.webp)
Введение
На первый взгляд, у литургического движения ХХ века и древнего монашеского устава не может быть ничего общего. Иноческие правила связаны с послушанием, аскезой, физическим трудом, а литургическое движение часто трактуется как декларация неверно понятой свободы, которая воплотилась в богослужебную реформу и стала результатом отказа от традиционных форм церковной молитвы. Однако эта распространенная точка зрения выглядит сомнительной, если процесс литургического обновления рассматривать в контексте его первоначальных целей и задач. Установив, каким образом древнейший орден св. Бенедикта связан с литургическим движением, можно говорить и о том, какие из поставленных задач были выполнены, а какие нет, и соответствовала ли богослужебная реформа Католической Церкви 1969–1970 гг. первоначальным устремлениям бенедиктинцев. Разговор о монашеском влиянии на литургическое движение может помочь ответить еще на один вопрос — о том, что означает понятие «участия в богослужении» и каким образом древний общежительный устав может обогатить современную практику приходской жизни.
Особенности устава св. Бенедикта
Устав преподобного Бенедикта Нурсийского (480—547 гг.), написанный для общины в Монте-Кассино — один из древнейших укладов монашеской жизни на Западе. Он состоит из 73 глав, в которых говорится о нормах общежития, литургической молитве и богословских основаниях монашеской жизни, главная из которых — любовь. «Все способы учительства Бенедикта, — пишет свт. Григорий Великий, — можно найти в этом начертании правил, потому что святой муж не мог учить иначе, нежели как сам жил»[1]. Благодаря росту числа обителей, подобных Монте-Кассино, все большее распространение получал ее устав, так что уже к XIII в. братья, живущие согласно этому правилу, стали называться «орденом святого Бенедикта».
В уставе святого Бенедикта последовательно проводится идея общего жития, киновии: монахи спят, питаются, молятся и работают вместе (девиз ордена ora et labora — молись и трудись). Они — «воины Господа», сражающиеся в «братском строю» по уставу и под водительством наставника. Среди особенностей жизненного уклада ордена можно назвать практику божественного чтения (т. н. «lectio divina», RB 48) и гостеприимство. Вершина монашеской жизни — богослужение, о котором говорится: «делу Божию ничто не должно предпочитать» (RB 43).
Описывая литургический стиль бенедиктинцев, нидерландский исследователь Т. Квартье выделяет четыре элемента: монах (1) ищет (2) Бога в уединенной молитве; а община (3) воссылает славу Богу (4) в песнопении[2]. Бенедиктинская литургия начинается в сердце монаха и продолжается после формального завершения. В равной степени для нее характерны строгое исполнение устава, правильное соотношение общего и личного, совместная молитва и трапеза с паломниками. Богослужение совершается вовремя и с подобающим благоговением (RB 20) семь раз в день, в соответствии с суточным кругом (RB 16). Общей молитве отдается предпочтение перед частной, однако в уставе делается оговорка: «Брату, который захотел бы особо помолиться, не должно препятствовать… пусть войдет потихоньку и молится не громким голосом, но в сокрушенном и со слезами устремления сердца к Богу» (RB 52). Радость совместной молитвы приглашают разделить и паломников и гостей: «Всех приходящих странников надобно принимать, как Христа, ибо Он скажет некогда: странником был и вы приняли Меня (Мф. 25:35)… Принятые странники ведутся на молитву; потом сядет с ними авва, или кому он велит. Надобно гостю почитать Закон Божий в назидание; а потом предложить и угощение» (RB 53, 35)[3]. Таким образом, монашеское богослужение представляет собой центр, который объединяет не только насельников монастыря, но и всех желающих вступить с ними в молитвенное единство.
В конце XIX — начале ХХ века, когда западное монашество переживало ренессанс, бенедиктинская традиция стала семенем литургического движения, целью которого было возрождение литургического благочестия и переоценка понятия «участия в богослужении».
Строгость и красота
Отцом литургического движения по праву считается аббат Проспер Геранже (1805—1875). В 1833 г. он выкупил полуразрушенный монастырь Солем (Solesmes) и основал там монашескую общину.
