Предисловие

Настоятельная духовная потребность многих людей понудила меня, вопреки моим желаниям и намерениям, в сии последние годы моей жизни вновь проводить публичные духовные беседы. Одну из таких бесед я, движимый пожеланиями слушателей, решил напечатать, дабы сделать её доступной более широкому кругу лиц.

Многим, кто меня знает, показалось странным, что я выпускаю в свет нечто в такой форме. Но, идя путями Божиими, привыкаешь ко всяким странностям. Я не стыжусь благовествования Христова (Рим. 1, 16) ни в каком виде; тем более что произнесение сей речи не в углу происходило (Деян. 26, 26) – несколько сот человек, среди коих был и один действующий пастор, слушали её с добрым вниманием; поэтому, я надеюсь, и всеми она будет принята благосклонно.

Поскольку до произнесения сей речи у меня не было никаких намерений отдавать оную в печать, то я, со страхом Божиим обдумывая тогда, что сказать собравшимся на пользу души, не делал письменных заметок. По окончании же речи многие мои друзья, воодушевлённые ею, пожелали видеть её напечатанной, для дальнейшего размышления над нею и для назидания других. Я не нашёл к сему особенных возражений и сразу записал беглым пером то, что изложено на сих страницах – но, конечно, не так, как я это произносил. Могу уверить читателя, что я говорил всё то, что он прочтёт, и записал в том же порядке, как это было сказано; что же касается слов, то я не мог припомнить их со всею точностью, но выражал мысли так, как они приходили мне во время писания, – что, впрочем, вполне согласно с произнесённым устно.

Те, кои со столь жёсткою ревностью (это я очень мягко говорю) препятствовали нашим собраниям, могут заключить из сей речи, хорошему или плохому делу они тогда противостояли. Любовь Христова да умягчит их сердца!

Люди же внешние, слышавшие о духовном пробуждении среди своих сограждан, да получат чрез сей малый труд возможность понять, с какими материями последние имеют дело и убедиться, что ничего, кроме чистой евангельской истины, им не предлагается.

Господь Иисус да благословит сии страницы для всех, читающих оные! Да распространит Он царство Своей любви, и да исполнится славы Его вся земля (Числ. 14, 21; Ис. 6, 3)!

_________________

Любовь Христова объемлет[1] нас (2 Кор. 5, 14)

I

1. Если мы, возлюбленные братия и сестры, захотим увидеть наш образ – каковы мы есть по природе и какими должны быть по благодати; как мы выглядим, пока мы ещё мертвы во грехах (Еф. 2, 1), и какими людьми надлежит нам стать, когда мы приобщимся к жизни Божией (Еф. 4, 18); образ, говорю я, описанный ясно и точно, – тогда нам нужно обратиться к 37-й главе книги Пророка Иезекииля, где Господь показал сему Божию человеку широкое поле, полное весьма сухих мёртвых костей.

И в самом деле, если бы Господь отверз нам, как Пророку, очи духа, то именно таким предстало бы пред нами широкое поле сего земного мира. И – Господи, помилуй! – не должен ли я сказать: и широкое поле нашего так называемого христианства? Во всех концах земли и во всех состояниях людей мы бы – о, горе! – не увидели почти ничего иного, кроме сплошных мёртвых костей, мёртвых сердец, мёртвых слов, мёртвых дел, мёртвого жительства, мёртвых христиан, мёртвого богослужения. И среди сего множества мёртвых костей мы бы увидели и себя – насколько мы пребываем в падше-природном состоянии.

2. Сии Иезекиилевы мёртвые кости выглядят ещё не такими сухими и жалкими, как выглядят наши сердца, доколе мы, пустые и чуждые жизни Божией, без сока и силы благочестия, лежим на земле. Кто бы мог, взирая на эти виденные Пророком кости, подумать, что когда-то они были прекрасными человеческими телами? Так и мы в грехопадении стали настолько мерзостными и чудовищными, настолько потеряли свой первоначальный образ, что в нас уже невозможно увидеть его. Никто бы и не сказал, что мы были прекрасным Божиим человеком, исшедшим некогда из рук Творца столь совершенным.

3. Хотя в падшем человеке есть ещё жизнь, – но это такая жизнь, какая обычно бывает в падали и мёртвых останках. В них обнаруживается не естественная им, но чуждая жизнь; в них живут и кишат черви и насекомые. И в наши умершие для Бога души вторглась такая чуждая, противоестественная жизнь. Не меньше, чем многочисленные скверные насекомые, змеи и скорпионы в падали, кишат в наших сердцах всевозможные страсти, похоти и вожделения, так что мы становимся пред Богом, Ангелами и просвещёнными от Бога людьми поистине мерзостью (Притч. 15, 9); мы отвратительны им, как отвратительна человеку мёртвая падаль. И я уверен, что если бы мы подлинно познали себя в этом нашем противоестественном состоянии, то мы не возгнушались бы ничем иным в мире так, как самими собой, ибо мы стали бы омерзительны самим себе.

4. Сын человеческий! – обратился Господь к Пророку, – как ты думаешь, оживут ли снова кости сии? Господи Боже! – отвечал он, – Ты́ знаешь это (Иез. 37, 3), как если бы он хотел сказать: «Я, как сын человеческий, не могу этого знать; это я должен препоручить Твоей премудрости и Твоему всемогуществу». Господь продолжал: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! слушайте слово Господне!» (Иез. 37, 4), и так далее. Что́ Пророк и провозгласил; и се, произошёл шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею; и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них (Иез. 37, 7-8). Подобно сему у падшего человека, как у этих мёртвых костей, нет никакой возможности, и даже надежды на возможность, самому вновь оживить себя.

И кто знал нас, которых ныне коснулась благодать, несколько лет назад, год, полгода назад, в нашем тогдашнем безбожном состоянии и жительстве, тот тоже мог спросить: возможно ли, чтобы эти мёртвые кости, эти гниющие трупы вновь стали живыми людьми? Возможно ли, чтобы эти закоренелые, погружённые в суету грешники, эти отвратительные и наглые служители ада превратились в облагодатствованных детей Божиих? О, как мало мы сами могли тогда предполагать и надеяться на таковое изменение!

5. Между тем, именно о нас было изречено пророчество о имени Господнем; Господь послал Своё слово и придал Своему слову силу Духа; среди нас, там, где мы живём, произошёл шум и движение. Мир услышал об этом и удивился – «что может выйти из этих мёртвых костей?»; князь тьмы был ошеломлён и устрашён – как это его мёртвое царство покидают столь многие подданные; мёртвые кости стали сближаться, кость с костью своею (Иез. 37, 7) – и вот мы с вами собраны сегодня здесь. Мы выглядим как люди, как христиане; та́к на нас смотрят и внешние – и действительно, из нас получился некий образ, некое тело. Но есть ли в этом теле подлинная душа, дыхание, свободное движение жизни? Как человек состоит не из одного только тела, так и христианство не заключается в одной только форме и образе, в том, чтобы говорить и жить, как все, в том, чтобы предавать себя вынужденному деланию и вынужденному воздержанию.

6. Конечно, да воздастся Богу благодарение и хвала и за то, что в нас вошла хоть какая-то жизнь – ибо иначе откуда происходило бы движение и шум и сближение мёртвых костей (Иез. 37, 7) друг ко другу? Ведь в нас самих по падшей природе нет ни малейшего тяготения к добру. Но разве это всеохватывающее, свободное, лёгкое движение жизни? Или только половинчатая, ползающая по земле, жалкая жизнь? Нет, так не годится; необходимо что-то большее!

Да, со многими из нас произошли изменения, и весьма значительные изменения; но, возлюбленные мои, не чувствуем ли мы, не видим ли мы, как многого нам ещё не достаёт? Сердце в нашем христианском теле далеко ещё не стало подлинно христианским; мы ещё не можем истинно любить Бога, доверять Ему, прилепляться к Нему и в Нём и на Его путях обретать свою радость. Человек хочет, но не может; его сердце ещё так вяло, так холодно, так мёртво. Как легко оно теряет силы и падает на землю! Но ведь должно быть по-другому!

