Начало подвижнических трудов святого приходится на сложный период в жизни Византийской Церкви. В период, когда после правления иконоборческих императоров духовная жизнь монашества пришла в упадок, вследствие гонений нарушилась преемственность в опыте духовного делания; обмирщение и нравственная порча глубоко поразили церковную жизнь[1]. Несмотря на эти трудности, прп. Феодору удалось создать большую монашескую общину высокой духовной жизни, просиявшую исповедническим подвигом во второй период иконоборчества. Полагаем, изучение сотериологических взглядов Студийского игумена[2] и его опыта созидания общины спасаемых особенно актуальны сейчас, так как возрождение монашеских обителей в Русской Православной Церкви после периода господства атеистической идеологии проходит нередко в условиях нарушенной преемственности в опыте духовного делания и при существенном недостатке слаженных монашеских общин[3].

Прп. Феодор, наставляя ко спасению, пишет: «…наше спасение (Ó σωτηρjα Óμ^ν), возлюбленные дети, состоит в том, чтобы правильно веровать (πιστεvειν ¥ρθ^ς) в Святую Троицу и совершать дела (¡ργα ¡χειν), засвидетельствованные святыми заповедями Божиими. О Христе Иисусе, как говорит апостол, ни обрезание что может, ни не обрезание, но вера любовию поспешествуема» (Гал. 5:6). Понятие о вере относится к учению о православии (τ4 τ|ς ¥ρθοδοξjας δ3γμα), а понятие о любви (τ|ς #γ=πης) – к учению о добром делании (τ4 τ|ς ε8πραξjας θε9ρημα)»[4]. Таким образом, преподобный выделяет два необходимых условия для спасения: православная вера и дела любви, согласные этой вере. Догматическое изложение прп. Феодором православного вероучения вполне традиционно, это хорошо отражено в его завещании, где преподобный постулирует тождество своей веры учению семи Вселенских Соборов[5]. Перейдем к анализу учения Студийского игумена «о добром делании» как пути ко спасению. Так, прп. Феодор обращается к братии: «По благоволению Божию, вы все – в числе спасающихся, все пришли сюда для того, чтобы спастись, и у всех вас нет никакой другой задачи, как только достичь спасения»[6]. Из этих слов видно, что для преподобного главным делом общины было достижение спасения. Отсюда естественно, что Студийский игумен увещевает братию приложить все силы в осуществлении этого дела: «Поэтому, прошу вас, братия, каждый добросовестно исполняй вверенное ему служение и тем прославляй Бога и приобретай свое спасение»[7]. Очевидно, что по мысли прп. Феодора, путем к спасению являются добросовестное служение братии в общине, дело любви. При этом исполнение вверенного служения есть способ славословить Бога.

По мнению прп. Феодора, Бог вложил в человека чистую и прекрасную душу, причастную Богу в силу ее богообразности[8]. Разъясняя цель создания человека, преподобный говорит: «С той целью, чтобы, подобно Ангелам, служить для славы Его могущества путем соблюдения во всем Его заповедей, ибо мы, как опять сказано, лишь малым чим умалены от Ангелов (Пс. 8:6), а когда со временем, сбросив тление, переселимся в нетление, так и ничем не будем умалены»[9]. Отсюда видно, что для прп. Феодора существеннейшим в предназначении человека является подражание Ангельской жизни для более совершенного служения, «благоугождения»[10] Богу, то есть более совершенного проявления своей любви к Творцу[11]. Как Ангелы  – боги по обожению[12] от Бога, а не по природе, так и человек призван стать богом по благодати[13].

Восстановление искаженного грехом образа Божия в человеке происходит в таинстве крещения (усыновление Богу)[14], а в таинстве монашеского пострига (монашеского совершенства[15], обновление жизни[16]) человек становится причастным более совершенному образу бытия для всецелого служения Богу[17] и точного достижения цели, для которой был создан. А что свойственно человеку, проводящему жизнь, соответствующую цели своего создания, видно из следующих слов преподобного: «Ему [т. е. человеку почтенному образом Божиим – К. В.] свойственно дело Ангелов – размышлять о небесных благах, об устройстве миротворения, стремиться к люблению великой Любви ( πρ4ς #γ=πην το$ μεγ=λου ¡ρωτος ) и истинного Бога, устремляться на демонов, мыслить смиренно…»[18]. Из этих слов прп. Феодора можно заключить, что подражание ангелам для человека заключается в аскетическом устроении души («устремляться на демонов, мыслить смиренно») для созерцательной и деятельной жизни («размышлять о небесных благах, любление великой Любви»). По мнению прп. Феодора, общежительное монашество уподобляется строю ангельской жизни[19], соответственно и лучше следует цели жизни человека.