Одной из бесспорных заслуг Геранже стало «новое открытие» главной молитвы Церкви. С горечью и сокрушением наблюдал он за тем, как изменилась христианская жизнь его современников — часто эгоистичных и замкнутых, потерявших чувство красоты и величия Божия, молящихся или формально, или текстами сомнительного содержания. Чтобы исправить положение дел, считал Геранже, нужно вновь обратиться к незамутненному истоку церковной молитвы — евхаристии и суточному кругу богослужения. Идеалом Геранже была классическая римская литургия миссала Пия V 1570 года, которую он требовал совершать со всей тщательностью: «…следует заботиться о том, чтобы не пропустить ни единого поклона, которые положены во время молитв, чтений Апостола или Евангелия или других текстов»[4]. Благоговейная тишина, ритм, стройное григорианское пение — все это собирает молящихся в единое целое и обращает их внимание к «единому на потребу». Участие в богослужении, таким образом, означает не только формальное присутствие или даже причащение, но внимательное следование словам и действиям литургического обряда.
Движимый просветительским порывом, Геранже положил начало систематической научной работе по изучению богослужения. Сам он — автор «Литургических установлений» („Institutions liturgiques“, 1840–1851), в которых описывается историческое развитие литургии, и многотомного «Литургического года» („L’annee liturgique“, 1841–1866)[5], в котором он использует источники западной и восточной традиции. Среди периодических изданий бенедиктинцев можно выделить «Вестник верных» французского аббатства Маредсу („Messager des Fidèles“, 1884 г., впоследствии „Revue Benedictine“), «Вопросы литургики» („Questions liturgiques“, 1909 г.) бельгийского аббатства Мон-Сезар, «Литургический альманах» немецкого монастыря Мария Лаах („Jahrbuch für Liturgiewissenschaft“, 1921 г.). В 1945 году англиканский бенедиктинец Грегори Дикс опубликовал книгу «Форма литургии» („The Shape of the Liturgy“), в которой поставил вопрос о первоначальной структуре евхаристического обряда. Высокое качество научной работы достигалось благодаря корпоративному единству и организаторским способностям настоятелей, которые часто стояли во главе исследовательских проектов.
Нельзя не сказать о внимании бенедиктинцев к григорианскому пению. Его исследовали со всей тщательностью, на основании древних источников — и в Солеме, и в Бойроне, и в Мария Лаах. Характерно, что фраза «активное участие в богослужении», ставшая девизом литургического движения, впервые прозвучала в послании папы Пия Х „Tra le sollecitudini“ (1903 г.), посвященном церковной музыке.
Просвещение и проблема литургического благочестия
Итак, вся многосторонняя деятельность бенедиктинцев была подчинена задаче пробудить церковное сознание, научить человека «включаться» в совместную молитву. «Дух древней Церкви, героическое время мученичества и любовь должны быть источниками нашей религиозной жизни. Для образованного человека нет туда иного пути, кроме знания и понимания литургии, общей молитвы Церкви...»[6], — писал аббат монастыря Мария Лаах Ильдефонс Хервеген.
«Пробуждению Церкви в душе» была посвящена жизнь Ламбера Бодуэна (1873—1960 гг.). До поступления в монастырь он служил в приходском храме Льежа, который находился в рабочем квартале, и уже там задумался о том, как расширить сферу действия литургии, «восстановить полноту жизни литургических собраний»[7]. Бодуэн первым в ХХ веке предложил программу литургического образования мирян, пробуждающую в них любовь к богослужебным текстам, церковному году, участию в евхаристии, — одним словом, помогающую воспитать литургическое благочестие: «Давайте превратим рутинную и однообразную помощь в молитвенных действиях в активное и умное участие; давайте научим верных молиться и свидетельствовать об истине как единое тело, и тогда <…> вновь оживет христианский дух»[8].
Просветительские труды бенедиктинцев невозможно переоценить. Еще в 80-х годах XIX в. были изданы первые миссалы для мирян с параллельным переводом на французский и немецкий языки. В начале ХХ века большими тиражами выходила просветительская периодика, в которой выделяется серия «Церковь молящаяся» („Ecclesia Orans“, 1918 г.). Именно здесь были опубликованы главные книги литургического движения: «Дух литургии» Романо Гвардини (1918 г.) и «Литургия как таинство» Одо Казеля (1923 г.). В 1923 году в аббатстве Мария Лаах начинают служить т. н. «общинную» мессу («Gemeinschaftsmesse»): все ответы, которые, согласно миссалу, давал священнику служитель, произносили сами молящиеся. Они же повторяли вслед за священником некоторые части мессы, которая совершалась на престоле, выдвинутом от восточной стены к центру собрания, так что служащий священник был обращен лицом к народу. «Общинные» мессы совершались не для того, чтобы вытеснить традиционные богослужения, они носили скорее катехизический, просветительский характер[9]. Занимают все большее место встречи с приходящими в монастырь людьми. К концу первой половины ХХ века говения и беседы сменяются литургическими конгрессами, в которых принимают участие тысячи людей, в том числе из высшей церковной иерархии.
