"Они не приняли любви истины для своего спасения. И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все неверующие истине, но возлюбившие неправду"

(2 Фес. 2: 10-12).

Борцы с религиозным инакомыслием в советскую эпоху истории нашего государства отвергли веру человека в Бога. Они создали свою религию человекобожия со всеми атрибутами религиозной веры (храмами, атрибутикой, культом вождей, заповедями – неоязычество; прим. автора) с одной целью – удержать власть. Именно об этой подмене и служении «твари вместо Творца» говорил в своем послании к Римлянам ап. Павел (Рим. 1:25).

В Уставе КПСС прописано, что член партии обязан бороться против религии как с проявлениями буржуазной идеологии: «…Вести решительную борьбу с любыми проявлениями буржуазной идеологии, с остатками частнособственнической психологии, религиозными предрассудками и другими пережитками прошлого, соблюдать принципы коммунистической морали, ставить общественные интересы выше личных…»[1] Чтобы выстроить свою вертикаль власти, творцам «светлого будущего» необходимо было разрушить вертикаль, связывающую человека с Богом. Сущность задач и целей созданной материалистической псевдорелигии, пропагандирующей атеизм, хорошо описал В. Аксючиц в своей статье «Атеистическая идеология. Государство. Церковь» из сборника, посвященного 1000-летию Крещения Руси: «В чем основной смысл идеологической доктрины? Атеистический коммунизм призывает к строительству «светлого будущего человечества» на Земле[…] Но, чтобы сконцентрировать все силы человечества и направлять их по исторической космической горизонтали, требуется – разрушить духовную вертикаль, соединяющую каждого человека и все человечество с небом и вечностью и сбить усилия духовного подъема человечества, ему и служит – атеизм; – компенсировать потерю высших духовных ценностей – идеалами сугубо земными, утилитарными и прагматическими, чему служит – материализм»[2]. Аксючиц приходит к выводу о противоречивости и бессмысленности атеистическо-материалистической идеологии отрицающей, с одной стороны, бытие Бога, с другой – возвещающей в своей программе религиозные принципы[3].

Рассмотрим время «хрущевской оттепели» как исторический срез, показывающий попытку коммунистов выйти из тупика провозглашенной ими утопии, в котором они оказались, находясь у власти, и путем «реформирования системы» и борьбы с инакомыслием вернуться к «чистоте идеологии», к «ленинским принципам», к созданию homo sovetikus – человека, верой которого будут идеалы коммунизма.

По свидетельству исследователей «советского прошлого» нашей страны, система «коммунистической утопии» не могла выживать иначе, чем только через поиск врага и борьбу с ним. К 60-м годам в числе классовых врагов, не уничтоженных советской властью, осталась лишь религия. В постановлении ЦК КПСС от 10 ноября 1954 г. «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения» говорится: «…борьба против религиозных предрассудков в настоящее время должна рассматриваться как идеологическая борьба научного, материалистического мировоззрения против антинаучного, религиозного мировоззрения». Далее, в постановлении дается обоснование борьбы: «Исправление ошибок, допущенных в антирелигиозной пропаганде, не должно  привести к ослаблению научно-атеистической пропаганды, являющейся составной частью коммунистического воспитания трудящихся и имеющей своей целью распространение научных, материалистических знаний в массах и освобождение верующих людей из-под влияния религиозных предрассудков […] Коммунистическая партия, опирающаяся на единственно верное научное мировоззрение – марксизм-ленинизм и его теоритическую основу – диалектический материализм, – не может безучастно, нейтрально относиться к религии как к идеологии, ничего общего не имеющей с наукой»[4][9, с.75]. В 1959 г. была сформулирована четкая установка на непримиримую борьбу с инакомыслящими и решительное наступление на религию: «Коммунистическая партия всегда занимала и занимает позицию воинствующего атеизма, непримиримой наступательной идейной борьбы против религиозного дурмана»[5].

Новый курс на построение коммунистического общества, провозглашенный на ХХII съезде партии, прогнозировал построение коммунизма через 20 лет и вышедшими затем постановлениями ЦК КПСС от 9 января 1960 г. «О задачах партийной пропаганды в современных условиях» и от 13 января 1960 г. «О мерах по ликвидации нарушений духовенством советского законодательства о культах» «развязал руки» местным чиновникам для антирелигиозной и антицерковной кампании, характерными признаками которой стали сочетание разнообразных пропагандистских и административных мероприятий с целью ликвидации в нашей стране «пережитков буржуазного прошлого».