7. Если нужно сдвинуть безжизненное или лежащее в обмороке тело хотя бы на несколько шагов – о, какой труд и хлопоты проходится употреблять! с каким усилием перетаскивается это тело! Но, возлюбленные, не происходит ли так с нами, когда мы почти с такими же усилиями, понуждением и принуждением себя приступаем к делу благочестия? Как долго и с каким трудом мучается человек с сим телом смерти (Рим. 7, 24)! Воздерживается от того и этого – но едва получается; понуждает себя – но какой огромной ценой! Подвизается в том и этом, что́ он считает для себя полезным – но как он должен напрягаться, какое насилие над собой употреблять! Человек и хотел бы всей душой быть верным Богу, постоянным в благочестии и освящении – но, ах! всё это возможно для него только на краткое время. Посмотрите в себя – ведь именно так всё и идёт; и не может идти лучше, пока мы имеем только полужизненное тело христианина. Нам надлежит иметь ещё и душу, дух, который мог бы свободно живить и двигать это тело.

8. В конце концов, можно поднять безжизненное тело и опереть его на подпорки. Но какой в этом прок, если в него не придёт душа, жизнь? То, что благость Божия даровала нам столь многие благодатные средства для нашего пробуждения, вспоможения и укрепления, мы не должны считать чем-то незначительным, но со смирением исповедовать в этом великую милость и благодеяние Божие. Но только если мы, пользуясь всеми этим средствами и подпорками, не будем главным образом иметь попечение о Христовом духе силы и любви (2 Тим. 1, 7), то хотя нам, может быть, и удастся единократно подвигнуть свою душу и подняться, как вышеописанное тело, – но это продлится не долго; мёртвая колода вновь упадёт на землю, в свою прежнюю вялость и привычный ход вещей.

Совсем по-другому происходит с людьми, имеющими духовную жизнь. И они могут по временам уставать, лишаться сил и как бы засыпать; но чрез церковные собрания и другие благодатные средства они вновь пробуждаются, напитываются и обретают могущественную поддержку на дальнейшем пути. Тому же, кто в своём благочестии не достигает подлинной духовной жизни, не помогут – если говорить о сколько-нибудь длительном времени – никакие, даже самые лучшие, подпорки; без духовной жизни они быстро теряют свою силу. Люди, ограничивающиеся только внешним хождением в церковь и не пекущиеся о внутренней силе благочестия (2 Тим. 3, 5), не удержат надолго своего христианского состояния, и не могут удержать. Прекрасное тело вновь упадёт, начнёт гнить и сделается пристанищем червей, если в него не войдёт душа.

9. Одним словом – о, как важно, чтобы Пророк Иезекииль повторно воззвал во имя Господне и сказал Духу: от четырёх ветров приди, Дух, и дохни на этих убитых, и они оживут. И после сего вошло в них дыхание, и они ожили (Иез. 37, 9-10). Именно это столь необходимо нам, возымевшим в себе начатки духовной жизни – чтобы и о нас ещё раз было проречено во имя Господне, дабы в нас пришёл истинный дух христианства и из нас получилось нечто живое и цельное. «Прииди, Дух», должно взывать наше сердце, «прииди и вселись в меня, мёртвого человека, чтобы вошло в меня дыхание и жизнь!» Эта жизнь, эта душа, эта сила благочестия есть не что иное, как любовь Христова, которая соделывает нас живыми и действенными христианами. Ах! об этой любви мы и должны иметь всё своё попечение!

10. Такими живыми, действенными, святыми христианами были не только Апостолы, но и вообще все верующие во времена Апостолов. Воззрим на сих первых горящих духом христиан и спросим их: «Как могли вы совершить, что совершили? Как могли перенести те страдания, что выпали на вашу долю? Как могли жить, как вы жили?» На это от лица всех отвечает нам Апостол Павел словами, которым посвящена наша сегодняшняя беседа: любовь Христова побуждала нас к сему (2 Кор. 5, 14).

11. По руководству сих изречённых Духом Святым слов мы, с Божией помощью, и рассмотрим по порядку, одно за другим, то, что касается:

1) любви Иисуса Христа и

2) её божественной силы.

О Господи мой Иисусе Христе! Я дерзаю свидетельствовать о Твоей чудной любви, несмотря на всё моё недостоинство и неумелость! Приблизься же к моему сердцу и возжги его; коснись моих нечистых уст горящим углем с Твоего алтаря (Ис. 6, 6), дабы я мог говорить о сей Твоей пламенной любви подобающим образом! Аминь.

II

12. Святому Духу не было угодно указать нам с точностью, ка́к нужно понимать сии слова «любовь Христова»: как любовь, которой Христос любит нас, или же как любовь, которой верующие сердца́ любят Христа. Может быть, так было задумано именно для того, чтобы мы воспринимали и ту, и другую любовь неразрывно. И в самом деле, одно здесь всецело зависит от другого, одно вытекает из другого, и в основе своей и та, и другая любовь едины. Рассудите сами: могли бы мы иметь хоть малую искру любви ко Христу, если бы Он не возлюбил нас прежде (1 Ин. 4, 19)? Любовь, которой мы можем любить Его, есть не в меньшей степени Его любовь, чем та, которой Он возлюбил нас во времени и в вечности.

Христос всегда всё начинает с любовью; поэтому и мы наше рассмотрение начнём с Его любви к нам.

13. Христос любит нас величайшей и вернейшей дружеской любовью; Христос любит нас, и хочет нас любить, сострадательнейшей, заботливейшей и никогда не прекращающейся материнской любовью; Христос любит нас, и хочет нас любить, нежнейшей, всеобъемлющей и блаженнейшей любовью Жениха к Своей невесте.

Христос, сказал я, любит нас величайшей и вернейшей дружеской любовью. Дружеская любовь между людьми заключается в обоюдном свободном, внутреннем и сердечном расположении, в силу которого люди желают друг другу всяческого блага и способствуют ему, предупреждают и хранят друг друга от всякого вреда и несчастья и спешат на помощь друг другу во всех надобностях и нуждах. Такую любовь, только в её истинной, предельно высокой мере, являет нам Христос.

Когда мы говорим о верной дружеской любви, то это должна быть такая любовь, которая сохраняется в бедах и несчастьях; но легко ли найти человеку друга, когда он в беде? Великая же любовь – это такая, когда друг отдаёт свою жизнь за друга; но где мы найдём такого друга, такую дружбу среди людей? Такого Друга мы обретаем только во Христе, и такую дружескую любовь – в Его сердце. Нет больше той любви, говорит Он Сам, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). О возлюбленный Спаситель! что говоришь Ты о друзьях? ведь мы – враги и разбойники! Но за нас Он отдал Свою жизнь; Христос, как говорит Павел, умер за нечестивых. Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были ещё грешниками (Рим. 5, 6; 8). Поэтому я с полным основанием и называю любовь Христову вернейшей и величайшей дружеской любовью.

14. О удивительная теплота любви Христовой! Все мы от общения с Богом, от Его света, любви и дружбы отпали в величайшее несчастье, нищету и ад; все мы стали больше не друзьями, но врагами Ему, достойными уже не любви, но ненависти и гнева. Но Бог в вечности сжалился над нашей превосходящей всякую меру нищетой; Он не пожалел для нас ничего; Он послал для нашего спасения Своего Единородного Сына, и в Нём явил нам Своё исполненное любви сердце. Этого не могут ни понять, ни исследовать ни Ангелы, ни человеки; в это можно только веровать, только благоговейно чтить и с Самим Христом восклицать: так возлюбил Бог мир (Ин. 3, 16) – бедный мир, падший мир!

15. Вернейшая дружеская к нам любовь Христова понудила Его сойти с небес. (Вслушайтесь в эту радостную, дивную историю! Это не миф, но истинное событие. Вслушайтесь в это преславное благовестие блаженного Бога (1 Тим. 1, 11), не как во что-то, о чём вы уже и без того знаете, и от юности выучили из Библии и Катехизиса, но как в важную сегодняшнюю новость; вслушайтесь так, как будто вы об этом раньше ничего не слышали!) Вернейшая дружеская к нам любовь Христова, говорю я, понудила Его сойти с небес, дабы нас спасти и нам помочь. Чтобы Ему совершить сие, а нам чтобы не устрашиться Его, Он облёкся в наше нищетствующее человечество и греховный облик (Рим. 8, 3) и, как наш Жених и самый близкий родственник, взял на Себя наше греховное бремя и вину как Свои собственные. Тридцать четыре года ради нас Он трудился, молился, вёл бой с князем мира сего; трепетал и скорбел, чувствуя по человечеству величайший страх пред лицом разгневанного на наш грех Бога; проливал кровавый пот, испытывал богооставленность и адский ужас – одним словом, прошёл и перестрадал всё то, чем должны были вечно, вечно мучиться из-за наших грехов все мы. И всё это Он совершил по свободной дружеской любви к нам, дабы бесценною Своею Кровию вновь примирить нас с Богом и, искупив нас, соделать Себе друзьями (Ин. 15, 14).

