Философский словарь дает следующее определение понятия перфекционизма: «Перфекционизм это убеждение в том, что совершенствование, как собственное, так и других людей, является той целью, к которой должен стремиться человек. Предполагается, что искомое совершенство включает, прежде всего, добродетели, а также развитие присущих человеку талантов и дарований. Представители перфекционизма иногда считают, что совершенствование человека является не только его нравственной задачей, но и смыслом человеческой истории»[1].

Само понятие совершенства может возникать лишь тогда, когда есть некий нравственный идеал или стандарт совершенства, сопоставляя с которым свои действия человек может определить, насколько он соответствует или же, наоборот, не соответствует совершенству. Религиозное мировоззрение делает акцент на универсальном характере этических предписаний, как таких, что даны человеку через Божественное Откровение. «Религиозная этика наполняет мораль высоким духовным содержанием, защищает ее от упрощения, утилитарности»[2].

Христианская заповедь совершенства приводит в трепет своей возвышенностью. Сам Господь наш говорит: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5,48). Однако заповедь эта не нова. Еще в Ветхом Завете сказано было народу израильскому: «Совершен да будеши пред Господом Богом твоим» (Втор.18,13). Вот такие высокие требования христианину представляет Слово Божие. 

Человек, который стремится к совершенству, следовательно, признает свое несовершенство, так как «не здравии требуют врача, но больные» (Мф.9,12). «Нравственное осознание несовершенства (плохой ценности) приводит к стремлению изменить ценностный строй в действительности, то есть к переустройству личности»[3]. Признание своей греховности, понимание своей падшести и желание совершенствоваться и есть начало пути к совершенству. Но в чем заключается совершенство для христианина? Преподобный Никодим Святогорец однозначно отвечает на этот вопрос: «Скажу прямо: самое совершенное и великое дело, которого только может желать и достигнуть человек, есть сближение с Богом и пребывание в единении с Ним»[4].

Понятие христианского совершенства тесно связано с сотериологическим учением Церкви. Совершенствование, не ведущее ко спасению, бесплодно и бессмысленно. После грехопадения и изгнания из рая человек потерял возможность прямого общения с Богом, Который есть полнота всех благ, он потерял свое богоподобие. Восстановление богообщения и богоподобия и есть спасение. «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс.62,2), – говорит святой псалмопевец Давид. «Погибель наша совершилась через уничтожение общения нашего с Богом и через вступление в общение с падшими и отверженными духами. Спасение наше заключается в расторжении общения с сатаной и в восстановлении общения с Богом»[5], – говорит святитель Игнатий Брянчанинов. Еще древний философ Платон видел основание избавления от зла именно в уподоблении богам. Он говорит: «Следует пытаться как можно скорее убежать отсюда туда (то есть к богам – прим.). Бегство – это посильное уподобление богу, а уподобиться богу – значит стать разумно справедливым и разумно благочестивым»[6]. Напротив, когда человек становится сопричастным злу, он нравственно деградирует и удаляется от идеала совершенства.

Осмысление того, что есть совершенство, напрямую зависит от мировоззрения человека. Для христианина, бесспорно, весь идеал совершенства заключается в Богочеловеке Иисусе Христе. Евангельское совершенство немыслимо без Христа, быть совершенным возможно только во Христе Иисусе (Кол.1,28). И добродетели христианина являются плодом его веры во Христа Спасителя. Святитель Игнатий Брянчанинов говорит: «Добродетели христианина должны истекать из Христа, из обновленного Им человеческого естества, а не из естества падшего […] Начнем проводить жительство по указанию евангельских заповедей, по требованиям воли Божией. Жительствуя так, спасемся»[7].

Христианский перфекционизм не имеет ничего общего с самодовольством, эгоизмом и желанием создать идеализированные представления о себе. Он зиждется на понимании своего недостоинства и на деятельной любви к ближним. Сострадание и жалость к другим не могут существовать без любви. Об этом говорит и святитель Лука Крымский: «В чем корень милосердия? – В жалости, в сострадании. Жалость и сострадание – это основные свойства, основные качества любви. В ком есть любовь, в том есть жалость и сострадание, ибо нельзя любить и не сострадать. Не может он не творить добра тем, кто в этом нуждается, творить его без всякого ожидания благодарности, без ожидания получить взамен то же»[8]. Путь христианского совершенствования есть исполнение заповеди любви, потому что «кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1Ин.4,8).

Учение о любви имеет фундаментальное значение в православной этике и богословии. Христос призывает нас: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного […] Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5,44-48).

Священное Писание представляет нам совершенство как состояние исполненности любовью Божией, потому что любовь — это совокупность совершенства (Кол.3,14), это исполнение закона (Рим.13,10). Ни сверхъестественные дары, ни мученические подвиги не являются критериями совершенства человека (1Кор.13,1-3), потому что без любви все ничто. Святейший Патриарх Кирилл говорит: «Любовь — это высшая ценность. Если люди потеряют способность любить, они перестанут быть людьми в полном смысле этого слова»[9].