К. Ельчанинов, участник книжной выставки в Москве, писал о впечатлениях тех лет: «Живя в свободной стране, трудно поверить тому, что происходит сейчас в Советском  Союзе. В городах и деревнях сотнями закрываются церкви, преследуются издевательствами верующие, судятся семьи, воспитывающие своих детей в вере, обливается грязью духовенство и монахи. Никогда еще не было такой яростной борьбы в прессе с «пережитками религиозных суеверий»; союзы писателей, журналистов и художников обвиняются за слабое участие в этой борьбе, учителя — за «нейтральную позицию»[6].

«Процесс закрытия церквей всюду одинаков, – читаем мы свидетельство очевидца. – Собираются в ударном порядке подписи под воззваниями о закрытии церкви, затем настоятель лишается своего права на служение и церковь остается без служб. Тогда налетает на нее отряд активистов и закрывает церковь “по требованию населения и за ненадобностью”. Закрытие церквей начиналось в конце 50-х годов с приходов, не имеющих постоянных священнослужителей, т.н. “затухающих приходов”»[7]. Затем вал закрытия церквей пришел в сторону «инициатив трудящихся», не желающих иметь «очаг духовного дурмана» рядом со школой, заводом, местом отдыха. В некоторых областях СССР это приняло стихийный характер. Согласно статистике, приводимой М. В. Шкаровским в период с 1958 по 1964 гг., Церковь в целом по стране лишилась 4834 храмов и молитвенных домов, 40 монастырей, 4-х семинарий. Количество приходских священников сократилось на 3774 человека, насельников монастырей на 3206 человек[8]. В Одессе закрыто 12 церквей из 20 существующих, в Ростове на Дону — 8[9]. В областях Центральной России  с 1960–1963 гг. снято с регистрации в г. Москве – 1 церковь, в Московской области – 26 церквей, Рязанской – 21, Владимирской области – 6, Ярославской – 48 церквей, Ивановской  – 11[10]. Только за 1960–1963 гг. в областях Центральной России было закрыто 179 храмов[11]. Специфика Центральной России состояла в том, что ее регионы расположены поблизости от центра, и, с одной стороны, все директивы центра находят свое воплощение в рядом находящихся областях, с другой, в ракурсе религиозном, здесь мы не находим того уровня религиозности, как в национальных окраинах, напр. Украине, Белоруссии, Молдавии. Да и само религиозное поле Центральной России выглядело неоднородным. В 1960–1962 гг. в Московской, Ярославской, Калининской областях был закрыт 31 храм, что на 1963 год почти составляло все количество храмов в Тульской области (32), было больше чем в Калужской (28), ¾ в Ивановской области (47)[12]. Вместе с тем картина в других областях РСФСР выглядела еще более удручающе. Например, к началу 60-х годов в Вологодской области осталось 17 приходов, из 75 приходов в 1958 г. Кировской области к 1965 году осталось 35[13].

Пропаганда и внедрение атеистическо-материалистической идеологии было возложено на «Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний», основанное в 1947 году. Заметим, что деятельность Союза воинствующих безбожников было прекращено административным порядком в 1941 году. Партийные руководители ясно сознавали, что в войну враги были реальные.

Масштабно проходила антирелигиозная кампания на пропагандистском фронте. В 1958 году лекторами общества «Знание» из 5.600 000 прочитанных лекций 303000 были посвящены антирелигиозной пропаганде[14]. Лекции читались на заводах, в колхозах, в «Домах атеиста». Причем открытых диспутов с верующими лекторы побаивались, метод, который «развлекал публику» в период военного коммунизма, в 60-е годы не рекомендовался в связи с отсутствием квалифицированных искусных и воинственно настроенных пропагандистов.

