией, и то, что он просит, дается ему просто потому, что он просит. Но я считаю, что истинно набожные избегают таких просьб, за исключением чрезвычайных обстоятельств» (Joseph 1984; Markides 1995, p. 302-3).
Как утверждает старец Иосиф, те, кому предлагаются такие дары Духа, принимают их с полным смирением, и они никогда не должны быть для них источником самопиара и самовозвеличивания. На самом деле, такие дары также могут быть сильными соблазнами, которые зачастую могут привести к духовному падению. Вот почему великие святые делают все возможное, чтобы скрыть их, и исполуют только умеренно и только для того, чтобы помочь ближним людям в их духовных, психологических и медицинских нуждах. Именно по этой причине отцов-пустынников и называли «бдящими». Они постоянно сохраняли осознанность и береглись от таких искушений. Поэтому, с точки зрения православных святых старцев, любая целительская способность, которую может получить человек, не должна служить поводом для хвастовства ради того, чтобы произвести впечатление на аудиторию, как это часто бывает сегодня в некоторых кругах нью-эйдж. Я помню, как эмоционально отреагировал старец Паисий, когда я наивно спросил о его знаменитых способностях исцелять людей. Он категорически отрицал такие «слухи», говоря, что он просто молится за людей и исцеление происходит только в результате Божьей благодати и Провидения. Но эти слухи пересекли Атлантику, дошли до меня в штате Мэн, когда я впервые услышал о нем и о его знаменитой дружбе с дикими животными, такими как медведи и ядовитые змеи. В православной духовности человек, получивший просвещение от Бога и достигший Рая в этой жизни, восстанавливает гармоничные отношения с природой, которые были характерны для жизни до грехопадения. Отсюда берутся широко известные истории из житий святых, которые жили среди диких зверей, не боясь, что они могут причинить им вред.
Наконец, третий этап духовного развития «я» — достижение обожения, конечная цель человеческой души, восстановление ее единства с Богом. Это — окончательное исцеление души. Как и предыдущий этап просвещения, он полностью находится в руках Божественного промысла. Люди не могут воссоединиться с Богом по одной лишь своей воле. Наша воля должна быть задействована только на первом этапе, этапе очищения. Два других этапа естественно следуют как Божья награда за нашу борьбу за очищение наших сердец. Поэтому попытки прорваться к этим дарам напрямую (например, попытка самостоятельно развить свои психические силы), не стараясь в то же время освободить душу от эгоизма, могут быть эквивалентны «краже у Бога», ведущей к тому, что называется «черной магией».
Все великие мудрецы указывали на то, что единство с Богом в состоянии обожения пребывает вне всякого человеческого описания или понимания. Следует также отметить, что в христианской духовности душа по возвращении домой сохраняет автономию в единстве с Богом. Личность не растворяется во всем. Уничтожается совокупность наших эгоистических страстей и желаний, а не наша уникальность как людей, созданных по образу Божьему для вечности. Это — большая разница, поскольку некоторые представления предполагают, что конечным финалом духовного развития является уничтожение личности. Это форма духовного нигилизма. Просвещенный Богом человек сохранит свою уникальность в Боге, продолжая из своего райского состояния трудиться ради спасения других. Важно также повторить, что обожение не является той стадией, которую можно достичь только после смерти, но пока человек еще жив и действует в этом мире, райский этап, конечное исцеление человеческой личности, возможен уже по эту сторону пропасти. Наш рай или наш ад начинаются уже в этой жизни.