Единственной и беспрекословной мотивацией при моральном выборе для верующего человека является любовь. «Люди достигают блаженства посредством этой устремляющей все и вся к Богу любви, постигая и абсолютизируя образ Бога в ближнем. Если любовь не имеет такого характера и такой направленности, то добродетели превращаются в то, что блаженный Августин называл блистательными пороками, или становятся чем-то еще более скверным»[10].

«Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он» (1Ин.4,16-17). Только дела любви делают нас подобными Богу, делают достойными называться человеком, возвращают нам утерянное богоподобие. «Выражение "по подобию", – говорит преподобный Иоанн Дамаскин, – обозначает подобие Богу через добродетель, насколько это возможно для человека»[11]. Христианское совершенствование «обусловлено нравственным идеалом и в этически последовательном виде раскрывается как заповедь любви»[12].

Но возможно ли во время этой земной жизни достичь совершенства, доступно ли оно в этом грешном мире для человека? «Христианская антропология, начиная с Нового Завета, выделяет и разделяет два рода совершенства человека: «совершенство устремленности к Богу», единственно доступное человеку в пределах его эмпирической жизни, и «совершенство соединения с Богом», достижимое лишь в мета-антропологическом и эсхатологическом горизонте»[13]. Совершенство — это то, к чему можно и нужно стремиться, однако это еще предмет искомый, не принадлежащий нам в полной мере. Поэтому и сам апостол Павел, назидая христиан надеяться не на свою праведность, а искать праведности от Бога по вере, учит: «Говорю так не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился; но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Фил.3,12-14).

Устремленность человека к Богу проявляется, когда «все без изъятия энергии человеческого существа согласно направляются к Богу: к инобытию, за пределы здешней эмпирической реальности»[14]. Преподобный Максим Исповедник говорит: «Совершенной является та душа, страстная сила которой целиком устремилась к Богу»[15]. Но такая направленность невозможна, когда человек направляет свою энергию, свои силы на вещи, несовместимые с состоянием богоустремленности.

Поэтому борьба со страстями является существенным условием совершенствования. Однако без помощи Божией, без действия спасительной благодати сам человек не может достичь ничего (Ин.15,5). Именно в восприятии благодати, в согласовании воли человеческой, его действий с волей Божией, Божественной благодатью, в синергии заключается основа совершенства. Само же совершенство можно отождествить с обожением. Не без основания понятия совершенство и святость часто выступают как синонимы. «Святость есть также мета-антропологический концепт: она не есть прижизненное состояние или качество, но осуществляется в своей полноте лишь как премирное, включившее в себя и святую кончину, исполнение всего жития, трансцендентный итог и плод всей его целокупности; и лишь по его завершении, оно опознается и удостоверяется Церковью как святое житие, путь к святости. В богословском плане, святость есть не иное что как обоженность»[16].

Несмотря на то, что истинное совершенство человека относится к «нашему жительству на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит» (Флп.3,20-21), его принципиальной ориентацией должны быть дела совершенства, дела любви, дела, направленные на преображение себя и окружающего мира. «Подобающая достоинству жизнь соотносится с понятием подобия Божия, которое по Божественной благодати достигается через преодоление греха, стяжание нравственной чистоты и добродетелей»[17].

Суждения христианина о нравственности и его жизнь не должны расходиться. Человек, имеющий перед собой идеал совершенства Иисуса Христа, всегда должен испытующе относится не только к своим делам, но и мыслям. И хотя христианин «духом ожидает и надеется праведности от веры» (Гал.5,5), и не надеется на свои силы, однако вера побуждает его быть внимательным к своей жизни, она определяет моральные ориентиры его поведения, вырабатывает определенный образ жизни.

Для человека верующего «нравственные нормы установлены и освящены Богом и потому имеют объективный и безусловный характер. Бог сотворил человека и все, что его окружает, таким образом, что одни виды поступков соответствуют человеческому достоинству и благу, другие — нет. Бог наделил человека способностью познавать добро и делать выбор между добром и злом. Свободно избирая добро или зло, человек, по внутреннему свидетельству своего религиозного сознания, удостоверяется в том, что он выполняет или нарушает требования Божественного закона, которым утверждены нравственные устои жизни и определены нравственные границы его отношения ко всему универсуму бытия»[18].

Осознание себя творением Божиим по Его образу и подобию, осмысление временности и скоротечности земной жизни и бессмертия души естественно налагает свою печать на поведение верующего человека, приводит к осмыслению личной ответственности перед Богом за свой нравственный выбор. Апостол Павел учит: «Блюдите убо, како опасно ходите, не якоже немудри, но якоже премудри» (Еф.5,15).

Христианское религиозное этическое сознание ставит человека перед высшими нравственными ценностями, перед праведностью, которая должна превзойти «праведность книжников и фарисеев» (Мф. 5,20). «Нравственное совершенство, стяжаемое в Церкви – не только силой богооткровенного нравственного учения, но и силой особой благодатной помощи Божией – несравнимо со всеми попытками человека достичь нравственного идеала своими силами, на основе лишь естественной («общечеловеческой») нравственности»[19]. Религиозное понимание смысла жизни определяет поведение верующего человека. Суждения о назначении человека, цели его жизни побуждают его на воплощение этих ценностей в повседневной своей деятельности.