Может ли быть мыслима более великая любовь? Не есть ли поистине Христос наш подлинный друг во всякой скорби, даже и до смерти? И всё сие он перестрадал не «вообще» за нас, но за каждого из нас. Та́к понимал это Апостол: Сын Божий возлюбил меня и предал Себя за меня (Гал. 2, 20). Что говоришь ты, Павел? Разве Христос умер только для тебя? О да, только для меня – и только для тебя. Ибо, чтобы уразуметь, как Христова любовь созидает наши души, мы должны смотреть на вещи именно так – что Христос любит каждого Своей особенной любовью.

17. Второе, о чём я сказал, – что Христос любит нас, и хочет нас любить, сострадательнейшей, заботливейшей и никогда не прекращающейся материнской любовью. Если ребёнок болен, если он упал, поранился и лежит, плача от боли, пред глазами своей матери, то она ведь не ненавидит его из-за такого бедственного состояния, но смотрит на него с сердечным состраданием и ищет всеми возможными способами помочь ему и утешить его. Такую материнскую переизбыточествующую любовь простирает Христос над нами, падшими и грешными Своими детьми, особенно если мы покаянно чувствуем наше повреждение и оплакиваем его. О, тогда Он взирает на нас с великим состраданием!

Ты не веришь тому, бедное кающееся дитя, что Христос так любит тебя и так на тебя взирает? Ты думаешь, что раз ты до крайности замарал себя и по собственной воле вверг себя во все сии горести, то Он отвернулся от тебя? Послушай тогда, что Сам Он говорит твоей душе у Пророка: Я увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих; и как несомненно то, что Он видит тебя, так же несомненно и то, что Он скажет тебе в своё время: ты будешь жить! ты должна жить (Иез. 16, 6[2])! Нам нужно лишь взирать на Него верой, как больные дети смотрят полными слёз очами на свою мать.

18. Часто, когда душа приступает к покаянию, она совсем не может веровать, что Господь внимает её слезам. Но поистине, о душа, Господь слышит, как плачет Ефрем (Иер. 31, 18-19), и отвечает на это: Не дорогой ли у Меня сын Ефрем? не любимое ли дитя? ибо, как только заговорю о нём, всегда с любовью воспоминаю о нём; внутренность Моя возмущается за него; умилосержусь над ним, говорит Господь (Иер. 31, 20). Если это не есть сострадательнейшая материнская любовь, тогда я не знаю, что и назвать таковою! Мы не могли бы и помыслить о сей материнской любви к нам Бога, если бы Он Сам не открыл её нам. Ах, кающиеся ду́ши! Если бы мы уверовали, если бы мы только увидели сию любовь, то наши сердца не могли бы не воспламениться детской ответной любовью к нашему Господу!

19. Христос любит нас, и хочет нас любить, заботливейшей материнской любовью. Земная мать даёт своему ребёнку временную земную жизнь, рождая его в сей исполненный скорби мир; Христос же рождает нас свыше (Ин. 3, 7), в вечный мир, исполненный света и радости, и даёт нам жизнь нетленную (2 Тим. 1, 10). Мать питает дитя от своей груди; Христос же даёт Своему рождённому свыше чаду в пищу Себя Самого, Свою Плоть и Кровь (Ин. 6, 55), что́ невозможно никакой земной матери.

20. Мать купает своё дитя, лелеет его, носит на руках, заботится о нём, пока оно растёт. Всё время она чем-то занимается с ним, и её материнская любовь не утомляется от сего. Ах! кто из нас не подумает со стыдом и сокрушением о том, как Превечный и Живой Бог – говоря по-человечески – должен возиться и мучиться с нами, дрянными детьми! Как много хлопот доставляем мы Ему своими грехами! Не передать словами, что́ Ему только не приходиться совершать с каждой душой, чтобы воспитать и возрастить[3] её! Господь Сам говорит о сей Своей деятельной, исполненной заботы материнской любви в 46-й главе Пророка Исаии: Послушайте меня, дом Иаковлев, принятые Мною от чрева, носимые Мною от утробы матерней: и до старости вашей Я буду тот же, и до седины вашей Я буду носить вас; Я создал и буду носить, поддерживать и охранять вас (Ис. 46, 3-4).

21. Земная мать оберегает своего ребёнка от всякого несчастья и заботится о его благе, насколько это в её силах. Христос, наша вечная Матерь-Любовь, хранит и оберегает тех, кто рождён из Него, несравненно совершеннее и полнее, так что лукавый не может коснуться их (2 Фесс. 3, 3), и даже ни один волос не упадёт с их головы без Его воли (Мф. 10, 30; Лк. 21, 18). Всё, что происходит с сими чадами благодати, в малом и великом, во внутреннем и во внешнем – всё берёт на себя, всем управляет и всё устраивает материнская любовь Христова, так что им всё, без исключения всё, содействует ко благу (Рим. 8, 28).

22. Как мало земной ребёнок заботится о том, чтобы становиться взрослым, так же мало должно заботиться чадо благодати, как ему расти, укрепляться и спасаться. Обо всём этом печётся материнская любовь Христова; послушному же чаду надлежит только пребывать на руках у матери и, молясь, веруя и любя, вкушать от её благодатной груди силу и сок для жизни и возрастания. И даже самый слабый и бедный ребёнок не должен бояться ни малейшей опасности, коль скоро он покоится в сих объятиях Христовой любви.

23. Да, любовь порой попускает чадам благодати многоразличные испытания, искушения и страдания – к их пользе; часто эти искушения доходят до такой степени внутренней сухости и помрачения, что человек вопиет с Сионом: оставил меня Господь, и Бог мой забыл меня! (Ис. 49, 14). Но как сильно душа ошибается в таких мыслях! Забудет ли женщина, – вопрошает Сам Господь, – грудное дитя своё, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя (Ис. 49, 15). Вот, братья и сестры, что́ дано нам! Так любит нас Христос, и так хочет Он нас любить! Как нам не почтить сию любовь? Как не ввериться нам навеки, и душою, и телом, сей материнской любви Христовой и её попечению о нас?

24. Третье, о чём мы говорили, – что Христос любит нас, и хочет нас любить, нежнейшей, всеобъемлющей и блаженнейшей любовью Жениха. Любовь Христова поистине ухаживает за нами, добиваясь ответной любви бедного погибающего грешника. О, как долго Он должен свататься, как долго Он должен уговаривать нас, прежде чем Он получит согласие на брак! Как часто мы, к величайшему стыду и позору для себя, отклоняем и отвергаем Его предложение и любовь – и Он, тем не менее, не перестаёт и не устаёт искать нас! И если Его любовь велика ещё и до́ того, как мы возлюбим Его (1 Ин. 4, 19), – то сколь бесконечно более крепкой и нежной становится она, когда Он достигает цели, обручается с душой, как со Своей невестой, навек (Ос. 2, 19-20) и венчается с ней в праведности! Тогда совершаются драгоценные и блаженные излияния Его любви в душу, нередко ощутимо для неё; тогда Христос дарует ей многие бесценные небесные блага и сокровища и даёт ей вкусить, по её мере, праведность, мир и радость во Святом Духе (Рим. 14, 17).

25. Когда Христос только обручается со Своей невестой, Он находит её совсем убогой, нищей и одетой в рубище. Тогда чрез Свою любовь и святой крест Он совлекает с неё уродливые лохмотья и одевает её в Свою праведность, вливая в неё вместе с любовью также и Свой нрав, Свой образ и облик, дабы она всё больше была облачена в Его смирение, Его кротость, Его чистоту, простоту, невинность и все Его божественные добродетели. И после того, как Он соделает её чрез Себя Самого прекрасной, – Он радуется о ней, как жених радуется о невесте (Ис. 62, 5). О, ты прекрасна, возлюбленная Моя, ты прекрасна! – говорит Христос, божественный Жених. Нет, – отвечает невеста, – только Ты прекрасен, возлюбленный мой (Песн. 1, 15-16); вся красота, которую Ты видишь во мне, – Твоя.

И это не пустые слова или обольщение, но великое чудо любви Христовой. О, дал бы Бог, чтобы мы могли не только читать об этом в книге Песни Песней, но и познавать сию любовь в наших сердцах!

