С интересом и трепетом наблюдаю дискуссию по поводу развития кафедры пастырского душепопечения в Сретенской семинарии. Очень хотелось бы удержать дискуссию в сути проблемы, а именно в необходимости расширения курса психологии и ряда других предметов.
В положившей начало дискуссии статье «Православное пастырство и попытки его обновления» отец Вадим Леонов пишет: «Уверен, что мы не получим адекватно подготовленных священников. <…> Если говорить о моем предложении, то оно состоит в том, чтобы на пастырском отделении магистратуры изучалась современная пастырская проблематика, и на основе этого разрабатывались и внедрялись в приходскую жизнь методы и средства пастырской помощи, твердо основанные на святоотеческом опыте…» Звучит благородно и духовно.
Однако хотелось бы понять, каким образом отец Вадим определил успешность и адекватность подготовки священников в предыдущем модуле 2015 года, который он так активно защищает, а также разобрать суть пастырской проблематики в историческом разрезе и эффективность разрешения ее теми методами, на которые опирается автор. Начнем с последнего.
Архимандрит Киприан Керн так обозначает в своем труде «Православное пастырское служение» суть пасторологии: «В центре науки лежит сама личность священника и его деятельность»[1]. Кем же были те, кто становился священниками на протяжении столетий? Каков был мотив для рукоположения большинства из них? С помощью каких методов изучалась пастырская деятельность в духовных учебных заведениях? Как изменилось положение дел в XXI веке?
Как известно, до революции священники и их семьи входили в духовное сословие. А это значит, что детям священников была только одна дорога — в священники. Они могли учиться только по духовной линии и после этого выбрать себе род деятельности — служить на приходе, преподавать в семинарии или работать в епархиальном управлении. Если кто-то отчислялся из семинарии, то ему дорога была в чтецы или пономари. При несогласии человек выводился из духовного сословия и отправлялся в солдаты[2]. Юноше, не имеющему отца-священника, в духовное сословие войти было крайне сложно. Получать образование лицам недуховного сословия было разрешено только с 1871 года. В «Настольной книге священнослужителя» (8 т. 6 гл.) говорится о принудительном обучении мальчиков из семей духовенства: «Зачастую против их воли зачисляли в Духовное училище, а потом юношей, не имеющих еще и понятия о Священстве, — в Духовную семинарию. Нельзя забывать печального факта массового бегства из дореволюционных семинарий или уклонения от принятия Священства и предпочтения светской карьеры»; «Или же самый печальный признак, — стипендия в духовной школе, каковой стипендии иные школы не дают». Далее идет перечисление распространенных внутренних устремлений семинаристов, осознанных или подспудных:
- «Искание Священства ради материальной выгоды, основанное на мнении, что “священник никогда с голода не умрет”.
- Расчет на возможность осуществлять с амвона пропаганду собственных политических или национальных взглядов.
- Честолюбивые расчеты, желание достичь положения учащего, господствующего над другими, искание себе славы и чести, тщеславие.
- Эстетическое прельщение красотой православного богослужения, церковного пения, торжественностью чина архиерейского богослужения и прочими чисто внешними атрибутами Священства, хотя и имеющими важное значение, но не определяющими сущность духовной жизни пастыря.
- Утомление от дел светской жизни, разочарование или даже отвращение к прежней работе, сознание своей профессиональной непригодности к ранее полученной специальности. Кризис в личной, семейной жизни и надежда выйти из него путем принятия Священства»[3].
Для многих будущих пастырей священство не являлось ни желанием, ни призванием. В дореволюционной России тем временем предмет «Пасторология» в духовных учреждениях периодически подвергался реформированию. (К чести сказать, не боялись ведь искать новые формы, не удовлетворяясь прежними, писали новые уставы, экспериментировали.) Реформа духовных академий 1869 года даже ввела в них церковно-практическую специализацию. Однако расцерковление людей шло полным ходом, пока система духовного образования пыталась совершенствовать практическую методологию пастырей. (Не напоминает ли такое положение дел 20-е годы XXI века?) В епархиальных отзывах 1905-1906 гг. большинство архиереев писали о том, что корень многих церковных проблем в ослаблении приходского духовенства, которое непосредственно связано с состоянием духовного образования. «Священников готовят формально, следствием чего является формальная исповедь, холодное отношение к Таинствам. Богословие и пастырское служение слабо связаны друг с другом, результатом является оторванность догматики от христианской жизни, вырождение нравоучения в пустой морализм. Следовательно, пастырское богословие плохо выполняет свои задачи»[4].
