Неделя сыропустная есть воспоминание Адамова изгнания из рая, они же называется прощеным воскресеньем. Предыдущее воскресенье нам дало чтение, которое может подвигнуть человека на осуществление социальных проектов, и считать, что спасение его связано с социальными задачами, которые он будет решать: накормить голодного, напоить жаждущего, одеть нагого, посетить больного, заключенному помочь. Предстоящая неделя дает нам очень важное указание о том, что наше спасение начинается с ближнего. Но не социальными задачами мы спасаемся, не проектами социальными, ни социальной помощью, а прежде всего той нравственной помощью, тем нравственным чувством, тем нравственным богатством, которым мы можем поделиться с нашим ближним. Это очень важно! В известном смысле, пост вбирает в себя всю историю человечества. Мы не случайно вспоминаем в начале его изгнание Адама из рая. С этого начинается социальная жизнь человечества, с этого изгнания начинаются отношения между людьми, которые все время оценивает Бог как участник священной истории. И эти отношения, высокие или низкие, собственно и становятся или предосудительными в очах Божиих, или тем, что Он благословляет. Взаимоотношения людей. Вот в известном смысле пост есть такая проекция истории человечества на себя, но проекция очень особенная. Не наши личные подвиги важны в посту, не то, как мы сами себя позиционируем, или видим. Апостольские и евангельские чтения говорят нам об отношении к другому: о неосуждении, о прощении. О прощении, как реализации в себе богоподобности, потому, что Бог прощает, Он Милостив и Многомилостив. И мы как бы примеряем на себя это богоподобие, мы как бы подражаем Творцу в этом акте. Это прощение заключается в обильной милости. Эта милость есть прежде всего наше отношение к ближнему.
Мне посчастливилось быть в Египте, в знаменитых монастырях, где спсались поразительные святые, более двадцати которых, имеют титул — Великий. «Египетский потерик» на самом деле одна из моих любимых книг. Вот удивительно замечание Исаака сирина в отношении Антония Великого. Он говорил, что Антоний Великий считал неприличным делать что либо хорошее для себя, прежде чем он сделает это ближнему. Он ничего ни делал для себя что-то лучше, чем он делал ближнему. И в отношении нашей помоши ближнему, в отношении нашего приятия или неприятия ближнего, мы недооцениваем силу собственной нравственной системы, собственной нравственной целостности, собственной нравственной созданности. С тем же преподобным Антонием Великим, произошел случай: к нему пришел паломник, который очень хотел видеть великого святого. А прити к нему — это забраться далеко в скалы, это очень утомительный путь. Сейчас там лестница сделана, а в древности надо было по скалам подняться. Надо было преодолеть большое расстояние. И вот, этот паломник пришел в маленькую пещеру, Антония Великого. Сел напротив и молчит. И преподобный спросил: «Ну так спроси меня! Зачем ты пришел? Что ты хотел от меня узнать?» На что этот паломник сказал: «Отче. Мне достаточно просто тебя видеть». Вот надо жить так что бы нас видели в том свете который будет нашей лучшей проповедью, будет нашей лучшей помощью человеку. Надо уметь выстроить себя так, что бы общение с нами, лицезрение нас, взаимодействие с нами делало человека лучше.
Филарет, митрополит Московский говорил, что тот, у кого Христос в сердце и в жизни, тот становится сам светом для ближнего. Святой праведный Силуан говорил, что жизнь наша есть брат наш. И спасение надо начинать прежде всего с отношения к ближнему. И не простыми социальными задачами это спасение очерчивается, но внутренним нравственным отношением к человеку. По мысли архимандрита Софрония, того кто писал житие Силуана Афонского, степень нашего самопознания определяется тем, как мы относимся к ближнему. И в этом отношении пост является важным упражнением. Это есть постепенное опускание на предельную искренность с самим собой и последование в этом очень важном процессе самопознания. Самопознание, когда мы познаем себя зависимым от других, когда мы видим себя совершенно особым образом в социуме, когда мы не осуждаем никого никак, и наше следование в посту становится совершенно особым поприщем. Мы услышим про монахов святой земли, которые выходили на время поста и находились в одиночестве. И приходя снова в монастырь, никто не спрашивал никого, никто никого не судил. С одной стороны, мы действительно находимся в каком-то одиночестве во время поста. С другой стороны, мы находимся в состоянии какого-то умиротворении со всеми. Если этого нет — нет и поста. Пост — это дистанцирование себя от излишеств. Пост есть в известном смысле высшая реализация того нестяжания, о котором скажет нам воскресное евангелие: «Не ищите себе сокровища на земле». Вот пост есть высшая форма нестяжания. Мы дистанцируемся от всех излишеств. Это способ вдруг увидеть, как много мы облагодатствованы. Как мало мы реализуем те дары, которые нам дает Господь. Дар любви, дар дружбы, дар творчества, дар познания — все эти вещи находятся в области поста. Можно вспомнить известное выражение блаженного Августина, остроумное, о том, что невозможно измерять пост отсутствием той или иной пищи. «Дьявол никогда не ест» — сказал святой Августин, «а не перестает творить злое».
Вот наш пост есть действительное дистанцирование себя от всех излишеств, от всего чрезмерного. Это есть какая-то реализация нашего нестяжания и определение нашего сокровища. И наше спасение начинается с того, как мы будем относиться к ближнему, на сколько бережно, на сколько дорог нам будет ближний. А смысл христианской сотериологии в том, что если мы не сделаем ничего для спасения ближнего, мы сами не спасаемся. И в этом отношении конечно же пост является удивительным временем. Надо уметь увидеть в нем не личный подвиг, не мое личное дело, но момент какого-то удивительного служения другим. Даже в отношении пищи, это какой-то неловкий реверанс наш в отношении живой природы. Мы пытаемся, в известном смысле, примириться со всеми, мы пытаемся найти, нащупать эти райские воспоминания, которые имел Адам по изгнанию. Эти воспоминания, эта любовь Божия, эта память о богообщении — вот что составляло жизнь святого Адама, как мы его чтим. Вот для нас в посту это тоже очень важные внутренние переживания, очень важное внутреннее погружение. Ну и конечно же, надо действительно начать с прощения. Надо начать с того прощения, которое позволит вдруг увидеть всю богоподобность нашего ближнего, всю богоподобность по остроумному слову святителя, это был, кажется, Игнатий Брянчанинов, приближающегося к нам. Он еще не ближний, но уже приближается. И вот надо этого приближающегося увидеть, «увидеть так, как мы его не видим» — по слову одного западного философа. Мы не видим божественность человека, мы не видим его совершенную особенность, его избранность, его уникальность. Вот пост, с его дистанцированием от всего. Пост, с его подвигом внутреннего сосредоточия есть попытка прежде всего увидеть эту богоподобность человека. Увидеть наше собственное спасение в ближнем, в служении ему, и прежде всего, в отношении к нему.