Прежде чем закончить этот раздел, возможно, необходимо сделать небольшое предостережение. Было бы ошибкой предположить, что афонские старцы, настоятели и монахи, с которыми я сталкивался на протяжении многих лет и о которых писал, обладают идеальными душами. Они не непогрешимы. Как и все люди, они совершают ошибки, часто грубые и, да, ужасающие. Они делают это в силу ограниченности их формального образования и социальных и культурных трудностей, с которыми сталкиваются. В этой связи важно помнить, что это касалось и величайших святых христианской традиции прошлого и настоящего. Разве мы, например, отвергаем мудрость святого Павла из-за того, что ему приписывают некоторые формы женоненавистничества и гомофобии? Или мы должны дискредитировать весь корпус святого Иоанна Златоуста из-за его предполагаемого антисемитизма? Многие «культурные презиратели» религии (образное выражение Фридриха Шлейермахера) сосредоточились на недостатках, которые можно вскрыть и развенчать, но которые дискредитируют монашескую жизнь и учение. Поэтому важно не идеализировать чрезмерно монашеские общины и не ожидать, что поведение их членов будет советовать качеству, буквально говоря, ангельских чинов! В противном случае мы можем испытать сильнейшее разочарование и в процессе этого лишить себя благ той мудрости, которая копилась в этих институтах на протяжении веков.
Резюме сказанного выше и основные выводы
Я пытался показать в этой статье, что в монастырях восточного православия, возможно, в большей степени, чем в любой другой части христианского мира, сохранилась целебная мистическая традиция (Трехчастный путь), которая, как мы предполагали, присутствовала только в таких религиях, как индуизм, тибетский буддизм и шаманизм коренных народов. Многие жители Запада, разочарованные преобладающим рационализмом мейнстримной культуры, как с точки зрения ее религиозного, так и научного выражения, обратились к Востоку за опытным и исполненным чудес путем к истинной Реальности, хотя все, что они искали, присутствовало и в христианстве на протяжении всего времени.
Я также пытался показать, что растущий интерес современных людей к «паранормальным» и чудесным явлениям (ангелам, пророческим видениям, путешествиям вне тела, околосмертному опыту, чудесным исцелениям и т. д.), отвергнутым скептиками-начетчиками как не основанные на реальных феноменах, являются тем, без чего невозможна жизнь восточных православных святых, и визитной карточкой восточного христианства. Поэтому чудесные явления и мистическая культура восточного христианства может представлять интерес не только для христиан всех конфессий, но и для постоянно увеличивающегося числа жителей Запада, тяготеющих к религиям Востока и их нью-эйдж вариациям, — тенденция, которая так сильно влилась в наш культурный и религиозный ландшафт сегодня.
Потенциально Трехчастный путь восточного православия может способствовать развитию того, что трансперсональные теоретики называют «оком созерцания», а именно культивированию интуитивной, духовной составляющей человека, подавлявшейся на протяжении последних нескольких столетий из-за триумфа рационализм и научного материализма. Это привело к тому, что социолог Макс Вебер назвал «разочарованием мира», а теолог Филипп Шеррард оплакивал как «осквернение мира» (Sherrard 1998). Методология духовных практик, сохранившаяся в древних монастырях христианского востока, может сыграть свою роль в преодолении позитивизма, релятивизма и детерминизма — идеологий, которые доминировали в нашей высшей культуре в последние триста лет. Следует учитывать тот факт, что именно мистическая сторона православия сделала таких литературных гениев, как Толстой и Достоевский, покровителями знаменитого монастыря Оптина Пустынь, разрушенного большевиками во время русской революции. Именно там они взращивали свои духовные взгляды на реальность, и именно там Достоевский встретил старца, образ которого лег в основу отца Зосимы, персонажа «Братьев Карамазовых».
В этой связи на ум приходит справедливый вопрос: готово ли восточное православие в том виде, в каком оно представляет себя сегодня остальному миру, сыграть историческую роль в «перезачаровывании», или «ресакрализации» мира? Я задал этот вопрос Каллисту Уэру (преподавателю Института православных христианских исследований Оксфорда и православному епископу) в недавнем интервью (Markides 2005, pp. 148-77). Его ответ был однозначно отрицательным, как я ожидал бы от любого человека, понимающего состояние дел восточной церкви. Каковы же проблемы, которые кажутся препятствиями, мешающими православию вносить вклад в формирующуюся современную культуру? Вот краткое резюме.