К слову о Дитрихе Бонхёффере, из-за издания книги которого Сретенским монастырем, поднялся такой шум.
Российские духовные школы первой половины XVIII в. брали за пример католические и протестантские семинарии и коллегии и реализовывали их пастырскую составляющую образования. Многие архиереи и ректоры епархиальных школ старались включить по немецкому образцу элементы пастырского образования в учебные планы, причем не сводя их исключительно к практической подготовке, а включая в общий богословский курс. Первым включил составляющую в учебный курс богословия ректор Славяно-греко-латинской академии (1769–1774) архимандрит Феофилакт (Горский).[5] Сам архимандрит Феофилакт не скрывал, что структуру богословской системы, в том числе и ее пастырскую составляющую, он заимствовал у немецкого протестантского богослова Иоганна Франца Буддеуса.[6]
Уж если на Руси открыто опирались на немецкие основы Пасторологии и развивали их на протяжении ближайшего столетия, то возмущение по поводу издания замечательной книги Дитриха Бонхёффера на этом фоне вызывает, мягко говоря, недоумение.
Отец Вадим в своей статье пишет: «Православный “метод” — иной: свидетельство о Боге своей жизнью, своим личным подвигом, посредством Божественной благодати. И это не секулярная “работа с людьми” по их “приведению к Богу”». Замечательные слова, и, безусловно, этому «православному методу» учили в семинариях в рассматриваемый нами период — до революции и после. Однако этот метод предполагает сознательный выбор пастырского служения как призвания, а не необходимость: «потому что идти больше некуда», желание иметь личный подвиг больше, чем возможность прокормить семью, и несомненное хождение пред Богом в Духе Святом. Каковы же были практические плоды на местах в то время?
Вот, например анализ архивных материалов Омской епархии в период 1895-1917 гг. 40% от общего числа священнослужителей были без какого-либо образования. Епископ Омский Сергий писал, что священство не хочет и самообразовываться: «Трудно и совершенно невозможно убедить, чтобы полюбил книгу под старость тот, то не привык к ней, кто избегал ее с ранней поры»[7]. Далее читаем: «Владимир Прудентов — за безнравственную жизнь лишен священнического сана и исключен из духовного звания; Николай Паникаровский — за нетрезвую жизнь и неисправность по службе был отрешен от должности и низведен в причетники; Петр Кондратский — за нетрезвость, соединенную с опущением Богослужений и треб…»[8]. Русские пословицы запечатлели не лучший нравственный облик пастыря: поп в церковь идет — о девках думает; поп в трапезу ковыляет — о рюмочке помышляет и т. д. По данным Святейшего Синода, в 1907-1913 годах постоянно росло число жалоб прихожан на священников, случалось, что конфликты заканчивались драками и даже убийствами.
Росло число так называемых «братцев» из народа. В ряде случаев это были бывшие прихожане. Неудовлетворенные проповедями своих священников, они сами начинали проповедовать. «Братцы» разговаривали с народом на простом и понятном языке, их популярность была огромной. Церковь нередко объявляла их еретиками, что не укрепляло ее авторитет в массе верующих[9].
Отчего же при обучении известным «православным методом» плоды нравственного состояния священства были такие печальные?
В статье Андрея Рогозинского «Делатели и деятели» читаем следующее: «Если для владыки Тихона и отца Максима живая традиция заключается в обращенности к выдающимся примерам служения, то с позиции отцов Павла и Стефана она скорее — синоним творения своего нового, свободы следовать за яркими идеями и не оглядываться назад».