Отметим, что некоторые исследователи склонны противопоставлять идеалы общежительного монашества, которые активно проповедовал прп. Феодор, с монашеским идеалом анахоретства[20], который разделял духовный отец святого прп. Платон в своем стремлении к уединенному образу жизни. Так, исследователь Ж. Леруа в одном из мест своей работы, посвященной студитской реформе, приводит критику Феодора в отношении современных ему безмолвствующих[21], в другом – отрицает за Студийским игуменом как учредителя киновии понимание созерцания как цели монашеской жизни[22].

Полагаем, эти высказывания ученого не вполне обоснованы. Так, критике Феодор подвергает не вообще безмолвствующих, а тех, кто приступает к этому подвигу без необходимого духовного опыта. Студийский игумен пишет: «…преподобный Платон перешел… к его [т. е. Феоктиста, духовного отца Платона – К. В.] образу жизни, возлюбив безмолвие (τὴν ἡσυχίαν), законное и должное (6nn3mw~ te kaJ 6nq1smw~), – не так, как делают ныне многие: они необдуманно прибегают к безмолвию и, прежде чем научились подчинять плоть духу, решаются вступать в единоборство с духами злобы…»[23]. Из этих слов видно, что для Студийского игумена есть «законное и должное» безмолвие. Кроме того, у Феодора есть «Похвальное Слово святому Арсению анахорету», которое иначе чем гимном безмолвствующим не назовешь. В этом Слове прп. Феодор приводит следующие слова Арсения: «Если кто поистине пребывает в молчании и услышит голос воробья, то уже в сердце его нет мира…»[24], то есть Студийский игумен все же находил возможным восторгаться подобным стремлением к полноте безмолвия. Почему такое восхваление исходит от ярого сторонника общежительного монашества[25], становится понятно из других слов, усваиваемых игуменом прп. Арсению: «Видит Бог, что я люблю вас, но не могу жить вместе с Богом и людьми; вышния тысячи тысяч и тьмы тем одну волю имеют, люди же имеют много воль. Посему не могу оставить Бога и жить с людьми»[26]. Из слов анахорета, приведенных Студийским игуменом, видно, что содержательной стороной безмолвия является отречение от мира, от человеческих желаний ради всецелого исполнения воли Божией в подражание «вышним» – ангельским силам. Подобное понимание безмолвия, как воздержания от всякого чувствования, отвлекающего от Бога, близко и прп. Феодору. Так, в одном из огласительных слов Студийский игумен говорит: «Свяжи себя правилами относительно и глаз, и слуха, и… чтобы ты не был потоплен напором страстей. Ведь надлежит знать и то, что плывущий по чувственному морю невольно подвергается бурям и треволнениям, проходящий же по мысленному морю (τ\ν νοητ\ν 7γρὰν) – господин бурь и тишины. Ибо если кто мужественно отгоняет неуместные помыслы, он исполнится тишины, имея соплавателем Духа Святого, как повествуется о святом Арсении»[27]. Здесь безмолвие для прп. Феодора есть прежде всего состояние души («мысленное море»), необходимое для стяжания Святого Духа и насельникам киновии.

