Профессор Энтони Кэмполо из баптистского Христианского университета Филадельфии (некогда духовный советник Билла Клинтона) представлял религиозную точку зрения, оппонировал ему профессор философии Стивен Петерсон из Университета Ниагары, а модерировал дискуссию Стив Клеменс из издания The Hill, и его симпатии были явно на стороне Петерсона. Сессия называлась «Вытеснила ли технология религию?»
Хотя внешне дискуссия проходила спокойно и уважительно, она была очень напряженной. В каждом вопросе или обращении к Тони Кэмполо читались непонимание и раздражение от того, что «почему-то» надо считаться с религиозной позицией, «почему-то» ее нельзя отнести к средневековому прошлому. Это «почему-то» — явно ощущаемое, но невысказанное (или из-за недостатка описательных категорий, или от нежелания) — и есть обнаженный нерв большинства обсуждений на эту тему.
Идеологи технологического развития не просто хотят завладеть монополией на этику, нравственность и мораль и создать свою систему ценностей, основанную на современном либеральном фундаменте, их главная цель — заставить именно религиозные объединения признать эту систему и перестать ей противостоять. По мнению некоторых, от религии нужно отделить понятия правды и лжи, добра и зла, значимые цели жизни человека. Это отделение должно, по их мысли, признаваться и внутри самого религиозного сообщества.
Задал тон обсуждению как бы риторический вопрос С. Клеменса, стоит ли опасаться роста числа верующих людей. По его мнению, религия обязательно рождает фанатизм, а фанатики не считаются с ценностью человеческой жизни, превращают ее в ничто. Далее последовало рассуждение о «нетолерантной» позиции религиозных объединений к ЛГБТ-сообществу. Оба эти пункта встретили понимание аудитории.
Т. Кэмполо высказал две важные мысли. Первая касалась места религии в новом мире. Ценность религии для технологического мира в том, что это сила, которая противостоит дегуманизации. Идеал, который видят перед собой теоретики технологического развития, выглядит так: люди создают машины, которые должны вести себя как люди. Но в действительности пока получается наоборот — люди ведут себя как машины (явная отсылка к Э. Фромму). Человечество движется к тому, что в будущем люди будут подконтрольны технологиям, а не наоборот. Из этого следует вывод, что только религиозные ценности могут быть основанием для ответа на фундаментальные вопросы, которые пытаются решать с помощью технологий. Ведь у технологий есть пределы возможностей, которые пока не понимают идеологи нового техномира. Ценностям нужна сверхъестественная легитимация, чтобы они были приняты обществом, чтобы люди им следовали. Сверхъестественное беспредельно, в отличие от технологий и идей.
Вторая мысль касалась собственно технологий. Опасность технологий Кэмполо видит в том, что они отчуждают людей друг от друга, а не объединяют, как утверждают маркетинговые тексты. Технологии лишают человеческого в общении и в ведении дел. Засилье технологий уничтожает радость жизни, делает ее плоской. Аргумент в защиту технологий с точки зрения развития человечности, в принципе, один — возможность общаться с большим количеством людей или с теми, с кем раньше было физически сложно связаться.
Также Тони Кэмполо заявил, что наука и технологии должны заменить те системы верований, которые не основаны на Откровении, и это выглядело как гипотетическая возможность для диалога и выработки совместной позиции. Кэмполо апеллирует к эффективности как к критерию рациональности, которая заложена Богом в мир. Поэтому, считает он, когда-нибудь при наличии конкуренции и развития путем проб и ошибок все придет к правильному положению вещей. Из рациональности следует формула примирения (возможность консенсуса): любовь (просто как состояние и переживание, без персонификации) и справедливость (понимаемая по-человечески) как общее благо — это и есть основные общие ценности для будущего мира. Философия в этом случае становится как бы буфером, пространством, где могут говорить друг с другом религиозные и научные деятели, где есть возможность апеллировать к научным аргументам, логике.
В завершение дискуссии Кэмполо высказал мысль, что религия сегодня — это больше про отношения между людьми. На этом сессия и закончилась, но в контексте дискуссии читалось продолжение. Этот тезис ведь можно понять двояко: что отношение к Богу проявляется через отношение конкретного человека к людям, или что Бог вообще должен быть выведен за рамки отношений, оставлен на личное усмотрение каждого человека.
Интересно, что организаторы ограничили религиозную позицию только представителем христианства, имея, конечно, возможности пригласить к дискуссии авторитетных спикеров от любой конфессии. В этом одновременно видится и признание того, что христианство наиболее близко современному миру, и, с другой стороны, что оно находится на положении «почти побежденной» и ослабленной религии (в противовес исламу, которого опасаются, буддизму, который воспринимается как модная экзотика, и иудаизму, с представителями которого спорить не стоит, чтобы не получить обвинений в антисемитизме). Это обстоятельство может восприниматься как условная фора для христианства — возможность эффективнее доносить собственные ценности, свою весть до новой потенциальной паствы.
Выводов для православных может быть три. Во-первых, есть приглашение для христиан (пусть и в такой неприятной форме) к обсуждению контуров нового мира, основанное на ощущении, что без религиозной позиции не разобраться в вопросах будущего технологий. Это будущее связано с небиологическим «содержанием» человека, а этим как раз и занимается религия.
Во-вторых, в современном информационном пространстве нет правильного понимания «предметной области» религии и веры. Сюда относят и этику, мораль, принципы, совесть и так далее — все, что шире технологий, при этом приправляют «фанатизмом», основываясь на отношении к сексуальным меньшинствам и свободе в нравственных вопросах. В результате в головах у большинства есть косные стереотипы. Однако они хрупкие и разбиваются, когда люди слышат интересные современные рассуждения о реалиях трендов технологического развития с точки зрения религии. Это дает возможность для формирования собственной повестки, особенно в ситуации, когда подспудно технические специалисты понимают, что у технологий нет фундаментальной базы, сравнимой со сверхъестественным в религиозной картине мира. Они ищут, на что опереться, и готовы выбирать. Здесь же, но отдельно необходимо сказать о том, что есть православное христианство с непрерывной двухтысячелетней святоотеческой традицией, в которой уже есть концептуальные ответы на многие человеческие вопросы. Эти ответы могут быть подспорьем в понимании тенденций развития человека и человечества в целом.
В-третьих, религиозные деятели поставлены в ситуацию, когда должны свидетельствовать о вере. При этом с другой — научной — стороны нет необходимости этого делать, чем адепты «научной» картины мира умело пользуются, постоянно нападая и чувствуя себя защищенным редутом «здравого смысла». Часто эта несправедливость при ведении дискуссии выматывает и раздражает, однако в ней можно увидеть и возможность рассказать больше и занять больше места в информационном пространстве, где цель — не убедить неубеждаемых, а получить трибуну для того, чтобы тронуть сердца сомневающихся.