С сентября 1961 г. Общество выпускало ежемесячный журнал «Наука и религия» 100000 экз. С 1959 по 1961 гг. года вышло огромное количество всевозможных брошюр, тираж которых доходил до 300 000 экземпляров[15]. Были выпущены целые серии, посвященные антирелигиозной тематике: «Научно-популярная библиотека по атеизму», «Библиотекарь атеиста», «Библиотека агитатора» и т. д. Даже военное издательство довольно часто печатало такого рода брошюры, предназначенные для военных нужд. Академия наук выпустила брошюру «Вопросы истории и атеизма». В 1960 году начал выходить сборник «Спутник атеиста». Студентов институтов задействовали в атеистической пропаганде по месту прохождения практики[16]. В маленьком Рыбинске в 1963 году на предприятиях и в учреждениях культуры за год было прочитано 1215 лекций по антирелигиозной тематике[17].

Если ко всему этому прибавить атеистические фильмы, антирелигиозные музеи и гражданские обряды, то становится ясно, что задействован весь аппарат государственной идеологической машины. «Партийные организации не могут быть безразличными к вопросам антирелигиозного  воспитания населения, – писала ивановская газета «Рабочий край». – Их прямой долг организовать боевую, наступательную, целеустремленную и планомерную пропаганду научного атеизма»[18].

Главные аргументы и тематика пропаганды научного атеизма против религии были следующими. По утверждению партийных пропагандистов, религия порождена и поддержана социально-экономическими условиями, изменение которых должно привести к ее исчезновению. Она является лишь надстройкой, приговоренной к распаду при переходе социализма в коммунизм. Главным аргументом Божьего небытия в те годы служит свидетельство космонавтов, которые не встретили ни Бога, ни ангелов[19]. «Одной из наиболее важных причин живучести религиозных верований в СССР является отставание сознания людей от развития их бытия, – писали авторы «Спутника атеиста» в 1959 году. – …изменятся материальные условия, а затем в соответствии с этим изменяется и мышление людей»[20]. Очень широко в атеистической пропаганде использовались все случаи отречения от веры[21]. В нападках на Церковь делается упор на обличение духовенства — священнослужители в большинстве случаев паразиты, тунеядцы. В областных и районных газетах печатаются статьи, разоблачавшие аморальный облик священнослужителей и отдельных представителей церковных советов. Так, по уже заведенному шаблону, наряду с выступлениями отрекшихся от веры столичных священников А. Осипова, П. Дорманского, Н. Спасского и др., отрекшийся от веры бывший священник А. К. Маеров выступил с большой статьей в костромской областной газете, в которой разоблачил несостоятельность и  вредность религии и показал отвратительный моральный облик своих знакомых священнослужителей, ему была также предоставлена возможность выступить на радио[22].

Была задействована вся мощь государственного агитпрома, но желаемые результаты не были достигнуты. По свидетельству местных уполномоченных, церковные «предрассудки» мало поддавались атеистической аргументации, и для их искоренения приходилось прибегать к другим, несловесным методам. В с. Елховка Тейковского р-на Ивановской области 11 декабря 1963 года храм закрывали уполномоченная Совета по делам РПЦ при Тейковском райисполкоме Баранова, представители власти и начальник милиции, которые под предлогом ревизии чуть ли не силой забрали ключи от церкви у старосты, изъяли имущество и утварь, наличные деньги, штамп и печать. На просьбы верующих восстановить регистрацию храма последовал отказ[23]. Так, исчерпав все уговоры власти, не жалевшей сил для убеждения верующих с целью предотвратить паломничество к святому источнику в Макарьевском р-не Костромской области, паломничество не прекращалось; тогда по указанию властей силами геологов произвели взрыв, с целью изменения рельефа местности. Место было оцеплено силами коммунистов и комсомольцев с целью недопущения верующих. Но и это не помогло. Несмотря ни на что, люди продолжали идти к святому месту[24]. Исчерпав, по-видимому, словесные методы убеждения, председатель Межевского р-на Костромской области Ушаков заявил священнику Орлову: «мы будем закрывать церковь, а ты нам не мешай, если будешь мешать, то уберем и тебя»[25]. Вместе с тем, исходя из уровня религиозности населения, приходилось констатировать факт, что применение принудительных мер не только не способствовало ликвидации «религиозных предрассудков», но вызывало протесты у рядовых коммунистов.