Неужели же в рассматриваемом нами выше историческом периоде не было живой традиции обращения к выдающимся примерам служения? В то время служили такие выдающиеся пастыри, как свят. Феофан (Говоров), свят. Филарет (Дроздов), митр. Платон (Левшин) и другие. Но это единицы, и это были как раз люди своей эпохи, своего времени, не боявшиеся реформ, поисков нового, не удовлетворенные состоянием пастырского образования. «В эти годы в Русской Православной церкви появились замечательные пастыри — св. Иоанн Кронштадтский, св. Алексий Мечев, протоиерей Валентин Амфитеатров, духовнический и литургический опыт которых обогатил пастырское богословие, но поставил и ряд вопросов. В чем суть этого опыта, допускает ли он обобщение или связан исключительно с конкретной личностью пастыря? Если этот опыт обобщаем и может быть осмыслен и освоен, то возможно ли приобщение к нему академическим, “школьным” путем?»[10].
Наличие опыта единичных прекрасных пастырей существенно не меняет общей картины морального облика священства на местах. Можно восхищаться этим опытом в книгах, можно умилительно говорить о нем в публичных дискуссиях и беседах, можно завалить студентов на лекциях замечательными примерами, но почему-то люди по-прежнему массово расцерковляются, почему-то отношение к священнику как было отчужденным (в лучшем случае!), так и осталось, к тому же еще набирает обороты в XXI веке.
Сейчас, благодаря техническому прогрессу, мы имеем возможность быть в курсе того, что происходит с моральным обликом священников или монахов, порой они сами о себе свидетельствует в роликах, передачах и статьях. Нынче СМИ — лучший «дежпом», они молниеносно доводят до всеобщего сведения не только поступки, но даже и помыслы человека в рясе, его проблемы в Церкви, в общении с людьми, в семье и даже в пути из храма до дома. Общество ищет компромат, потому что не оправдываются ожидания от священника — нет даже не то чтобы «личного подвига посредством благодати», а часто и элементарного человеческого отношения к людям.
В священство и сейчас многие приходят не от горения и жажды подвига у престола, а зачастую (как показал наш многолетний опрос тет-а-тет) потому, что не поступили в другие ВУЗы или захотели такой же власти, денег и статуса, какие наблюдали у священников на своих приходах с детства и т. д. Приходят эти люди в духовные учебные заведения со своими детскими и взрослыми психологическими травмами, неудачами, поврежденной психикой, неразберихой внутри, и никакое собеседование, никакая комиссия их не отправит обратно, потому что тогда некому будет учиться. Да и разбираться в таких подробностях человеческой души некому и незачем. А тут еще и женитьба становится самоцелью, как необходимое условие духовной карьеры. Но многие из семинаристов не только не готовы к браку, но еще даже не научились элементарно строить отношения с противоположным полом. Следом идет рукоположение, появление детей (их порой много), сложности с начальством, в общении с людьми. Все это настигает молодого пастыря в состоянии полнейшей уязвимости, а в душе у него порой раны, обиды, непостроенная система внутренних ценностей, непонятные отношения с Богом или вовсе их отсутствие. Вот одно из живых свидетельств выпускника семинарии, которого мы знаем лично: «Я пришел в церковь как человек, глубоко задавленный психологическими проблемами, а также измученный зависимостями и неправильным воспитанием»[11].