26. Невозможно выразить словами внутренне-глубокое желание и горячее стремление любви Христовой вновь приобрести Себе наши сердца, вновь собрать нас к Себе (Мф. 23, 37) и соединить нас с Собой и Себя с нами навек. Ангелы и человеки не могут уразуметь сего, а могут только во веки веков удивляться и поклоняться Божией любви. Но и до ревности любит нас Дух, живущий в нас (Иак. 4, 5). Господь не переносит того, чтобы сердце, которое столь дорого Ему обошлось (1 Кор. 6, 20), сердце, которое Он так любит, прилеплялось к чему-то другому и не было посвящено только и исключительно Ему. Он любит душу, как Свою единственную (Песн. 6, 9); и она должна любить Его, как своего Единственного. Ибо любовь Христова, то есть внутренне-глубокое расположение Христа к душе, порождает в ней ответное внутренне-глубокое расположение ко Христу. Любовь Христова касается души и привлекает её к себе, и душа следует ей – влеки меня, и я побегу за Тобою! (Песн. 1, 3). Всё, что есть в душе, вся внутренняя ея (Пс. 102, 1) стремится и жаждет изойти из всего, что не есть Бог и Божие, ради всё более полного соединения со своим Возлюбленным. И какие тут происходят и могут происходить внутренние действования любви – приобщение к Богу, единение с Ним, близость к Нему, общение и беседование с Ним и так далее, – то́ чистые, отрешённые от всего сердца́ хотя и испытывают, но не могут выразить словами; ведь всё сие более принадлежит вечности, чем времени. Одним словом, любовь Христова есть великая тайна благочестия и неисчерпаемая бездна подлинного блаженства.

27. Итак, бессмертные ду́ши, сотворённые, искупленные и призванные к любви, и любви к Богу, – смотрите (ах! чтобы только наши очи были отверсты!), ка́к Бог любит нас во Христе, любит глубоко и сердечно! Да постыдятся все те, кто представляет Бога неким тираном и человеконенавистником! В Боге нет никакого гнева, кроме как в отношении зла; Бог сотворил нас не для того, чтобы ненавидеть нас или чтобы мы ненавидели Его, но только с той целью, чтобы нас любить и чтобы мы во веки любили Его. Но, увы! где сердца́, которые подлинно отзываются своей любовью на любовь Божию? Не поразительно ли, что такого Бога, такого Христа, столь возлюбившего людей, такую любовь Христову так мало знают, понимают и принимают?

28. Люди тысячекратно взывают устами: «О мой Бог! О мой возлюбленный Спаситель»! Но, ах! где при этом их сердце? Познало ли оно опытно силу любви Христовой? Ибо мы не должны обольщать себя, что Христос любит нас, и обязан нас любить, некоей выдуманной, бессильной и душевредной любовью – как злых детей, не хотящих исправляться. Многие родители питают подобную безрассудную любовь к своим детям: они во всём потакают их злой воле и таким образом способствуют тому, что те ввергают сами себя в погибель. И извращённое земное естество человека желает, чтобы такой была любовь Христова и Божие милосердие: чтобы Христос позволял им наслаждаться похотью и суетой мира сего, во всём по их воле, в полном благополучии. Затем, когда придёт время умирать, чтобы они сказали Богу несколько благочестивых слов – и Он был бы столь всепрощающ, и Христос так бы их любил, чтобы они тут же, мгновенно перенеслись на небо. Но нет, безумный человек! такая любовь Христова и такой путь на небо существуют только в твоих фантазиях: у Бога мы ничего подобного не найдём. Христос, когда Он противоречит твоей воле, любит тебя несравненно больше, чем ты сам любишь себя; Он хочет лучше причинить тебе боль и страдание и исцелить тебя, нежели потакать тебе и попускать, чтобы ты устремлялся в геенну.

29. Посему любовь Христова есть отнюдь не безумное обольщение, но животворящая, творческая, могущественная сила Божия, которая действенно помогает нам восстать и не закосневать в наших заблуждениях, грехах, падшести и смерти. Она вливает в нас новую истинную жизнь, даёт нам возможность радостно, от сердца, без принуждения творить добро и соделывает нас подлинно счастливыми и блаженными. Любовь Христова есть начало, основание и душа христианства и настоящего благочестия. У кого нет любви Христовой, у того или вовсе нет никакого благочестия, или же оно выдумано и мертво. Христос, чтобы нас спасти, должен быть близ нас; мы должны чувствовать силу Его любви у наших сердец, а затем и в них самих, и давать ей в себе место – иначе при всём разглагольствовании о любви Христовой мы останемся мёртвыми и погибшими людьми.

30. Смотрите, как на самом деле любовь Христова действует в начале пути. Она понуждает человека к обращению, обличает его в его неправде, убеждает его в необходимости покаяния и возвращения к Богу, всевает в него чувство беспокойства о грехах и об опасности греховного состояния его души. Это глубоко западает человеку в сердце и принуждает его, чтобы он обратился к Богу, предал себя Ему и изменился. Но слепой человек в великом непонимании принимает всё сие за диавольское искушение, которому считает нужным противостоять; или за свои собственные, случайно пришедшие ему в голову дурные мысли; или за злое уныние, и тому подобное. Он с великой радостью отделался бы от таких мыслей и чувств, но те приходят к нему вновь и вновь, в доказательство того, что их происхождение – не от людей. Дни и годы проходят, увы! для многих в такой внутренней тесноте, и они не понимают, что именно это и есть обличающая любовь Христова, та́к понуждающая их.

И поистине, здесь стоит пред твоими дверями и стучит в них (Откр. 3, 20) милующий, вечно любящий тебя Иисус. Он ищет тебя, Он умоляет тебя, как будто это Ему, а не тебе крайне необходимо: дай Мне, дай же Мне, сыне, твоё сердце! примирись же с Богом! (Притч. 23, 26; 2 Кор. 5, 20). Смотрите – та́к действует любовь Христова (2 Кор. 5, 14). Как долго она не отступается от нас! Как часто она хочет собрать нас, подобно птице, собирающей птенцов своих под крылья (Мф. 23, 37), – а нам нет до этого дела, мы этого не хотим! Мы несёмся во весь опор в нашем закоснелом падше-природном состоянии к погибели – и когда Спаситель останавливает нас, не есть ли это истинная любовь? Мы ходим по краю ада – и Он, пусть и болезненно для нас, хватает нас и оттаскивает назад; не настоящая ли это любовь? Что́ имеет вседовольный и всесовершенный Бог от того, что Он так много возится со мной и с тобой? Нужны ли мы Ему? Ждёт ли Он от нас какой-либо выгоды? Не есть ли это чистейшая любовь Христова? Ах, душа! если бы ты познала дар Божий (Ин. 4, 10), и кто есть Тот, Кто с такой настойчивостью взывает к тебе: «Стой! только не иди дальше!», – ты больше не сопротивлялась бы Ему и не уклонялась бы от Него, но в тот же момент пала бы к Его стопам и предала бы себя в спасительные руки Его любви.

31. Если человек, на своё счастье, уступит сей призывающей и уговаривающей его любви, обратит на неё всё своё внимание и даст ей в себе место, то сердце его начнёт умаляться, уничижаться и сокрушаться в истинном покаянии и в поиске Божией благодати. И эти горькие и болезненные состояния сердца, в которые ввергается человек, есть тоже действие любви Христовой. По падшей природе душа очень бы хотела выкинуть всё это из себя и, как прежде, жить день за днём беззаботно, радостно и весело. Но нет, ей даётся в сердце язва, которую она не может из себя исторгнуть; душа чувствует свои грехи, свою беду, опасность своего положения, она видит теперь это на каждом своём шагу. Любовь Христова, говорю я, понуждает её к этим мыслям и чувствам, хотя душа пока ещё ничего не знает о сей любви, а только о гневе и погибели. Она услышала, узнала и восчувствовала, что именно она распяла любящего Христа своими грехами. Это пронизывает ей сердце, причиняет боль (Деян. 2, 36-37). Но то, что она должна испытать сию малую боль здесь, а не мучиться ею в бесконечно большей степени в вечности – не есть ли подлинная любовь?