 Не желая быть обвиненными в борьбе со своим народом, партийные идеологи писали, что их борьба направлена не против людей, а против мировоззрения: «Наступательность пропаганды ни в коей мере не должна означать высмеивание религиозных убеждений верующих… к тому лишь они способствуют оживлению предрассудков и оживляют религиозный фанатизм. Борьба с религией – это борьба не с верующими, а с антинаучными идеями, религиозной идеологией. Атеистическая пропаганда должна не разобщать советских людей, а объединять их в общем созидательном труде»[26]. С последним предложением можно было бы согласиться, если бы на практике все выглядело иначе. В письме чухломского священника А. Троянова, направленном на имя епископа Костромского и Галичского Сергия, звучит вопрос: «Вы ежегодно присылаете мне предостережения по поводу мер, направленных на предотвращение беспорядков на праздник Пасхи. Но как можем мы бороться против гражданской власти, деятельность которой и является главной причиной беспорядков?»[27]

Не добившись результатов с помощью административных методов, власть продолжила борьбу по разложению Церкви изнутри: «С целью усиления научно-атеистического воспитания трудящихся и усилению контроля за деятельностью духовенства и религиозных общин, в течение 1963 года работали 6 школ атеистов. С целью разложения за большинством членов двадцаток закреплены члены партии», – читаем мы в письме Палехского райисполкома к председателю СДРПЦ по Ивановской области[28].

Нередко применялся прием шантажа и угроз. Уполномоченный по делам РПЦ по Костромской области В. Кудрявцев прямо указывал, что «необходимо подготовить список людей, состоящих в церковных двадцатках с целью индивидуальной работы с ними, преследуя цель разложения церковных советов и общин… Для этого использовать материалы уголовного дела судебного процесса в г. Нерехте о том, как настоятель церкви в г. Нерехта Преображенский и казначей Ананьева устроили черную кассу, из которой раздавали деньги на покрытие налогов духовенству»[29].

В письме Фурмановского райсполкома: «Группы содействия по контролю за соблюдением законодательства о культах созданы по каждой действующей церкви и утверждены решением исполкома Райсовета от 13 декабря 1963 года. Исполком райсовета, пересматривая состав двадцаток, по рекомендации руководителей групп включал в состав желаемых лиц»[30]. Группы содействия по всей стране работали в постоянном контакте с органами культуры, образования, здравоохранения[31].

Прот. В. Цыпин подметил тот факт, что Церковь, по существу отделённая от государства декретом СНК 1918 года, имела право не следовать указаниям государства в своей внутренней жизни[32], но государство не желало признать отделение Церкви от своих интересов.

Дальнейший ход событий показал, что даже при применении всех принудительных мер наступление на религию обречено на неудачу. Запугивание и репрессии не дали результатов. Большая часть общества оставалась верной своему религиозному мировоззрению. Причем эта часть общества была как раз не «группой забитых и невежественных» людей прошлого, как выражались партийные агитаторы, а представителями научной, передовой интеллигенции – ракетостроители и физики, математики и естествоиспытатели, экономисты и философы: И. В. Курчатов и Б. В. Раушенбах, С.С. Аверинцев, Д, С. Лихачев и мн. др. Кто-то из них открыто провозглашал свою веру, кто-то был  «тайным» христианином, кто-то был даже тайным священником, как доктор геолого-минералогических наук, профессор Г. А. Каледа. Именно из интеллигентской среды вышло такое движение сопротивления режиму, как дессиденство (почвенники, деревенщики).

По свидетельству историков, на религиозность народа хрущевские гонения повлияли незначительно, более того в начале 1960-х годов в ряде регионов РСФСР (например в Чувашии, Тамбовской, Рязанской, Кемеровской областях) намечался рост обращений верующих к священнослужителям для совершения церковных обрядов[33]. Оставшиеся в ходе антирелигиозной кампании и не закрытые храмы были полны народа. В Москве в 1959 году в действующих 36 храмах, в связи с большим количеством верующих, совершалось по две Божественных литургии[34]. В Центральной России посещение храмов в праздники было на уровне 8-10%[35]. О высокой посещаемости церквей свидетельствовали лица, осуществлявшие «контроль за соблюдением законодательства о религии». Выполнявшая поручение райисполкома активистка комиссии по контролю за исполнением законодательства о культах Богданова А. И., которая была на пасхальном богослужении в церкви села Николо-Замошье Некоузского р-на Ярославской области, докладывала начальству:«Народу в церкви было много, была и молодежь, священник читал проповедь, но содержание проповеди пересказать невозможно. Но из отрывков можно понять, что она была произнесена о жизни Иисуса Христа»[36].