Вопрос о соотношении личного и общего был одним из самых трудных. В самом деле, имеют ли право на существование, наряду с последованиями миссала и оффиция, т. н. внелитургические практики: чтение розария, поклонение Святым Дарам и тем более — благочестивые молитвы, составленные на национальном языке? Подчас непримиримое желание бенедиктинцев исключить из молитвенной жизни все, что не имеет отношения к миссалу и оффицию, в том числе духовные упражнения, вызывало справедливые нарекания. В этом вопросе, говорили они, нужна постепенность и избирательность. «Народ должен жить литургией. Это тот же самый народ, который находится в тяжелой и такой обыкновенной нужде, медленный телом и духом, часто неуклюжий и уставший — но потому и нужно, чтобы у него была “суббота бытия”. Для них нужен мягкий, адаптивный тип литургии, в которой, однако, должны оставаться ее законы и дух»[10]. В качестве компромиссного решения Гвардини предложил отделить безвкусные молитвы от тех, которые обогащают духовную жизнь, и попытался показать, как они могут подвести к литургии и даже дополнить ее. И все же в соотношении общего и частного бенедиктинцы склонялись к общему: «Литургия, как только она станет хлебом насущным для христианской души, преобразит его частную религиозную жизнь, даст ей новый импульс, в то же самое время оставляя на приличном ей месте», — писал Л. Бодуэн[11].
Проблема литургического благочестия поместила понятие «участия» в богослужении в более широкий контекст: если монашеское богослужение было доступно только образованным, можно сказать, избранным мирянам, литургическое просвещение было готово помочь всем желающим.
Гостеприимство
В конце XIX в. монахи Солемской обители эмигрировали в Англию, но семена, посеянные Геранже, дали обильные всходы. В течение последующих ста лет было основано 20 монастырей, связанных с Солемской традицией. В 1863 и 1892 гг. началась монашеская жизнь в немецких обителях св. Мартина и аббатстве Мария Лаах, в 1866 г. — в американском монастыре св. Иоанна, в 1872 г. — в бельгийском Маредсу. Вокруг каждого из них образовывался ближний и дальний круг друзей, паломников и гостей. Во многом этому способствовал обычай поставления облатов, т. е. христиан, которые обязываются соблюдать правила святого Бенедикта в частной жизни.
Задачи, которые находились в фокусе внимания дружеского круга, могли быть разными: так, например, в Мария Лаах думали о создании «католического мировоззрения» — религиозно-философской модели, основанной на бенедиктинском идеале монашеской жизни. Но в любом случае в центре этой жизни находилась литургия и порождаемый ею опыт христианской жизни. «Из литургии вырастает богатая, восходящая к средневековью культура единства, особый стиль жизни, который противостоит не только индивидуализму, но и его антиподу — философии социального равенства, — пишет Хервеген. — Устремленности социализма ко благу всего человечества противостоит теоцентричность литургии, которая не только охватывает внутреннюю жизнь человека, но формирует его личные и общественные связи»[12].
В 1922 году немецкий священник и богослов, облат монастыря Бойрон Романо Гвардини стал во главе молодежного католического движения «Источник», которое проводило ежегодные собрания в баварском замке Бург-Ротенфельс. В распорядке дня молодых людей, принимавших участие в этих встречах, ясно угадываются элементы устава св. Бенедикта: ежедневное богослужение, совместная трапеза, физический труд, молчание после вечерней молитвы до завтрака следующего дня, беседы на темы религии и искусства. Участники богослужений вспоминали, как требователен был Гвардини к осмысленности каждого действия, жеста, произнесенного слова. Конечно, это были не просто внешние ограничения, а средства объединить верующую молодежь, чтобы вместе с другими средствами — беседами на темы современности, играми, творчеством — сформировать в них цельное восприятие мира. Многие из католических академий, основанных после Второй мировой войны, восходят своими корнями к проекту Гвардини[13].
Литургическое движение в США показало, что монашеское гостеприимство может быть обращено ко всему миру. Один из учеников Бодуэна, пионер литургического движения США Верджил Майкл говорил, что назначение литургии состоит в преображении культуры. Церковь, совершающая евхаристию, — это продолжение воплощения, свидетельство присутствия Бога в мире. Благодатное, сверхприродное единство людей в Теле Христовом претворяется в дела милосердия, проникает в мир природный, естественный, который утратил метафизическую перспективу и оттого несчастен. «Невозможно быть индивидуалистом в молитве и общительным в повседневной жизни, так же, как быть индивидуалистом в повседневной жизни и общительным в молитве». Продолжение литургической молитвы, считал Майкл, это повседневная жизнь христианина, со всеми ее заботами и трудностями: lex orandi, соединенный с lex credendi, становится законом жизни, lex vivendi[14]. Таким образом, в идее гостеприимства понятие «участия в богослужении» еще более расширяется. «Участвовать» — значит преображать мир, свидетельствовать словом и делом о совершившемся спасении во Христе.
