Ревнуя о дарах духовных,

старайтесь обогатиться ими

к назиданию церкви

(1Кор 14, 12).

В условиях жесточайших гонений Советской власти новомученики фактически осуществили восстановление Церкви как юридической организации, сохранили ее как монолитное религиозное сообщество и добились права легальной оппозиции марксистко-ленинской  идеологии. Подавляющая часть членов Церкви – Патриарх, архипастыри и проч. – твердо верили в то, что ее не одолеют «врата адовы» не только духовно, но именно в материальном смысле. Они сорвали многочисленные попытки профанации и, совершая очищение церковного сознания, значительно обогатили богословское знание. Поэтому изучение жизни и подвига новомучеников и исповедников не может останавливаться только на выявлении жития и истории страданий, необходимо также изучение их богословского опыта [1].

Очевидно, что мы упускаем главное, когда публикуем литературно скорректированные биографии и некоторую часть следственных дел. Не всегда становится ясно, за что конкретно пострадал тот или иной мученик, а это становится причиной отклонения комиссии по канонизации.

Борьба проходила на высоком интеллектуальном уровне. В числе мучителей находились не только образованные и просвещенные люди, но некоторые из них были священнослужителями, получившими полное богословское образование. Вопрос предмета, который защищал исповедник, подвергался более серьезному испытанию, чем научное исследование. Некоторые из гонителей, например священник Михаил Галкин – один из творцов декрета о свободе совести, утверждал: «И это еще большой вопрос, кто настоящий христианин…» [2, c. 429]. Проблема усугубляется тем, что материалы следственного дела, как правило, так и остаются недоступными для повторного богословского анализа. В качестве исключения можно назвать широкую и планомерную работу, которая уже длительное время проводится в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. В частности для нас интерес представляет публикация следственного дела Патриарха Тихона, которая появилась в печати еще в 2000 году.

Деяния новомучеников следует рассматривать в диапазоне большем, чем период Советской власти, поскольку Октябрьская революция явилась результатом многолетней политической борьбы, где Церковь уже пребывала в состоянии исповедничества. Церковь испытывала мощные внутренние разделения, возникшие в результате реформы церковного управления и реорганизации приходов. Особенный вред наносили идеи возрождения первичных форм христианской жизни. В частности, такие идеи исходили от самого Синода, который принял временный приходской устав и ввел принцип выборности во все уровни священства [2, c. 11-12]. В результате этого Церковь погрузилась в бесконечную череду заседаний и в многочисленных комитетах сопровождалась нечистоплотной агитацией. В реальности же пресеклось одно из главных свойств Церкви – последовательное преемство традиции, а это всегда становилось основанием раскола.

После отречения императора Николая II от власти в марте 1917 года Временное правительство лишило Церковь бюджетных средств, которые являлись компенсацией секуляризации церковных имуществ. Более того, Временное правительство лишает Церковь главных рычагов общественного воздействия: 20 июня национализируются все церковно-приходские школы (около 37 тыс. школ), 14 июля закон о Свободе совести закрепляет права антирелигиозной жизни, грубо попирая традиционные устои. В сентябре захватываются церковные типографии, включая типографию Троице-Сергиевой лавры.  Кроме этого Временное правительство поощряет устные и печатные глумления над Православной Церковью, а осенью начинаются массовые ограбления церквей и монастырей.