Любовь Христова приводит душу в такое чувство своей повреждённости и крайней беды от него, и так смиряет её, что ей, как бы теснимой со всех сторон, ничего больше не остаётся, как только прибегнуть к сей любви Христовой и ввергнуться в неё, дабы в ней обрести своё просвещение и исцеление. И это и есть единственное намерение Бога при таких болезненных обстоятельствах – не отогнать нас от Себя или ввергнуть в отчаяние и погибель, но побудить нас искать Его любящего сердца, чтобы мы, ужаснувшись своих грехов и их последствий, покаянно возжаждали любви Христовой, Его примиряющей нас с Богом Крови, Его бесценной заслуги и вечной благодати; и не самонадеянно и бессильно вменяли их себе, но приобщались им чрез смиренное сердечное искание и воздыхание по силе Христовой любви и благодати, что́ свидетельствуется действенным успокоением отягощённой совести и умирением стеснённого сердца.

Душа, находящаяся в таком состоянии, должна только всецело смириться, всецело укорить себя, всецело отвергнуть себя и не желать ничего знать, кроме любви и вечной милости Христовой. И когда грехи и греховная вина, гнев и проклятие будут всё больше и больше обуревать душу, она ничего не должна делать, кроме того, чтобы только всё больше и больше погружаться в бескрайнее море отверстой для неё вечной милости и любви Христовой. Смотрите – та́к понуждает нас любовь Христова к покаянию, и чрез покаяние – к любви. Тогда, наконец, непременно совершится то, что любовь Христова покроет множество грехов (1 Петр. 4, 8), дабы душа, как говорится у Пророка, помнила и стыдилась от благодарности и сокрушения сердца, что Господь простил ей всё, что она делала (Иез, 16, 63), и воздал ей одной лишь любовью. Те же, кому оставлено больше грехов, больше и любят (Лк. 7, 47).

32. Следующее действие любви Христовой – что она понуждает обращённую к Богу душу устраняться от греха, мира и всей его суеты. Человек не может больше принимать в этом участие, иначе его сердце как бы зажимается в тиски. Почему так? Из страха перед родителями, обществом, начальством? О нет; ведь совесть такого человека обличает его даже за те грехи, которых никто не видит и видеть не может; даже за те вещи, которые нисколько не считаются предосудительными в обществе и подлежащими наказанию от начальства. Осмеивают ли и презирают люди того, кто живёт в суете и ложном благочестии? Отнюдь нет; наоборот, осмеивают и злословят они тех, кто не участвует с ними в их распутстве (1 Петр. 4, 4). «Почему ты не с нами и держишься так обособлено?» Если обращённому христианину пришлось бы ответить на это вопрошание мира по существу, то он бы сказал: «Любовь Христова понуждает меня на то, чтобы оставить всё сие. Я не могу и не хочу больше следовать своей падшей природе и суетному образу мыслей и чувств. Довольно, что в прошедшее время жизни своей я поступал по воле языческой (1 Петр. 4, 3); довольно, что я так долго распинал в себе моего Спасителя (Евр. 6, 6) своими грехами – Спасителя, Христа, Который любит меня столь сильно, что ради меня Он отвергся не только всякой мирской радости (Евр. 12, 2), но и подобающей Ему небесной славы (Фил. 2, 7). Не должен ли и я ради Него отречься от всякого гнусного греха, всякого преходящего мирского похотения?»

33. Любовь Христова понуждает нас не только к отвержению бесстыдства мира сего и мёртвых дел греха, но и к действенному отречению от гнездящейся в нашем сердце любви к миру и прилепления ко всему тварному; к отвержению глубоко укоренённой в нас падшей самости; к умерщвлению похоти и гнева; к принесению Богу в жертву своеволия, самолюбия и самоугождения в малом и великом, в естественном и духовном.

Каких только мрачных и страшных представлений об отвержении себя и мира не составляют себе люди! Как часто слабые, неопытные души запугивают себя им без всяких на то оснований! Они думают: «О, что это за горестная жизнь, когда ты даже ни на один час больше не найдёшь радости в мире сем! Это невозможно выдержать; а от того или этого ты и вовсе никогда не сможешь отказаться», и так далее. Ах, любезная душа! отчего же ты воображаешь своего Бога таким жестоким? Ему не нужно наше самоотвержение, оно нужно нам. Бог не таков, как какой-нибудь злорадный человек, чтобы отягощать людям жизнь и путь на небо и не давать им в мире никакой радости. Это мы, мы – глупые, слепые, беспризорные дети, которые не знают своего истинного счастья и блаженства и считают радостью и целью своих стремлений то, что в действительности является мучением, погибелью и адом. Мы – как дети, играющие с острым ножом, которые начинают плакать, когда заботливая материнская любовь повелевает им бросить этот нож. Все внутренние побуждения к отвержению себя и мира мы должны воспринимать не законнически, но как действие любви Христовой. Господь хочет уговорить нас, безумных детей, чтобы мы бросили вредоносный нож; и если ласковое уговаривание не помогает, тогда Он попускает нам порезаться – для того, чтобы мы, наконец, отказались от опасных игр с ножом. О, это есть совершенная любовь! Христос хочет обладать нашим сердцем целиком и, ведя нас путём само- и мироотвержения, устранить все препятствия к тому, чтобы соделать нас причастниками Своей истинной, сущностной, вечной радости, любви и блаженства (2 Петр. 1, 4). И чем полнее Господь вводит душу в отвержение себя и мира, чем меньше – говоря по-человечески – Он ей позволяет, тем больше таковая душа преисполняется любовью Христовой.

И ка́к нам надлежит воспринимать понуждение к отвержению себя и мира не законнически, а в свете любви Христовой, – та́к же нам надлежит и делание такового отвержения совершать не законнически, но предоставить любви Христовой подвизать нас к сему. Если в душе будет звучать только: «Ты должен! должен! должен! иначе ты навек погибнешь!», и человек своими собственными силами предаст себя на делание отвержения – о! это будет самая мучительная жизнь, какую только можно себе представить! Да, это правда – мы должны или мы будем осуждены на проклятие. Но не является ли уже начатком проклятия – всегда быть должным и ничего не делать добровольно, от сердца? всё время долженствовать, и никогда не мочь? Мы должны жаждать Христовой любви, искать в ней добровольность и силу к отвержению себя и мира, и искать до тех пор, пока не найдём, пока сама любовь Христова не понудит нас охотно отрешиться от себя и всего тварного, и с радостью и счастьем, в любви к нашему Другу, нашей Матери, нашему Жениху Христу свободно отвергать, что надо отвергать, свободно дерзать, где надо дерзать, – и жить во всяком довольстве (2 Кор. 9, 8).

Я полагаю, что говорю об этом с облагодатствованными душами, которые сердечно желают такого само- и мироотвержения, но, к их великому сожалению, находят себя слишком немощными во всём. Им я хочу сказать: не думайте так много об отвержении себя и мира, о том, что вы должны быть верными, жить свято и непорочно, и тому подобном. Только любите, жаждайте любви и подвизайтесь в любви. Любовь отрешит вас от всего, и так отрешит, что вы и не почувствуете горечь отвержения, и даже почти не будете и думать об отвержении. Думайте только, как вам любить Христа, любить всегда, любить от всего сердца, и ни в чём не противоречить сей любви.

34. Дальше любовь Христова ведёт верующих на крест и через крест. Это звучит парадоксально, но это – истина. Нередко мы так непредвиденно и странно оказываемся в тесных и скорбных обстоятельствах, что мы и представить не можем, как это произошло; из сего очевидно, что в эти обстоятельства мы введены. Тогда тот или иной человек неожиданно говорит нам именно то, что нас весьма уязвляет; то или иное слово или действие со стороны ближних вдруг воспринимается нами крайне болезненно; события происходят или следуют одно за другим именно так, чтобы причинить нам наибольшие страдания и стать для нас испытанием и крестом. Эти вещи могут быть вовсе не великими и не важными; любовь Христова нередко употребляет мелочи, и умеет именно через них затронуть самые чувствительные наши стороны. Так происходит во внешнем, телесном, так происходит и во внутреннем, духовном – бесконечно разнообразными способами. И всё это совершает любовь Христова, хотя мы думаем, что причины сего совсем другие.

Слабые и слепые души нередко в своём маловерии запугивают себя ожиданиями будущих внешних или внутренних страданий, искушений и я не знаю ещё каких испытаний, которые, может быть, никогда и не найдут на них. «Если, – думают они, – тебе выпадет пострадать так, как тому-то и тому-то; если ты будешь поставлен на такие же тесные и скорбные пути, как тот-то и тот-то – ты никогда не сможешь этого выдержать!» Ах, ду́ши! не изводите себя напрасными заботами и печалями! Доверьтесь любви, что она введёт вас в крест и проведёт через него. Пребывайте только в настоящем! Любовь разделяет кресты премудро; она разумеет это лучше, чем мы. Пока мы малые и слабые дети, она не наложит на нас тяжкое бремя.