Казалось бы, есть исповедь, но исповедь — это констатация факта, а не решение проблем, духовная беседа. Очевидно, что система семинарии не очень (мягко говоря) располагает к доверию и откровению с духовным, пусть даже и очень уважаемым лицом. И лицу тому некогда копаться в детских травмах какого-то семинариста, да и не умеет он, потому как знает только опыт хороших пастырей и святых отцов, а для пришедшего человека, не умеющего даже осознать, что он чувствует, это не более чем просто отстраненная мораль, потому что все-таки это опыт другого человека. «В один прекрасный момент я понял, что, хотя и есть хорошие пастыри, любящие и образованные, но я не встретил еще ни одного, который мог бы мне оказать решительную помощь и наставление в деле возврата к нормальной жизни. Среди них молодые священники, священники, повидавшие жизнь и имеющие духовный опыт, или те же самые пресловутые старцы и монахи ближе к 70-ти годам. Ответ, который множество этих духовников могло мне дать, — либо сочувствующее молчание, либо слово утешения, либо честное признание того, что они не знают, что с этим делать. В подавляющем большинстве, к сожалению, они оказались не способны, к кому бы я ни обращался, дать адекватный и спасительный совет. По большей части все ограничивалось типичным православным набором: молись, постись, берегись геенны огненной, уготованной для блудников, и прочего благочестивого набора слов. Конечно, по своей эффективности и действенности это все стоит ближе к разметке “ноль”»[12]. Как видим, будущий пастырь остается наедине со своими проблемами. Всем, кто знает тяготы священнической жизни, понятно, каково будет внутреннее состояние пастыря, его горение у престола при старте в таком сложном душевно-психическом состоянии. А о профессиональном выгорании священников вообще до недавнего времени говорить было не принято. Служба в выгоревшем состоянии — не иначе как формальность, причем опасная для людей, так как вводит в искушение и смущает прихожан, которые не могут этого не чувствовать.
Очевиден вывод: будущему священнику не только для служения, но в первую очередь для старта в служении к опыту святых отцов и выдающихся православных пастырей необходимы дополнительные инструменты, чтобы для начала разобраться и помочь себе как минимум, а потом уже другим. Эти инструменты может дать в том числе психология. И не на уровне двухчасового факультатива в полугодие, а по возможности основы этой науки и практика, чтобы в том числе и с ее помощью, суметь «перевязать раны» себе и по необходимости оказать помощь своим товарищам по служению, которые остаются порой внутренне незащищенными и почему-то не вылеченными «святоотеческим опытом и посредством божественной благодати».
Теперь вернемся к утверждению отца Вадима в его первоначальной статье, открывшей дискуссию: «Уверен, что мы не получим адекватно подготовленных священников». Возникает недоумение — а как же упование на Волю Божию, где же Промысел Божий? Святитель Филарет Дроздов только через несколько лет (!) позволил себе оценить значение духовно-учебной реформы 1808-1814 гг., в которой он непосредственно участвовал, ибо успешность ее определяется плодами во времени[13].
Необходимость расширения курса психологии и ряда других добавленных предметов магистратуры (в этой статье не затрагиваемых) жизненно назрела, и если сейчас не принимать мер и оставаться в иллюзии, что в пастырстве все хорошо, то расцерковление людей будет уже необратимо, а что бывает после этого, мы хорошо знаем из уроков истории. Поэтому придется набраться решимости и сделать это. Как сказал известный французский писатель: «Чтобы открыть новые части света, нужно иметь смелость потерять из виду старые берега».
Надеемся, что у отца Вадима и его единомышленников достаточно мудрости и добросердечия, дабы не поспособствовать «аборту», а позволить родиться еще не рожденному «ребенку» и судить его по плодам во времени[14]. Вспомним замечательные слова Гамалиила: «И ныне говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деян. 5:38).
[1] Арх. Киприан Керн. Православное пастырское служение. [Электронный ресурс.] URL: https://azbyka.ru/otechnik/Kiprian_Kern/pravoslavnoe-pastyrskoe-sluzhenie/.
[2] Православное священство в царской России. [Электронный ресурс.] URL: https://filaretuos.livejournal.com/131201.html.
[3] Настольная книга священнослужителя. Том VIII. [Электронный ресурс.] URL: https://azbyka.ru/otechnik/Pravoslavnoe_Bogosluzhenie/nastolnaja-kniga-svjashhennosluzhitelja-tom-8/6.