Обрядность была на высоком уровне.  Процент крещений был значителен. В Тульской области, например, в 1960 г. крестили 36, 5% детей от общего количества родившихся, в 1961 г. 40%, в Костромской области в 1960 г. крестили 38,1% новорожденных, в 1961 г. 43,3%[37]. В 1978 г. в Рязанской области в Спасском районе 76,2% от числа родившихся детей, в Скопинском районе было крещено 68,1%, в Рязанском 49,6%[38]. «Темный народ», как выражались партийные идеологи в то время о верующих, по-своему реагировал на пропаганду атеизма. Уполномоченый СДРПЦ по Костромской области В. Кудрявцев писал в своем отчете в Совет: «В колхозе «Красный флот» Костромского р-на комсомолка Нина Воробьева – агроном колхоза крестила своего ребенка потому, что жила одна без мужа. В колхозе детских яслей нет, и к кому не обратится посидеть с ребенком, никто не хочет, да еще объясняют ей, ведь он у тебя «нехристь», крести, тогда и посидим. Нина Воробьева вынуждена была сдаться и окрестить своего ребенка. Насколько является сильным влияние верующих на молодежь видно из того, что за февраль 1959 года в Костромском кафедральном соборе окрещено 200 детей»[39].

В государственном областном архиве Костромской области был обнаружен просто «крик души» уполномоченного по делам РПЦ В. Григорьева: «Приведенные примеры по г. Костроме и 7-ми районам со всей убедительностью доказывают, что не только в городах, но и в районах количество вредных для наших людей религиозных обрядов не только увеличивается, но в отдельных районах принимает угрожающие размахи. Если у нас из года в год увеличивается рождаемость, то количество крещений также увеличивается. Если из года в год увеличивается количество зарегистрированных браков, то количество венчаний также увеличивается. Если смертность из года в год уменьшается, то процент религиозных похорон по умершим не уменьшается, а увеличивается»[40]. Затем, он в своем отчете жалуется на нежелание коммунистов трудиться на атеистическом фронте борьбы: «В Программе нашей Партии каждый член КПСС должен быть атеистом, каждый подготовленный член КПСС должен вести антирелигиозную работу. А у нас, в г. Костроме, в отдельных партийных организациях не проводятся партсобрания с вопросом «об отношении Коммунистической партии к религии» только потому, что в организации не нашлось докладчиков на эту тему»[41]. Корреспондент Ивановской областной газеты «Ленинец» Б. Лившиц писал с сожалением о том, что даже комсомольцы области совершают религиозные обряды. Он недоумевал: «Откуда бы все это? Вроде и церквей у нас немного, и народ грамотный…»[42].

Из года в год уполномоченные СДРПЦ Вагин (Ярославская обл.), А. Григорьев, В. Кудрявцев (Костромская обл.), С. Ножкин (Рязанская обл.) в областях Центральной России, да и по всей стране отчитывались о проделанной работе, количестве прочитанных лекций, просмотренных кинофильмов, изданных брошюр, строго следили, чтобы оторвать детей от Церкви, осуществляли контроль и прямое вмешательство в дела Церкви, отделенной от государства, а количество верующих не уменьшалось, доходы Церкви увеличивались, обрядность тоже.

Знаменитый ярославский протоиерей Борис Старк в своей книге «Вся моя жизнь – чудо» вспоминает период своего служения в Херсоне в 60-е годы и рассказывает о «свадебной эпидемии» среди комсомольцев завода, которые узнав, что их комсорг венчался и что за венчание можно отделаться лишь карикатурой в стенде «Окно сатиры», массово стали венчаться[43]. В г. Углич Ярославской области в целях выявления религиозной настроенности населения города в 1962 году были проведены проверки всех семей учащихся. Результаты проверки показали, что в 30% семей школьников имеются иконы и в этих семьях имеются верующие. Члены комиссии объясняли данную ситуацию тем, что «в основном это граждане пожилого возраста»[44].