К первому деянию новомучеников следует отнести возрождение патриаршества. За 200-летний синодальный период это деяние выходило за формальные рамки последовательного преемства традиции, но, по сути, являлось возрождением древнего благочестия и восстановлением вселенской традиции. Однако это внешнее укрепление могло осуществляться только за счет сокращения достигнутых свобод. Стенограммы заседаний первой сессии церковного собора говорят о том, что вопрос о патриаршестве мог откладываться на неопределенный срок. Открытые прения начались только 11/24 октября 1917 года и продолжались в течение 10 заседаний, и если бы не революция в Петрограде, то, вероятно, собор так бы и не избрал Патриарха [2, с. 82-104]. Именно очевидная пора мученичества остановила бессмысленный спор. Само избрание свидетельствовало об окончании эпохи выборности, когда для окончательного избрания Патриарха из 3 кандидатов по апостольскому подобию был использован жребий. Но и здесь собор хотел не игры случая, а сверхъестественного указания. Поэтому жребий не был брошен, а был вынут делегатом от ученого монашества известным старцем иеросхимонахом Алексием (Соколовым), который по общему признанию был прозорливым [3]. Уже вскоре появились первые страдальцы за Патриарха, а сама принадлежность к патриаршей Церкви становится источником дополнительных мучений.

Вторым деянием новомучеников является решение вопроса о защите святынь. Впервые этой проблеме было посвящено закрытое заседание Московского собора по поводу угрозы святотатства киевским святыням, однако никакого соборного решения не последовало [2, с. 436-437]. Вскоре потребовалось реальное участие и в Москве. На этот раз собор разрешил проблему о защите кремлевских святынь переговорами с большевиками, штурмовавшими Кремль [2, с. 109-110]. Ситуация еще больше углубилась после Октябрьского переворота  в 1918 году, когда был опубликован декрет СНК о свободе совести  [4, с. 29-30]. Советская власть, планируя достичь решительной победы, взяла курс на полное уничтожение православных святынь. По замыслу коммунистов, лишение юридических прав и широкая система дезинформации должны были обусловить надругательство над святынями самими верующими, что предопределило бы их трансформацию в наиболее активного строителя коммунизма. Об этом предупреждает первое постановление Святейшего Патриарха Тихона, которое для защиты церковных святынь предполагает создание братств и обществ [4, с. 30-35]. Массовые протесты позволили оттянуть на полгода исполнение декрета. Только 24 августа 1918 года появляется инструкция Наркомюста «О порядке проведения в жизнь декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви"», которая в конце 1918 года позволяет развернуть невиданную кампанию издевательств над святынями: вскрытие мощей, разрушение монастырей и экспроприация ценностей. Луначарский назвал это борьбой «с представлениями о возможности чудес» [5, с. 14-15]. Кульминацией борьбы Советской власти со святынями следует признать декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей от 23 февраля 1922 года. Теперь Церковь должна была точно определить свою позицию, и поэтому Патриарх Тихон 28 февраля 1922 года обнародовал послание, в котором на основании 73 правила апостолов и 10 правила Двукратного Собора о «святотатстве» фактически подверг большевиков проклятию и анафеме.

Однако властями были организованы судебные процессы, где с позиции силы и страха смерти большевики оспаривали правомерность употребления этих правил, ссылаясь на юридическое право собственности, которое государство приобрело действием декрета СНК от 20.01.1918 г. «О Свободе совести». А богословская сторона вопроса оспаривалась многими высшими иерархами (митрополитом Арсением (Стадницким) и др.) и настоятелями храмов, которые ссылались на опыт Вселенской Церкви и таких святых отцов, как Иоанн Златоуст, Амросий Медиоланский и др., которые употребляли священные сосуды для выкупа пленных или помощи голодающим [6, с. 200-220]. Они же считали справедливым употребление правил о святотатстве лишь в отношении лиц, расхищающих священные сосуды в личных целях [6, с. 216-224]. Таким образом, вставал вопрос о том, является ли защита святынь мученичеством за Христа?

 Рассматривая вопрос в юридической плоскости, можно заметить, что Советская власть на самом деле потеряла абсолютное право на имущество Церкви, передав его обратно группам верующих, хоть и во временное пользование. Дело в том, что затраты, которые затем понесли верующие от расхищений, разрушений и ремонта в таких гигантских масштабах, не соизмеримы с любой мыслимой «арендной платой» (например, разрушение и разграбление церквей самими большевиками). Поэтому Церковь обоснованно предлагала замену богослужебных ценностей их реальной стоимостью.