[4] Журналы учрежденной при Святейшем Синоде Комиссии для выработки проекта нового Устава духовных академий. СПб., 1909. С. 6-8. Интересно, что при подготовке нового Устава духовных академий в 1909 г. обсуждение пастырской подготовки стало вновь актуальным. Сам вопрос о предназначенности академий к подготовке духовенства вызвал горячую дискуссию. Если пастырской, духовной школой в «профессиональном» смысле слова является семинария, то следует ли специально готовить к священству и настойчиво призывать к принятию сана студентов академий? Преосвященные Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский) считали, что сомнений в этом вопросе быть не может: подготовка к пастырству должна стать структурообразующей идеей высшего духовного образования и практическим применением теоретического богословия к жизни Церкви. Представляя пастырство лишь одним из возможных выходов для своих выпускников, академии, по мнению преосвященных, изменяли своей главной задаче и лишали богословие его главной составляющей. Однако их оппоненты были против такой однозначности: академии должны заниматься научным изучением богословия. Хотя и желательно, чтобы выпускники академий стремились служить Церкви в священном сане, практическое применение богословских знаний не столь однозначно, а упрощение в его осмыслении чревато ослаблением богословской науки и неявным насилием над искренним выбором духовного пути (Журналы учрежденной при Святейшем Синоде Комиссии для выработки проекта нового Устава духовных академий. СПб., 1909. С. 8-9.) Новый Устав 1910-1911 гг. был попыткой компромисса этих точек зрения, но неудачной.
[5] Курс лекций был издан в Лейпциге через 10 лет, когда автор был уже епископом Переяславским: Orthodoxae Orientalis Ecclesiae dogmata, seu Doctrina christiana de credendis (pars I) et de agendis (pars II), usibus eorum, qui studio theologico sese consecrarunt addixeruntque, adornata accommodataque. Lipsiae, 1784 (Догматы Православной Восточной Церкви, или Христианское учение о том, во что должно верить (часть I) и как должно действовать (часть II) тем, кто посвятил себя изучению Богословия, со всеми необходимыми для того сведениями). Первая часть — догматическое богословие — была издана раньше, в 1773 г. в России на русском языке: Догматы христианской православной веры. М., 1773.
[6] Buddeus J.-F. (1667–1729). В лекциях архимандрита Феофилакта были использованы: Institutiones theologiae dogmaticae. Leipzig, 1728; а также: Institutiones theologiae moralis. Leipzig, 1711; Historia critica theologiae dogmaticae et moralis. Frankfurt, 1725.
[7] Российский государственный исторический архив. Ф. 796, оп. 442, д. 1965.
[8] Там же.
[9] Из интервью с кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником Института российской истории РАН Владиславом Аксёновым. [Электронный ресурс.] URL: https://m.lenta.ru/articles/2016/05/29/revolution_church/.
[10] Сухова Н.Ю. Пастырское богословие в российской духовной школе. Вестник ПСТГУ: Богословие. Философия 2009. Вып. 1 (25). С. 40.
[11] https://kalakazo.livejournal.com/3379104.html?page=2.
[12] Там же.
[13] Свят. Филарет (Дроздов). Цит. соч. Т. 2. С. 158-160.
[14] В своей статье отец Вадим пишет: «Уважаемым авторам предлагаем также изучить уникальный опыт Хабаровской духовной семинарии, где с 2011 по 2015 год была предпринята серьезная попытка психологизации пастырского образования. Для этого приглашались известные психологи из Москвы и Санкт-Петербурга, были внесены существенные изменения в учебный план, но в результате от этого эксперимента сами его инициаторы отказались. Возвращение к традиционной семинарской программе произошло не по причине каких-то административных изменений, давлений или финансовых проблем». Мы решили последовать рекомендации отца Вадима и найти кого то из психологов, кто преподавали в тот период в Хабаровской семинарии, чтобы иметь представление из первых уст. Вот что ответила психолог Наталья Скуратовская: «Организаторы не отказались, просто митрополита Игнатия (который и был инициатором этого проекта) внезапно перевели из Хабаровска в Аргентину, а его преемник интересовался совсем другими вещами. Из семинарии тогда ушли 2/3 преподавателей, и не было смысла даже затевать разговор о продлении проекта на следующий учебный год».