То́ же, что нам приходится терпеть в настоящем, мы должны воспринимать как исходящее непосредственно от любви Христовой, а не от чего-то иного. Христос, претерпевая страдания, принимал их не от Иуды, не от Пилата, не от фарисеев, но только от руки Своего Отца, как написано: неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? (Ин. 18, 11). Поэтому не так много думайте о кресте, как о Том, Кто даёт нам сей крест. Если ты, о любезная душа, веруешь, что именно Христос налагает на тебя тот или иной крест, то не будет ли для тебя всё, что исходит от Его любви, драгоценным и достойным всякого принятия и благодарения? Помышляй, как пострадал за тебя Превеличайший Господь; неужели ради Него ты не захочешь понести свой малый крест?

Думай не так много о кресте, как о любви Христовой. Только люби – и ты сможешь всё перетерпеть. Что не может любовь! Что только не претерпели и не перестрадали бесчисленные мученики и другие святые души – и это потому, что их подвигала на то́ любовь Христова! Во время страданий она вливает в душу всё большее разумение их смысла и неким сокровенным образом держит душу как бы пригвождённой ко кресту так, что хотя для неё это порой и крайне болезненно, но она не сходит с креста и не хочет вновь искать воздуха для своего падшего естества, даже если бы и была такая возможность.

35. Любовь Христова подвизает нас к освящению. С какой только боязнью, с какой только убеждённостью в невозможности сего не относятся многие души к своему освящению! Жить, в точности следуя Писанию, становиться таким смиренным, кротким, верным, благоговейным, чистым, непорочным, святым, как требует оно – ах! это неисполнимо, думают они; никто не может этого выдержать, этого достичь. Да, возлюбленная душа, если принуждать себя к сему строгим законническим понуждением совести, то это невозможно; если самому подвизать и заставлять себя, то это недостижимо. Но это возможно, и совсем легко, если побуждать нас к освящению мы предоставим любви Христовой.

Сколь многие теряют всякую ревность и опускают руки вследствие того, что они берутся освящать себя сами! Ах, сердца́! нужно иное – только любить, только соединяться со Христом чрез веру, любовь и молитву, как ветви соединяются с лозой (Ин. 15, 4). Становится ли таким ветвям тяжело от того, что они произращают сладкие гроздья? Нужно ли им это заповедовать, к этому увещевать, угрожать, принуждать, подбадривать их и растормашивать? О нет; у них всё идёт просто и легко и совсем само собой – только бы ветви пребывали на лозе и предоставляли ей пронизывать себя своим благородным соком. Тогда они зеленеют и приносят плод, не нуждаясь для этого в чём-то другом. Смотрите, так надлежит действовать и нам – пребудьте во Мне, говорит Христос, и вы принесёте много плода (Ин. 15, 5). Мы должны только любить, только пребывать привитыми к любви, и, будучи сами по себе сухими ветвями, давать сладчайшей любви Христовой пропитывать нас чистейшим божественным соком и силой. О, тогда мы как бы естественным порядком станем освящёнными, любвеобильными и угодными Богу людьми, исполненными всевозможных сладких плодов праведности в славу и похвалу Иисуса Христа (Фил. 1, 11); тогда добродетели легко и как бы сами собой будут проистекать из нас, и мы поистине сочтём блаженством то, что мы можем жить во всяком благоугождении Христу (Кол. 1, 10).

И действительно, если бы было возможно, чтобы мы сами из себя становились святыми (что на самом деле невозможно), то это была бы скудная, мёртвая и недостойная лже-святость, которая происходила бы из человеческой воли и усилий, и в которой мы видели бы и любили бы лишь самих себя. Только любовь Христова даёт всякому делу, добродетели и благочестию истинную жизнь, силу и действенность. Поэтому Павел и не переставал хвалить и славить сей превосходнейший путь (1 Кор. 12, 31): Если я, пишет он, говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий (1 Кор. 13, 1), и так далее, читайте всю 13-ю главу Первого послания к Коринфянам.

36. Любовь Христова побуждает нас ко всякому усердию, вниманию и ревности во всех делах и на всех путях благочестия. Скорбные и трагические жизненные происшествия могут ужаснуть и пробудить некоторых людей, закосневших в смертном сне; Божии суды, болезни, страх смерти, кончина близких и тому подобное нередко оживляют совесть, вызывают в человеке сильные внутренние движения и подвигают его на серьёзные изменения в жизни, так что даже создаётся впечатление, что здесь положено начало чего-то истинного. Но как только исчезает внешний повод, всё это скоро проходит – если не привзойдёт сюда обновляющая сердце благодать и любовь Христова. Нужда, смерть, ад могут понуждать человека; но если его не понудит вместе с ними любовь Христова, то человек снова скоро засыпает.

Внешние благодатные средства также могут пробуждать и укреплять вялую и спящую душу. Но если мы хотим, чтобы сии благодатные средства, данные нам Богом, соделывали нас всегда бодрствующими и приносящими плод, то мы должны быть непрестанно собранными в сердце и всячески внимать любви Христовой, которая, содействуя благодатным средствам, внутренне бодрит и укрепляет нас и побуждает нас ко благу в глубине наших душ.

Любовь чужда всякой беспокойной и суетной заботы; но чужда она и всякой вялости и сонливости. Она полагает на сердце человеку, как ему от стражи утренней до ночи (Пс. 129, 5[4]) непрестанно благоугождать Возлюбленному своему (Песн. 7, 14).

Скажу ещё здесь несколько слов о внешней вялости и сонливости. Часто люди жалуются, что в одиночестве и в вечерние часы они быстро впадают в сон. У того, кто сильно утомлён дневной работой или телесно слаб, это может иметь естественные причины; тут остаётся только спокойно терпеть. Но я боюсь, что у многих такая сонливость происходит от отсутствия любви. Проверить это можно по тому, что человека клонит в сон в вечернее время тогда, когда говорится или читается что-то душеполезное; если же речь заходит о других вещах, которые любит его сердце, он тут же становится необыкновенно бодрым и свежим. Ах, как стыдно! Если бы мы имели немного больше любви, то мы всегда сохраняли бы бодрость!

37. Любовь Христова побуждает нас к добрым делам. Учёные богословы неустанно спорят о добрых делах, о заслугах от них, о том, необходимы ли они для спасения, и если да, то в какой степени, и о разных других предметах этого рода. Душа, любящая Христа, не интересуется такими спорами; любовь понуждает её, сообразно с её мерой и обстоятельствами, непрестанно совершать добрые дела в отношении Бога, братьев, ближних и даже врагов. Любовь не может бездействовать; она стремится всякому делать добро (Гал. 6, 10) и являть себя всем.

У любви всего для всех много; она богата, она милосердна, она охотно отдаёт всё, что у неё есть; и если у неё кончаются деньги или вещи, то у неё всегда есть сердце, исполненное милосердия, сострадания и готовности всячески помочь.

Кратко сказать: любовь всегда делает добро, почти не задумываясь над этим. Она совершает тысячи добрых дел, не спрашивая, должна ли она совершать добрые дела; и то, что ими она что-то заслужила, совсем не приходит ей в голову. Хотя она и много делает, но считает, что не сделала ещё ничего (Лк. 17, 10); что она только начинает (Фил. 3, 13). Смотрите – та́к действует в нас любовь Христова!

38. Любовь Христова понуждает человека к непрестанному возрастанию в благочестии и освящении. В наши дни идут всякие бесполезные диспуты о совершенстве[5]: до какой степени возможно соблюдение заповедей Божиих, достижимы ли те или иные ступени в духовной жизни и о многом другом, подобном сему. О Боже! люди спорят о совершенстве, в то время как им нужно бы сперва спросить себя: а начало-то я положил? Мне представляется, что в таких диспутах спорящие обнаруживают только своё лишённое любви, мёртвое сердце.