В богословском отношении ситуация еще более удручающая. Дело в том, что это вопрос сначала евангельской заповеди и только потом апостольских правил. Господь сказал: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7, 6). Полнее в этой обстановке трудно выразиться. Остается уточнить, что считать святынями: Ветхий Завет вполне ясно определяет святыню – «кодеш» (qadoš - евр.), т.е. любое имущество, посвященное и выделенное для Господа (Езд. 8, 28), к которому возможен доступ только лиц, посвященных служению, чтобы «не бесчестить Святого Имени Моего в том, что они посвящают Мне» (Лев.  22, 2-5). Это отношение сохраняется апостолами в новозаветной традиции. Евангелисты называют святыню тремя древнегреческими терминами ἱερός (священное), ἅγιος (богослужебное) и οςιος (благочестивое) [7, с. 127-128]. Апостольские правила и каноны Церкви среди святынь называют мощи святых, храмы, иконы, а также церковную иерархию и самих верующих [8, с. 119-121, 125, 126]. Поэтому применение правила о святотатстве следует отнести к первичному и относительно мягкому прещению Патриарха. Упоминаемый иерархами опыт святых отцов не нашел утверждения ни на одном Вселенском соборе, ни в правилах Церкви, и потому не может служить примером для подражания.

Поэтому к непосредственному деянию новомучеников следует отнести разъяснение Святейшего Патриарха Тихона, когда он уточнял суть «святотатства»: «Не относиться с легким сердцем к изъятию церковных вещей, когда есть чем их заменить, т.е. когда наши собственные драгоценности остаются при нас»  [6, с. 123]. Поскольку у верующих к тому моменту зачастую не оставалось ничего, кроме жизни, то пожертвование ею (любым способом) ради исполнения Евангельской заповеди должно вменяться как мученичество за Христа.

В заключение следует отметить, что богословский опыт новомучеников гораздо больше того, что отражен в рассмотренных случаях. Однако рамки данной статьи не позволяют в полной мере рассмотреть их творения, поскольку в каждом конкретном следственном деле стоят реальные истории мученичества, а палачи были исключительно изобретательны в своих средствах и методах. Мы не смогли рассмотреть деяние новомучеников в отношении обновленчества, форм сопротивления, касательно отношения к власти и проч. Но в последующих работах надеемся их осветить. Приглашаем и всех заинтересованных в данной теме исследователей заново пересмотреть материалы на предмет выявления затронутых проблем. Остается только пожелать при решении вопросов канонизации святых учитывать обстоятельства подвига в момент исповедания своей веры, поскольку именно в это время, согласно Евангелию, устами мученика говорит Сам Господь: «ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам» (Лк. 21, 15)[i].

Список литературы:

1. Иларион (Алфеев) митр. Православное богословие на рубеже столетий. Электронный ресурс www. http://hilarion.ru (дата обращения 30.10.2012).

2. Священный собор Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. Обзор деяний. Первая сессия. М. 2002.

3. Четверухин Илья, прот., Четверухина Е. Преподобный Алексий, старец Смоленской Зосимовой пустыни.  Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2003.

4. Русская Православная церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. – М.: Издательство Библейско-Богословского Института св.ап.Андрея, 1996.

5. Луначарский А.В. Об антирелигиозной пропаганде // Революция и церковь. Журнал Наркомата юстиции. №1 - 1919 г.

6. Следственное дело Патриарха Тихона. М. 2000.

7. Ключевые понятия Библии в тексте Нового Завета. Словарь-справочник. Изд-во «Герменевт», СПб, 1996.

8. Книга Правил Святых апостол, святых соборов Вселенских и Помест­ных, и святых отец — репринт с издания 1893. — М.: Издание Свято-Троиц­кой Сергиевой лавры, 1992.