Церковь, вера в Бога, своим пусть даже минимальным присутствием в душах людей показала ложность устремлений материалистов, боровшихся с религией при помощи всей государственной машины на протяжении всех лет существования советской власти, показала тщетность их усилий. Повсеместное насаждение безрелигиозной обрядности не увенчалось успехом. Люди привыкли к культурному обслуживанию, но никак не связывали его с религиозной обрядностью.

 Приложив столько усилий для воспитания нерелигиозного человека, партийные активисты недоумевали: «Непонятно также и то, почему в Угличе не могли придумать лучшего памятного знака – медали для новорожденных, чем медаль с изображением вечевого колокола. А что такое колокол? Мы же знаем, какое место он занимает в РПЦ». «…Трудно понять также мотивы, – пишут далее, – которыми руководствовались товарищи из Часового завода, украшая стену столовой изображением рая с райскими яблоками и райскими птицами. Рабочие завода, иронизируя, предлагают для полноты картины нарисовать Адама и Еву»[45].

Вот так через асфальт атеистической пропаганды пробивалась религиозность людей.

Церковь не молчала. Святейший Патриарх Алексий I обращался в Совет по делам РПЦ с просьбой о встрече с руководителями государства, чтобы выразить протест относительно начавшегося гонения, мужественно исповедуя свою веру и непобедимость Церкви. В Журнале Московской Патриархии появлялись статьи призывающих верующих не отчаиваться, ибо Христос обещался неложно быть с Церковью до скончания века. Всеми верными Церкви особо было отмечено храброе выступление Святейшего на конференции советской общественности за разоружение (Москва, февраль 1960 г.), в которой Патриарх неприкрыто намекал на начавшееся гонение, мужественно исповедуя свою веру в непобедимость обетования Христова — единственное оружие Церкви, находившейся уже более сорока лет в тисках безбожной власти, которая стремится — и не скрывает этого — их уничтожить. Церковь не побоялась отлучить ренегатов от общества верных[46].

В воспоминаниях митрополита Питирима о реакции Святейшего Патриарха Алексия I во время гонений на Церковь мы слышим позицию истинно верующего человека: «Когда мы, молодые и горячие, начинали активно возмущаться, он только качал головой  и с печальной улыбкой говорил: “Ну, что вы! Все именно так, как должно быть. Именно этим проверяется наша верность своему долгу”»[47].

В тяжелый для Церкви 1959 год, когда нетерпимость по отношению к Церкви была высока, когда за каждое слово, сказанное с амвона, да и не только с амвона, а сказанное вслух против антирелигиозной политики властей страдали люди, пастыри Церкви не молчали. Священник Георгиевской церкви Буйского р-на Костромской области С. А. Астафьев не побоялся  на проповеди призывать родителей внушать детям, что посещение церкви необходимо[48].

Странными на первый взгляд (но созвучными с мыслями Патриарха – прим. автора) могут показаться воспоминания протоирей Бориса Старка о «хрущевских гонениях»: «Все это происходило во времена Н. С. Хрущева. Слава ему и хвала, что он “оттепель” устроил, но все-таки по отношению к Церкви он был очень жестоким. Он был и мудрым, и одновременно циничным, а по поводу Церкви говорил: “Попов надо брать не за горло, а за брюхo” – и всеми силами мешал церковной жизни. Но я двенадцать престолов в то время освятил и четыре новые церкви построил»[49].

 Протоиерей Анатолий Денисов, вспоминая об удивительной жизни архимандрита Павла (Груздева), о его мудром понимании духовной жизни, говорит: «В Троицкой церкви отпел он многих партийных начальников, “верующих и неверующих”»[50].

С наличием таких пастырей можно было смело констатировать провал и бесплодность борьбы атеистического мировоззрения. С окончанием эры Хрущева в 1964 году антирелигиозная кампания пошла на убыль. Государственный заказ на «беспощадную борьбу» с религиозными пережитками ушел в лозунги и рутинную работу, которая продолжалась вплоть до ухода «руководящей и направляющей» со сцены истории в 1989 году.