Любовь не знает никаких границ; она всегда хочет идти дальше, становиться всё праведнее, всё вернее и угоднее Богу. Она не размышляет долго, может она или не может; она храбро приступает к делу; она следует своему влечению, своему понуждению. Апостол Павел продвинулся гораздо дальше всех нас; а между тем вот что он говорит в 3-й главе Послания к Филиппийцам: Братия, я, забывая заднее и простираясь вперёд, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе (Фил. 3, 13-14). Как, возлюбленный Павел? ты ещё недостаточно благочестив? ты ещё боишься ада? Нет, отвечает Павел, вовсе нет; меня понуждает не ад; меня движет не небо; любовь Христова побуждает меня к сему (2 Кор. 5, 14).

39. Любовь Христова стремится пронизать собой всю нашу жизнь. Она хочет – и должна – принимать участие не только в значительных, но и в малейших событиях нашей жизни. Как бы ни было мало дело – всё должно быть жертвоприношением любви. Всё, что мы делаем здесь на земле, каким бы это ни казалось важным и великим, есть само по себе ничтожнейший пустяк, недостойный того, чтобы им занимал себя благородный дух. Но чрез любовь любая мелочь может стать высоким и истинным служением Богу. Кто, если можно так выразиться, просто даже и соломинку поднимает с земли, пребывая в любви Христовой, тот совершает великое дело.

Многие христиане слёзно жалуются, что их повседневные необходимые дела рассеивают их, становятся препятствием для духовной жизни и причиняют им вред. Но отчего так происходит, возлюбленные души? Не оттого ли, что вы совершаете ваши дела только как нечто мирское? Когда вы сидите в церкви, или читаете что-то доброе дома или в собрании, то вы думаете, что служите Богу; а делать своё дело на поле, на кухне или там, где каждый трудится по своему положению – это для вас значит «служить миру»? О, горестное заблуждение! Тогда получается, что вы обречены почти всё ваше время тратить на мирскую суету. Но это не так. Совершайте все ваши дела как службу любви Христовой, и тогда они нисколько не отвлекут вас от Христа.

Когда к тому или иному делу нас побуждают мирские желания, излишние попечения, неверие или прочие движения падшей природы, тогда, конечно, душа будет всё больше помрачаться и расстраиваться. Но если к нашим занятиям нас подвигает любовь Христова, и мы, совершая их, предоставляем ей действовать в нас так, чтобы мы всё делали в детской простоте, в честь и славу Христа и Его любви – тогда наши дела не будут нам препятствием к духовной жизни, но, наоборот, станут подлинным богослужением. Именно это и имеет в виду Святой Дух, когда в послании к Колоссянам говорит: всё (обратите внимание – всё!), что вы делаете, словом или делом, всё делайте во имя Господа Иисуса Христа (Кол. 3, 17).

40. Любовь Христова хочет держать нас всегда при себе и в своих пределах, направлять нас на добрые пути и охранять своим действованием, дабы мы не уклонялись ни одесную, ни ошуюю. Ах! если б мы только могли непрестанно следовать ей со всем вниманием! Часто люди предписывают себе всевозможные правила и распорядки – что́ я вполне допускаю; невоспитанным детям необходимы строгость и сдерживание, иначе они совсем распустятся. Жаль только, что подобные прекрасные само-предписания и правила непрочны и всегда быстро нарушаются. Нет лучшего правила, распорядка и предписания, чем любовь Христова, когда она внутренне присуща нам.

Любовь Христова хочет как бы водить нас на помочах, как мать своё дитя. Ребёнка, идущего на помочах, всегда можно направить в нужную сторону, всегда можно сдержать. Он хоть и ходит сам и куда пожелает, но если он направится в какую-нибудь грязь, или мать увидит на его пути нечто опасное, то ребёнок сразу ощутит, как его что-то удерживает сзади. Подобным образом и любовь Христова хочет водить нас, дабы мы были влекомы узами любви (Ос. 11, 4). Если мы в своём неразумии пожелаем ввергнуться во что-то неправое или вредное, то мы, как дитя на помочах, тут же почувствуем, что нас что-то удерживает и теснит[6] – именно, любовь Христова.

41. Любовь Христова побуждает нас к молитве. Молитва без сердца, в силу одной только привычки, не есть молитва; молитва, вызываемая душевной нуждой и сознанием опасности, когда нас гнетёт чувство грехов и крайней беды, может быть доброй молитвой. Но если к молитве влечёт нас любовь Христова – о, это есть самая прекрасная и благородная молитва! Мы часто жалуемся, что не умеем молиться, что у нас нет достаточного желания молиться, что наша молитва утомляет нас, представляясь нам слишком долгой, и так далее. – Всё это происходит от недостатка любви Христовой. Только дайте ей место, и она сама понудит вас к молитве. С любимым другом мы охотно проводим время и с удовольствием беседуем с ним с глазу на глаз. Если мы сердечно любим Христа, то мы с радостью будем проводить время с Ним одним, и оно не покажется нам долгим. Если мы любим Христа, нам всегда найдётся, что сказать Ему; а если всё сказано, то можно просто пребывать с Ним в любви, без слов; и это и значит молиться. Любить и безмолвствовать в соприсутствии Божием – о, это великая молитва!

Да, возлюбленные мои братья и сестры, мы не можем себе и представить, сколь искусным учителем молитвы является любовь Христова! Она пробуждает в сердце облагодатствованного человека бесчисленные неизреченные воздыхания (Рим. 8, 26) – только бы мы лелеяли и взращивали в себе сию любовь! Она исторгает из глубины наших душ искреннейшие и теплейшие молитвенные обращения к Богу – без наших особых усилий и напоминаний себе о необходимости молитвы. То, хотя уста и молчат, звучит в сердце: «Ах, Боже мой! о, мой Господь Иисус!»; то произносится в нём: «Всё – Ты, во веки, мой Бог и моё всё!», и тому подобное. Одно такое сердечное воздыхание действеннее и больше пред Всевышним, чем иная пространная молитва из книги или от рассудка – потому что это слова истины. О, душа! ответь мне, из какой книги ты научилась столь прекрасной молитве? Я очень бы хотел приобрести для себя такой молитвослов! – Любовь Христова, отвечает душа, есть моя молитвенная книга; любовь Христова побуждает меня так воздыхать.

Любовь Христова есть не только лучший учитель молитвы, но и сама молитва. Любовь есть как бы всегда нисходящий с неба огонь Господень (3 Цар. 18, 38) на алтарь храма сердца, где благородное курение безмолвного благоговения возносится Богу из внутренней святыни духа – в непрестанной хвале, и поклонении, и жертве любви, и благодарении, и удивлении блаженному Богу. Одно такое внутреннее движение веры и любви содержит в себе больше жизни, мира, радости, отрады и блаженства, чем может дать целый мир. Душа совершает это не сама, и никогда сама совершить не может. Кто же соделывает это? Любовь Христова подвизает нас к сему.

Одним словом, любовь Христова своим божественным привлечением (Ин. 6, 44) всё больше и больше побуждает душу к совершенному и вечному единению со своим Возлюбленным (Песн. 2, 16). Душа пьёт воду любви, которую ей даёт Христос, и эта вода делается в ней источником, текущим в жизнь вечную (Ин. 4, 14). Душа опытно познаёт сие и отворачивается от всего, что на земле, от всего сотворённого и временного. Оно становится для неё совсем ничем и поистине чужим; вся внутренняя ея (Пс. 102, 1) стремится ко Христу – и Христос, её небесный магнит любви[7], не оставляет её долго бедствовать здесь, но всё больше и больше привлекает к Себе: Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою (Ин. 17, 24).

42. Смотрите, любезные мои слушатели, сие блаженство, о котором мы говорим тут столь слабыми словами, предназначено для вас, и предложено вам во Христе; всем вам – также и немощнейшим и беднейшим среди вас. О сердца́! о сердца́! любите же Бога, Который так возлюбил вас и хочет вечно любить! Всецело предайте себя привлечению и побуждению Его спасительной любви! Не ставьте сей любви никаких границ – она ведёт дальше, чем может постигнуть человеческий рассудок. Познать и вкусить её ещё при жизни тела – несравненно более великое чудо и счастье, чем возможность говорить ангельскими и человеческими языками (1 Кор. 13, 1).

43. О, сколь горестно и печально ослепление и неразумие большинства человеческих сердец, что они холодны к Богу и горячи в отношении земных вещей; что любовь мира сего, грехи и суета имеют на них большее влияние, чем любовь Христова! Любовь мира сего только поманит – и мы бежим к ней; любовь Христова увещевает нас так долго – и мы не следуем ей, не вверяемся ей. О, ка́к только греховная мирская любовь не пленяет большинство несчастных чад мира и не влечёт их из одного греха и порока в другой, из одной суеты в другую! Они подобны рабу, который едва осилит одну тяжкую работу, как его жестокий хозяин тут же принуждает его к другой. Сатана и мирская любовь владычествуют над такими людьми и загоняют их в ад – если только они вовремя не придут в себя и не дадут любви Христовой побудить свои души к покаянию.