На второе спорное суждение Ж. Леруа можно привести слова прп. Феодора о своем духовном отце прп. Платоне: «Умом и нравом боголюбезно покорившись [отцу] [Феоктисту – К. В.], он благоразумно и благополучно взошел на гору, очистил свой ум приближением к Богу и созерцанием Его усладился, умом обитая в высших сферах; ибо нет ничего приятнее того, как созерцать Бога, Который есть сладость и все желание для вкусивших Его бесконечной любви ( τ|ς ἀκορ1στου ἀγάπης) и через это совершенно забывающих о телесной пище»[28]. Здесь пояснение Студийского игумена [подчеркнуто – К. В.] на духовное состояние Платона звучит как свидетельство из личного мистического опыта. Отметим характерную метафору вкушения пищи («вкусивших бесконечной любви»[29]), что подчеркивает единство «забывшего о телесной пище» созерцающего и созерцаемого, «Который есть сладость и все желание», а также указывает на описание состояния обожения (по образу Евхаристии). Из приведенных слов («все желание», «нет ничего приятнее») видно и отношение прп. Феодора к созерцанию как к высочайшей ценности монашеского подвига. Слова Студийского игумена о подвижнике, который, очистившись, поднялся на гору созерцания[30], находят себе параллели и в литургическом творчестве прп. Феодора[31]. Более того, преподобный прямо определяет монаха как боговидца: «Ибо монах тот, кто взирает на одного Бога, кто Бога одного желает, кто одному Богу прилежит, кто Богу предпочитает служить, кто мир имеет с Богом и является виновником мира для других»[32]. Отсюда понятно, что для прп. Феодора смысл монашеского образа жизни в единении с Господом («мир имеет с Богом») и в приобщении к этому опыту богообщения других. В одном из оглашений Студийский игумен призывает братию: «...каждый день будем приобретать сокровище вечное – молитвы, моления, прошения, благодарения (1 Тим. 2:1), слезы, сокрушения, просвещения, благие созерцания»[33]. Здесь при перечислении духовных богатств «благия созерцания» как бы венчают этот ряд, что указывает на их особую ценность для подвижника. Из вышеизложенных «сокровищ вечности»:молитвы, благодарения, просвещения, благия созерцания – все диалогичны, являют личностную связь с Господом. А она для Студийского игумена осуществляется посредством отсечения своей воли и духовного руководства в киновиальной общине.

Так, преподобный отмечает: «Конечно, велики служащие Богу в горах, в вертепах и в пропастех земных (Евр. 11:38), а также столпники всякого рода, затворники и другого рода подвижники. Но помните, мои возлюбленные и дорогие, что Сам Раздаятель неизреченных благ, Господь наш Иисус Христос, сойдя на землю, избрал не пустынное, не столпническое и не другое какое-либо из указанных житий, но закон и заповедь послушания»[34]. Отсюда киновиальный образ жизни (предполагающий «закон и заповедь послушания») как путь ко спасению для прп. Феодора есть прежде всего подражание жизни Царя и Господа Иисуса Христа, пришедшего в послушание Богу Отцу на служение людям[35]. При этом примером общежительного устройства для Студийского игумена служит первохристианская община. Так, прп. Феодор свидетельствует братии: «…у нас царствуют согласие, единодушие, единое желание и, как рассказывается в Деяниях (Деян. 2:44), общность имения… а затем, замечается также и то, что из этого вытекает, именно: нелицемерное, доходящее, как показали бывшие случаи, до пролития крови послушание…»[36]. Из этих слов видно, что следование идеалам первохристианской общины не только осуществимо в киновии, но и приносит действенный результат – следование Христу даже до крови, то есть приобщение к страданиям Спасителя («до пролития крови, послушание»)[37]. Кстати, такое понимание идеалов общежительного монашества позволяет объяснить и открытость Студийской общины в служении обществу[38].

О значении послушания для личного подвига инока прп. Феодор пишет: «Многоразличны подвиги добродетели… Но из них ничто не требуется от послушника в такой мере, как подвиг исповеди и дело послушания, посредством которых душа освещается и воля умерщвляется, и происходит всецелое единение духовно рождаемого (послушника) с рождающим (старцем)»[39], – из этих слов видно, что никакой подвиг так не способствует духовному возрастанию, как отсечение своей воли (исповедь здесь как отсечение своеволия на этапе помыслов[40]). Также о сравнении подвигов ниже прп. Феодор пишет: «Воздержание и бдение или какой другой из перечисленных подвигов… не приносят пользы и даже служат причиною падения для поступающего самочинно, если он не управляется рассуждением и правилом игумена; и наоборот, кто упражняется в подвигах исповеди и послушания, уделяя остальному второе место, тот объемлет этими двумя подвигами все»[41], – то, что у Феодора идет речь о двух подвигах (исповеди и послушании) не должно смущать, так как это различные образы действия одного подвига – отсечения своей воли.