Заключение
Одно из свойств святоотеческого предания — его непреходящее значение для Церкви в любой исторический период. Древний Устав преподобного Бенедикта оказался важнейшим элементом, закваской литургического движения Католической Церкви ХХ века. Благодаря уставу св. Бенедикта процесс «пробуждения Церкви» в душе получил прочный литургический фундамент, на котором строилось здание Церкви нового времени.
Итоги литургического движения — богослужебная реформа и обновленный чин мессы 1970 года — до сих пор вызывают массу вопросов и недоумений, но почти для всех очевидно, что этот процесс обратился к вопросу о взаимосвязи современной церковной жизни с древним литургическим преданием. Образ жизни бенедиктинцев, в своей первооснове литургический, ясно показал, какие богатства можно найти в сокровищнице богослужения, как оно может изменить человеческую жизнь. Триединый опыт преодоления индивидуального существования, обретения молитвенного единства с Богом и свидетельства миру оказался не только желаемым, но и возможным. Благодаря усилиям последователей св. Бенедикта обогатилось понимание «активного участия в литургии», которое включает в себя не только умное следование за обрядом, но и катехезу, и просветительство, и дела милосердия. Думается, что любой древний монашеский устав, западный или восточный, содержит в себе семя, закваску, способную непрестанно обновлять церковную жизнь, придавая ей красоту и стройность, осмысленность и высоту, преображая не только отдельную человеческую душу, но и весь окружающий мир.
[1] Цит. по: Зайцев Д.В. Венедикт Нурсийский // Православная энциклопедия, 2004 г. Т. 7. С. 584.
[2] Quartier Th. Monastische Gütesiegel Spirituell-liturgische Explorationen zu Benediktinischem Stil und Sakralität // Jaarboek voor liturgieonderzoek 27 (2011). S. 69.
[3] Устав преподобного Венедикта Нурсийского. [электронный ресурс]. URL: https://predanie.ru/book/68040-ustav/#/toc7. Дата обращения: 30.09.2022.
[4] Cf: Quartier Th. Liturgisches Gebet. Raum, Zeit und Gemeinschaft in benediktinischer Perspektive // Yearbook for Ritual and Liturgical Studies. Vol. 35 (2019). Pp. 1-20.
[5] Reid. A. The Organic Development of the Liturgy. P. 60.
[6] Herwegen I. Der Hl. Benedikt und die Germanen // Alte Quellen Neuer Kraft. Gesammelte Aufsätze von Dr. Ildefons Herwegen, Abt von Maria Laach. L. Schwann, Druckerei und Verlag. Düsseldorf, 1922. S. 196.
[7] Beauduin L. Liturgy, the Life of the Church / La Piete del’Eglise: Principes et Faits, Abbaye du Mont-Cesar, Louvain 1914
// Saint Michael’s Abbey Press, Farnborough, 2002. P. 25.
[8] Ibid. P. 21
[9] Подробнее об этом см.: Сухарев Александр, свящ. Немецкая «общинная» месса (Gemeinschaftsmesse) в контексте литургического движения XX века // Богословский вестник. 2018, №28-29.
[10] Цит. по: Vom Geist der Liturgie. 100 Jahre Romano Guardinis “Kultbuch” der Liturgischen Bewegung… S. 247.
[11] Beauduin L. Liturgy, the Life of the Church… P. 27.
[12] Herwegen I. Die objective Grundlage für den individuell zu gestaltenden Aufbau unseres religiösen Lebens // Der Katholische Gedanke. Theatiner Verlag, München, 1924. S. 29.
[13] Подробнее см.: Ruppert G. Quickborn – katolisch und jugendbewegt. Ein Beitrag zur Wirkungsgeschichte der katolischen Jugendbewegung / Universität Oppeln. Reihe: Aus der Geschichte der christlichen Kultur in Schlresien, Band 17. Oppole 1999.
[14] Millaire R. The Spirit of the Liturgical Movement. A Benedictine Renewal of Culture // Logos 17:4. Fall 2014. P. 143.
Источник: Богослов.Ru