44. Сего ради, возлюбленные братья и сестры, давайте посмотрим, что любим мы, что для нас самое важное. О чём мы прежде всего думаем, проснувшись? что по большей части составляет предмет наших мыслей в продолжение дня? Уже здесь можно в общих чертах увидеть, где сокровище наше (Мф. 6, 21). Предоставляем ли мы любви Христовой, хотя бы в начатках, действовать в наших сердцах? или мы всё ещё пребываем в безжизненном и безлюбовном падше-естественном состоянии, без Христа и Его любви? О, какое это ужасное, безотрадное и опасное состояние! Если мы не пребываем в любви, тогда над нами тяготеет гнев Божий, и мы как бы висим на тонкой нити жизни над бездной лютого царства тьмы. Не дай Господь умереть в таком состоянии!

45. Ах, ду́ши! ах, бессмертные ду́ши! Ныне мы ещё слышим о любви Христовой; ныне она ещё возвещается, и Самим Христом предлагается нашим сердцам – кто знает, как долго? Спешите же: Христос любит нас, всех нас, грешных людей (ибо все мы должны признать, что были рабами греха и сатаны). Христос не хочет нашей погибели, Он хочет нас спасти, Он просит нас об этом – так предадим же себя Ему!

46. Если вас не могли понудить к сему сознание своей падшести и опасности такого состояния, Божий гнев, страх смерти и ужасного дня суда, грозящего вечной мукой и осуждением, ­– то пусть это сделает теперь любовь Христова. Да будет распятый за вас Иисус как бы предначертан пред вашими глазами (Гал. 3, 1). Вот Он, истекая кровавым потом (Лк. 22, 44) и испытывая ужасающие душевные муки (Мф. 26, 38), взывает к вам; вот Он, вознесённый на крестное древо, в величайших телесных и душевных страданиях, распростирает Свои руки и принимает приходящих к Нему грешников, даже и величайших грешников; вот Он, показывая всем Свои истекающие кровью раны, отверзает вам Свою милость и любовь. Как несомненно то, что я сейчас говорю с вами и вы слышите меня, так несомненно и то, что милость и любовь Христова действует в ваших сердцах и подвизает вас ко благу. Ах! предайте же себя ей! сделайте же это, чтобы вам не слишком поздно встретиться с Тем, Кого вы пронзали своими грехами! Объемлите любовь, чтобы вас не объял гнев! Объемлите любовь, пока она ещё здесь!

47. Те же, кто приобщился по благодати первоначальной искре любви Христовой, – внимайте и бдите! Это есть драгоценная жемчужина (Мф. 13, 46), которая, хоть и мала, но стоит дороже, чем весь мир. Как ни слаба ныне сия искра, но она может стать великим пламенем, огнём Господа (Лк. 12, 49) – только бы мы хранили и лелеяли её! Храните же её больше всего хранимого (Притч. 4, 23), жительствуя осторожно (Еф. 5, 15). Избегайте ненужного обхождения и дружества с людьми мира сего и опасайтесь всяких соблазнительных и рассеивающих обстоятельств[8]. Здесь нам нужно вести себя так, как если кто идёт по улице с зажжённой свечой в ветреную погоду или несёт некое сокровище через дикий лес. Всюду подстерегают нас разбойники, которые зарятся на наше достояние; мы должны иметь непрестанное попечение о хранении себя (1 Ин. 5, 18) и молиться, как в известной церковной песне:


Трезвиться день и ночь нам помоги,

да сбережём сокровище своё,(любовь),

от полчищ, нападающих на нас

из царства сатаны[9].

Мы хорошо это знаем, тут ничего нельзя сказать; мы хотели бы трезвиться и бодрствовать (1 Петр. 5, 8), как должно; но, ах! мы недостаточно разумеем хитрость и коварство врага, особенно в час искушения. Здесь даже не нужно приводить себе в предостережение пример Петра (Мф. 26, 69-75); довольно сегодняшних печальных опытов и близ нас[10]. Будем же хранить себя от всякого легкомыслия, рассеянности и упования на свой падший ум. Я не сомневаюсь, что любовь Христова побуждает вас к этому, что она учит вас всему (1 Ин. 2, 27) в случае нужды. Но только, увы! мы не всегда находимся в том состоянии, чтобы подобающим образом это воспринять. Нам надлежит быть внутри, в наших сердцах, где любовь Христова имеет свою благодатную мастерскую, и непрестанно пребывать там в безмолвии, благоговении и собранных внутрь мыслях и чувствах.

48. Мы приближаемся к концу нашей беседы, и я хотел бы ещё раз обратить ко всем нам слово утешения и ободрения. Выслушайте и примите в вере сие славное благовестие блаженного Бога (1 Тим. 1, 11), возвещённое здесь хоть и слабыми словами, но во имя Господне: Христос любит нас и хочет нас любить. Он хочет вкоренить в нас силу сей Своей любви, и вместе с ней – всякое благо во времени и в вечности. Христос любит нас, о, сердца́! всех нас! Что же мы ещё медлим, что унываем, что спим?

49. Христос любит вас, юноши и девы – вас, так расположенных к любви в ваших цветущих годах. Ах, как опечалит меня, как опечалит Иисуса, если вы попустите какой-нибудь обманчивой и недостойной любви околдовать себя! Как вы повредите себе, и здесь, и в вечности, если вы обольститесь, запачкаетесь и осквернитесь суетной любовью мира сего к тому, что не имеет в себе ничего прекрасного, ничего истинно радостного и доброго; к тому, что так скоро увядает, истлевает и исчезает, как дым! Христос любит вас: хорошо ли вы это знаете? хорошо понимаете? Для Него одного даны вам ваши сердца; для Него одного так глубоко всажена в них благородная способность любить. О, если бы вы подлинно уразумели, что́ обретается во Христе и в Его любви, то вы в ту же минуту пламенно возлюбили бы сию несравненную красоту!

50. Христос любит вас, обвиняющие себя, печальные, унывающие сердца – а вы этого не разумеете, этому не верите. Христос любит вас – это чистая истина; а вы всё малодушествуете. Не должно ли сие радостное благовестие заставить вас воспрянуть? Если вы не можете по-настоящему веровать – так попробуйте же хоть раз! дерзните хоть раз, как царица Есфирь. Если погибнуть – погибну (Есф. 4, 16), сказала она, со страхом входя к царю. И когда она думала, что её ждёт смерть, тогда к ней был протянут скипетр благоволения, и царь принял её (Есф. 5, 1-2). О, ду́ши! только придите! вы увидите, что дерзновение ваше не постыдится (Рим. 10, 11).

51. Христос любит нас, всех, кого Он призвал. Оттрясём же наш сон, возвысим горе́ очи сердца, ответно возлюбим Христа и бодро пойдём по Его пути! Что только не делают люди из того, когда они обретут расположение короля, князя или другого какого видного человека – смертного человека, любовь которого не даёт им ничего сущностного и вечного! А нас любит Христос, Сын Божий, и любит, как Свою невесту! Будем ли мы ещё хвататься за бессмысленные пустяки сей земли? Не должны ли мы дать Его любви совершенно отвратить наши сердца от ничтожных идолов (1 Фесс. 1, 9) и от всего, что не есть Бог и Божие, и навечно обратить их к Его божественной любви? В Христовом сердце я вижу только любовь к нам; как жаль, что в наших сердцах можно увидеть всё, что угодно, но не любовь Христову!

52. Но будем надеяться на лучшее, – и закончим наше собрание тем, что ещё раз обновим завет любви со Христом пред лицом Его. Вновь предадим и препоручим себя Прекраснейшему из сынов человеческих (Пс. 44, 3) ответной и, Бог даст, ненарушимой любовью. Стремимся ли мы к сему всем сердцем? Желаю этого всем нам.

Протянем же к соприсутствующему нам Господу Иисусу руки нашего сердца и с истинным благоговением воспоём:

К Тебе я воздеваю руки

и восклицаю вновь и вновь:

стремлюсь к Тебе я бесконечно,

вся жизнь моя – в Твоей любви.