Восточная часть христианства по историческим причинам (торжество ислама и коммунистический переворот) оставалась отрезанной от культурно-исторических сил, формировавших современную эпоху. Эта изоляция от западного культурного и интеллектуального развития (например, эпохи Просвещения) послужила обоюдоострым мечом, принесшим одновременно большую пользу и вред. С одной стороны, это помогло сохранить Трехчастный путь. С другой стороны, восточное христианство продемонстрировало серьезные недостатки и пробелы в способности творчески решать интеллектуальные проблемы мира, который быстро становился глобальным и культурно разнообразным. Поэтому сильно искушение воспитывать ограниченный фундаментализм, тенденцию не только быть равнодушным к пониманию других религий, но и монополизировать Бога, как это случалось ранее, путем демонизации других религий и объявления их не чем иным, как ересь. Еще одной трудностью является тенденция некоторых богословов воспитывать враждебность по отношению к Западу, как будто они все еще живут во время Четвертого крестового похода, когда Константинополь был разграблен «святыми» воинами Запада, проложившими путь османскому захвату Византии. Такие ксенофобские настроения проявляются среди нескольких сегментов церковного истеблишмента Христианского Востока. Я неоднократно поражался чрезвычайно реакционным политическим, религиозным и культурным высказываниям некоторых представителей высшего духовенства, в том числе афонских монахов. Их неспособность понять современный мир, его плюралистическую текстуру и сопутствующее этому массовое неприятие его культурных ценностей (равенство женщин, разнообразие как нечто хорошее, а не демоническое) затрудняет для западного человека возможность найти скрытые духовные и целебные сокровища, которые присутствует в монашеской традиции, описанной мною в этой статье. Жители Запада, жаждущие духовного исцеления и мистического опыта, будут искать их в других местах: в ашрамах Индии, в монастырях медитации дзен, в парны́х коренных американцев. Эти традиции лежат за пределами культурного багажа, который повредился от многострадальной истории авраамических религий. Тем не менее я продолжаю сохранять позитивный настрой и надеяться на лучшее. Существует много просветленных богословов, монахов, патриархов и епископов, которые, будучи вдохновлены мистическим учением святых старцев, борются против такой узости мышления и мало-помалу работают на благо открытого диалога, взаимопонимания и сотрудничества между религиями. Пусть их труды принесут свой плод на благо православия и мира. Лично я верю, что мистические пути восточного христианства могут внести свой вклад не только в дело исцеления душ отдельных людей, но и в исцеление нашего беспокойного мира, застрявшего в зыбучих песках материализма. К этой точке нас привело наше ложное представление о том, что предельная реальность — это реальность воспринимаемая и наблюдаемая нашими органами чувств, предельно нигилистический взгляд на жизнь. Духоносные старцы и святые восточного христианства могут помочь нам найти выход из этого затруднительного положения.
Перевел А. Макаров
Источник: Markides, Kyriacos. “The Healing Spirituality of Eastern Orthodoxy: A Personal Journey of Discovery”. In Inward Being and Outward Identity. Edited by John Jillions. Special Issue of Religions 8(6) (8 June 2017: 152-165). https://doi.org/10.3390/ rel8060109 [Last Visit 28/06/2020].
Источники и литература
No Author. 1976. New York Times Book Review. New York Time, January 18.
Brown, Courntney. 2005. Remote Viewing: The Science and Theory of Nonphysical Perception. Atlanta: Farsight Press.
Dossey, Larry. 2014. One Mine: How Our Individual Mind Is Part of a Greater Consciousness and Why It Matters. New York: Hay House.
Fontana, David. 2003. Psychology, Religion, and Spirituality. Oxford: Blackwell.
Frank, Jerome. 1974. Persuasion and Healing. New York: Schocken Books.
Harner, Michael. 1982. The Way of the Shaman: A Guide to Power and Haling. New York: Bantam.
Joseph, Monk. 1984. Geron Ioseph Oh Hesychastses. Daphne: Agion Oros. (In Greek).
Lossky, Vladimir. 1997. The Mystical Theology of the Eastern Church. Yonkers: St. Vladimirs Seminary Press.
Markides, Kyriacos C. 1990. The Magus of Strovolos: The Extraordinary World of a Spiritual Healer. New York: Penguin; Abingdon-on-Thames: Routledge and Kegan Paul. First Published in 1985.
Markides, Kyriacos C. 1987. Homage to the Sun: The Wisdom of the Magus of Strovolos. New York: Penguin/Arkana.