Послушание для преподобного – не просто образ деятельности инока в киновии, а исполнение воли Божией, которая заключается в неразрывной связи с Богом через отсечение своей воли (как источника греха[42]). Так, в одном из писем прп. Феодор пишет следующее: «А так как всякий истинный игумен представляет лице Христа, то посредством него надобно неложно следовать (άκολουθε_ν 6στιν #yευδ^ς) за Христом»[43]. Отсюда видно, что духовный руководитель для послушника, по убеждению преподобного, предстает «богом после Бога», а отсечение своей воли образует связь: послушник – духовник (игумен) – Христос. Преподобный подробно останавливается в своем «Завещании» на том, каким должен быть истинный игумен[44]. Духовный руководитель, по мысли прп. Феодора, прежде всего сам обязан преуспевать во всяком доброделании[45], иметь собственный успешный опыт послушания и отсечения своей воли[46], неукоснительно следовать правилам (законам и канонам) святых отцов без нарушения заповеди Бога[47]. 

Откровение помыслов и послушание под руководством такого игумена не остается бесплодным. Студийский игумен отмечает: «Поэтому я и требую от вас исповедания, чтобы мне знать моих чад и чтобы также и они, в свою очередь, знали меня. В этом состоит истинное и духовное рождение, искреннее подчинение, при этом условии возможны беспечальное шествие вперед, сладкая молитва, непрерывное преуспеяние, восхождение и обожение (θ1ωσις) того, кто стяжал этот дар [т. е. откровение помыслов – К. В.]»[48]. Из этих слов видно, что отсечением своеволия открывается путь восхождения посредством преуспевания в добродетелях, к обожению[49]. При этом само состояние причастности Богу (обожение) располагает стяжавшего его к действию по усилению этой причастности. Так, прп. Феодор призывает: «Итак, будем пребывать, братья, в благом Владыке нашем, как насажденные Им подобно винограднику, и принесем Ему грозды добродетелей, чтобы получить от Него благословение»[50]. Отсюда можно заключить, что подвижник, пребывающий в Боге, призван быть проводником любви Божией к её умножению: насаждаются Владыкой – приносят Ему – получают от Него.

При этом то, что в своих оглашениях Студийский игумен призывает подражать святым, представляющим разную аскетическую традицию[51], может указывать на отсутствие четких предпочтений в выборе учения о добродетелях[52]. Однако есть все основания полагать, что если не предпочтением, то самой широкой популярностью и авторитетом пользовались труды прп. Иоанна Лествичника, чью «Лествицу» прп. Феодор называет «священной и богоначертанной»[53]. На высокий авторитет синайского подвижника указывает и тот факт, что студийские монахи осмеливались даже оправдываться перед игуменом, ссылаясь на труды прп. Иоанна[54]. Кроме того, прп. Феодор сослался на «Лествицу» в завещании, указывая, какого образа монашеского жития может держаться братия[55]. Вероятно, здесь имеет место общность аскетического опыта прп. Иоанна Синайского и прп. Феодора Студита, так как и у того и у другого в основании лежат два подвига (бегство от мира и послушание)[56], которые являют истинное монашеское делание – отречение своей воли.

Таким образом, из вышеизложенного можно заключить, что сотериологические основания подвижничества в учении Студийского игумена определяются взглядом прп. Феодора на монашескую общину как место, где человек наиболее совершенным путем достигает цели своего создания – обожения. Эта цель начинает осуществляться уже в этой жизни, если община своим образом жизни через исполнение заповедей божиих подражает Ангельскому служению Богу. Путь к осуществлению этой цели начинается через таинства духовного рождения (крещение) и обновления жизни (постриг), сопровождается крестоношением и пролитием крови (отречение от мира, послушание – отречение своей воли), достигает через восхождение (путем совершенства в добродетели) состояния созерцания и обожения. Таким образом, спасение совершается через причастие спасительному подвигу Христа в таинствах, следовании за Ним в подчинении воли человеческой воле Божией и свидетельством любви Божией через дела любви к ближним.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