Markides, Kyriacos C. 1990. Fire in the Heart: Healers, Sages, and Mystics. New York: Penguin/Arkana.
Markides, Kyriacos C. 1995. Riding with the Lion: In Search of Mystical Christianity. New York: Viking.
Markides, Kyriacos C. 2001. The Mountain of Silence: A Search for Orthodox Spirituality. New York: Doubleday.
Markides, Kyriacos C. 2005. Gifts of the Desert: The Forgotten Path of Christian Spirituality. New York: Doubleday.
Markides, Kyriacos C. 2012. Inner River: A Pilgrimage to the Heart of Christian Spirituality. New York: Doubleday.
Meyendorff, John. 1974. St. Gregory Palamas and Orthodox Spirituality. Yonkers: St. Vladimirs Seminary Press.
Penfield, Wilder. 1975. The Mystery of the Mind. Princeton: Princeton University Press.
Plested, Marcus. 2012. Orthodox Readings of Aquinas. Oxford: OUP.
Radin, Dean. 1997. The Conscious Universe: The Scientific Truth of Psychic Phenomena. New York: Harper Collins.
Sogyal, Rinpoche. 2012. The Tibetan Book of Living and Dying. New York: Harper Collins.
Schulz, Mona Lisa. 2005. The New Feminine Brain: How Women Can Develop their Inner Strengths, Genius and Intuition. New York: Free Press.
Sherrard, Philip. 1998. Christianity: Lineaments of a Sacred Tradition. Brookline: Holy Cross Orthodox Press.
Smith, Huston. 2002. Why Religion Matters. San Francisco: Harper.
Sorokin, Pitirim A. 1947. Society, Culture and Personality. New York: Harper.
Stark, Rodney. 2006. The Victory of Reason: How Christianity Led to Freedom, Capitalism, and Western Success. New York: Random House.
Stark, Rodney. 2014. How the West Won: The Neglected Story of the Triumph of Modernity. Wilmington: Intercollegiate Studies Institute Press.
Ware, Kallistos. 1995. The Orthodox Way. Yonkers: St. Vladimirs Seminary Press.
Wilber, Ken. 1998. The Marriage of Sense and Soul: Integrating Science and Religion. New York: Random House.
Wilson, Colin. 1988. Beyond the Occult. New York: Carroll & Graf.
Yogananda, Paramahansa. 1987. Autobiography of a Yogi. Los Angeles: Self-Realization Fellowship.
[1] См. несколько новаторских работ Родни Старка, таких как его первый труд (Stark 2006), а также недавно опубликованный (Stark 2014).
[2] Там же.
[3] Четырехлетние богословские дебаты в XIV веке между православным богословом, святителем Григорием Паламой (монахом с горы Афон и позднее архиепископом г. Салоники) и калабрийским монахом Варлаамом установили различные подходы в христианском богословии между Востоком и Западом (См. Meyendorff 1974; Lossky 1997; Ware 1995). Следует отметить, однако, что некоторые недавние исследования были сосредоточены на точках соприкосновения между Григорием Паламой и Фомой Аквинским. См., например, Plested 2012.
4 Уиллис Харман и Говард Рейнгольд, Высшее творчество: освобождение бессознательного для прорыва идей (Jeremy P. Tarcher 1984) — цитируется в (Markides 1990, pp. 181-82).
[5] Псевдоним Стилиана Аттешлиса, кипрского целителя, сочетавшего христианские верования и шаманские практики. — Прим. пер.
6 См., например, обширный обзор исследований подобного рода у Brown 2005.
[7] Согласно статье, посвященной автору настоящей статьи в английской «Википедии», в ранних работах он поясняет, что под псевдонимом «отец Максим» имеется в виду Афанасий (Николау) (ныне — митрополит Лимасольский). К сожалению, точной ссылки не приводится. Мне не удалось найти подтверждение того, что митрополит Афанасий был настоятелем монастыря в горах Троодос, поэтому информация нуждается в дополнительной проверке. — Прим. пер.
[8] Вероятнее всего, имеется в виду известный старец Ефрем Филофейский и Аризонский. — Прим. пер.